Папа приехал перед Новым годом. Он должен был остаться до родов Настены. На работе пошли ему навстречу и дали отпуск — за свой счет. Отец очень изменился. От Насти он не отходил, а с приближением родов вообще перестал спать — так волновался за нее.
Маринка, наблюдая за этим, думала:
— На маму ему вообще было наплевать, когда та ходила беременной Мишенькой.
Маринка ревновала отца, ей было больно смотреть на то, как он ласкает чужую женщину. Вроде и не плохая Настя, но не могла принять ее Маринка до конца. А сейчас вообще отец отдалился от нее, даже и не поговорил с ней ни разу, с тех пор как приехал.
А однажды она услышала такой разговор между Настей и Клавдией:
— Настя, мне кажется, что вам с Васей надо быть как-то поласковей к Маринке, ведь она еще совсем ребенок. Это выглядит она на семнадцать, но ведь ей еще двенадцать. Васька что, он мужик, и не понимает этого, ты бы ему объяснила.
— Не знаю, Клав, что и делать. Не могу я на нее спокойно смотреть. Видишь какая она красивая, наверно, вся в мать пошла. Для меня она напоминание, что мой Васенька меня предал тогда.
— И ничего он тебя не предал. Знаешь, как бывает, обидишь мужика, а он, чтобы поднять свою значимость, к другой бежит за утешением. Вот не ценишь меня, так я назло сделаю. Тогда он не опытный был, Ольга — жена его, у него первая женщина. Ты же ему не давала, а ему это попробовать интересно было. Ольга сразу дала, что ей, она детдомовская, кто ее осудит? А тут еще ваша ссора.
А знаешь, Маринка совсем на мать не похожа, все говорят, что вылитая Мария, ты же ее знала.
— Клава, самое смешное, я этого сходства не нахожу, хоть Матвеич и говорит, что она очень на Марию похожа. Может, конечно, в молодости она и была красавицей, но я ее помню другой.
— Нет, ты все-таки пожалей девчонку, какая ей жизнь досталась. Васька с Ольгой жили как чужие. Васька все по бабам таскался, считал, что Ольга родила ее специально, чтобы его к себе привязать. А когда Мишка родился, так он вообще озверел. Сына на руки не взял ни разу, не помогал ей совсем. Маринка жила в этом аду. Она очень мать жалела. Но та, кроме Мишеньки, никого знать не хотела, все боялась его потерять.
— Ты меня не уговаривай, может, со временем привыкну к ней, но сейчас пусть будет так, как есть.
Маринка с горечью думала, ну вот, опять я им мешаю. Я плохое воспоминание об их прошлой жизни. Никогда ей этого не прощу.
Новый год они встретили дружно. Мужики веселились, правда, без спиртного, оба отпили свое. Матвеич с Аллочкой и беременными пили шампанское, а девчонкам ничего не дали — рано еще. Матвеич нарядился Дедом Морозом. Он подарил Маринке и Матрене по германской кукле. И где он только достал такие! Куклы были чудо как хороши! Маринке досталась брюнетка с зелеными глазами в красном бархатном платье. А Матрене — блондинка с голубыми глазами, а платье на ней было сиреневое. Это первая Маринкина кукла. До двух лет у нее были какие-то игрушки, но после, когда родился Мишенька, ей вообще перестали их покупать.
Новый год у нее был тоже первый. Ее родители никогда не праздновали его. Как-то так получалось, что зимой Миша был в больнице с мамой, а папа вообще уходил на целую ночь. Маринка смотрела телевизор и ложилась спать. Ее ровесники очень любили этот праздник. А ей любить было нечего.
Всю жизнь Маринка мечтала о такой кукле, и вот мечта ее сбылась. Но почему-то вместо радости она ощутила какое-то разочарование. Ее ровесницы еще с удовольствием играли в куклы, но Маринке это занятие казалось глупым и неинтересным. Но, чтобы не обидеть деда, она изобразила радость. А вот Матрена была счастлива по-настоящему, она все еще ощущала себя ребенком. Это тоже была ее первая настоящая кукла. Раньше она игралась чурочками, заворачивала их в тряпки и качала. Матрена из-за горба чувствовала себя обделенной, поэтому она всегда с тоской смотрела на маленьких детей, разве кто захочет жениться на горбатой? И тем интереснее казалась ей игра в дочки-матери.
Вот, наконец, и наступил долгожданный день родов. С утра прибежала взволнованная Аллочка: «Ну все, дочка, начинается». Настена с удивлением смотрела на Аллочку:
— Я ничего не чувствую.
— Ничего, скоро почувствуешь.
Маринка тихонько спросила у Аллочки:
— Что, книга засветилась?
— Да, чудо это такое, скоро родится новый Хранитель.
— А ты умрешь?
— Не скоро еще, через двадцать шесть лет.
Маринка горько заплакала:
— Я не хочу, чтобы она рождалась, это из-за нее ты умрешь.
Аллочка погладила Маринку по голове:
— Не бойся, девочка, смерти нет. Моя душа просто поменяет свою оболочку. Да и двадцать шесть лет еще впереди, это очень много.
Тут у Насти начались первые схватки. Аллочка не давала ей лежать, наоборот, заставила одеться и выйти на улицу.
Она объясняла Насте:
— Роды — это не болезнь какая, это естественный процесс, ходи пока вокруг дома. Когда схватки будут частыми, так сразу домой.
Через час прибежала Клавочка. Она с порога закричала:
— Баба Алла, у меня началось, я к тебе бегала, а тебя дома нет, хорошо хоть ты здесь!
Баба Алла всплеснула руками:
— Ну и что ты кричишь так громко? Я же не глухая. Скажи, а ты что, Настю не видела?
— Видела, она с Васькой по деревне под ручку гуляют. Я так волновалась, думала, может, ты в район подалась.
— Ну что ты, я же знаю, что скоро роды. Видно, вы и родите с Настеной в один день. Раздевайся-ка, я тебя посмотрю.
Путаясь в одежде, Клава торопливо разделась:
— А может мне с ними погулять?
Баба Алла неторопливо обследовала ее. Лицо ее нахмурилось:
— У тебя боли есть?
— В том-то и дело, что нет, только водички немного вышло.
— Давай, ложись, тебе ходить уже не надо. Придется тебе тоже здесь рожать. Я не могу в двух местах роды принимать.
Маринка спросила у Аллочки:
— А вдруг Хранитель родится у Клавдии?
— Будем молить Бога, что бы родился мальчик. Если родятся две девочки, то одна из них умрет.
Ровно через час Клавдия родила здорового мальчика. Аллочка прямо светилась счастьем:
— Легкие, какие роды, пусть и жизнь у него будет легкой! Как назовешь?
— Не знаю еще, пусть Николай называет. Вот он обрадуется!
Мальчика обмыли, запеленали и положили в приготовленную кроватку.
Пришли Вася с Настей. Настя прямо расстроилась.
— Ну, вот, а у меня никак. Так болит сильно, еле дошла.
Уже и Николай с работы пришел, а Настя все никак не могла разродиться. Теперь она уже не могла терпеть боль и кричала.
А Николай прямо весь светился от счастья. Аллочка отвела его в сторону.
— Тебе пора все вспомнить.