— Поверить не могу, что иду на вечеринку этого маленького придурка.
— Не думал, что дамы употребляют это слово.
— А как вы думаете, как мы еще забавляемся?
Участники вечеринки толпились даже в коридоре, и да, тема семидесятых явно преобладала: мелькание света, обтягивающие штаны, бархатные пиджаки, наборные каблуки и длинные волосы. У представителей обоих полов. Музыка подозрительно напоминала «Бальный блиц».
Я пожалел, что в курсе.
Пока мы пробирались сквозь толпу, Кирстен заметила:
— Похоже, ваша эпоха.
Кто-то сунул мне косяк, я затянулся и предложил его Кирстен. Та покачала головой:
— Я не люблю чужую слюну, во всяком случае на людях.
Появился Теренс. Облегающая желтая рубашка, тесные желтые штаны с красным поясом.
Я взглянул на Кирстен:
— Он как раз подходит к вашей машине.
Со лба Теренса катился пот. Он широко улыбался до тех пор, пока не разглядел мою спутницу. Тогда он заорал:
— Ты что, совсем выжил из своего гребаного ума?
Я протянул ему косяк:
— Остынь, приятель.
К нам подошел испанец лет двадцати с небольшим, неправдоподобно красивый, взял Теренса за руку и произнес:
— Я Джеральдо.
— В смысле Джеральд?
— Si.
Мне показалось, что он когда-то подавал мне кофе на Ки-стрит. Одет он был в черную шелковую рубашку и такие же штаны. На шее — тяжелая золотая цепь. Вот эту вещицу неплохо было бы стащить в ломбард, они бы там все в осадок выпали.
Джеральд протянул руку:
— Бар вон в том углу.
Теренс потопал прочь, бормоча:
— Увидимся позже, Тейлор.
Я повернулся к Кристен:
— А ведь он не назвал вас мамой.
Бармена я узнал: тот работал в одном из пабов. Он наклонился и прошептал:
— Я не голубой.
— Я что-нибудь сказал?
— Нет… но…
Он показал на несколько пар, которые уже потеряли всякий стыд.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы думали…
— Я думаю, нам стоит выпить.
— Понял… что желает леди?
— Виски со льдом. Две порции.
Бармен тут же выполнил заказ.
Теперь звучала «Хочешь к нам присоединиться?» Гэри Глиттера. Кирстен сообщила:
— Пусть только заиграет «Леди из деревни», и меня отсюда как ветром сдует.
Я засмеялся. Она сказала:
— Человек решил нарисовать мир. Шли годы. Он населял пространство изображениями провинций, королевств, гор, заливов, островов, комнат, приборов, звезд, лошадей и отдельных людей. Незадолго до смерти он обнаружил, что весь этот лабиринт линий не что иное, как морщины на его собственном лице.
Кирстен замолчала и залпом выпила виски. Совсем как докер. Я в последнее время повидал немало доков и потому заметил:
— Впечатляет.
— Это сказал Хорхе Луис Борхес… «El Hacedor».
— Вы бы прочли это Джеральдо.
— Да ладно, он слово «член» без ошибки не напишет.
Я вспомнил Джеффа и его цитату из Дилана и подивился, зачем люди запоминают такие странные вещи.
— И вы выучили этот отрывок наизусть. Зачем? — спросил я с недоумением.
— У меня не было выбора.
— Вы сейчас преподаете Борхеса?
Кирстен посмотрела на меня лениво и с прохладцей. Виски уже на нее подействовало, придав ее чувственности остроту.
— Да ладно, — проговорила она. — Вы уже делаете выводы. Ни о чем нельзя судить по внешним признакам. Мой муж, мой дорогой покойный муж повесил листок с этой цитатой над зеркалом в ванной комнате. Я полагаю, это застряло в памяти.
Зазвучала песня «Люди из деревни» под восторженные крики собравшихся. Кирстен сунула мне в руку пустой стакан и сказала:
— Я вас предупреждала.
И ушла.
Я пошел за ней. В коридоре кто-то схватил меня за руку. Терри, уже здорово обезвоженный. Он заорал:
— Какие игры ты затеял, Тейлор?
— Решил поставить ее лицом к лицу с обвинителем… может, признается.
— Ты настоящее дерьмо.
— Не без этого.
* * *
И ты остаешься, нетронутой.
Джонни Дьюхан.
«Нетронутая»~ ~ ~
Кирстен быстрыми шагами шла к собору Августинцев. Очень пьяный бизнесмен раскачивался, держась за дверцу «БМВ», и во все горло распевал «Девушка из Голуэя».
В последний раз я слышал эту песню, когда Стив Эрл пел ее со сцены Городского зала. Парень подшофе нажимал на клаксон в такт песни: раз, бип, два, бип, ик.
Вроде того.
Он казался безоблачно счастливым.
Меня едва не перекрутило от зависти. Я сглотнул и крикнул:
— Кирстен… Господи.
Я нагнал ее в конце Баттермилк-лейн. Она сказала:
— Терри крикнул «шлюха», когда я уходила, и плюнул.
— Бог мой.
— Я посоветовала ему остыть, если он не хочет заработать инфаркт.
Кирстен остановила такси и посмотрела на меня:
— Поедете?
— Конечно.
Водитель такси поведал нам, почему народ отверг договор в Ницце, и закончил вопросом:
— Не можем же мы позволить Европе помыкать нами, верно?
Никто ему не ответил. Кирстен сказала таксисту, куда ехать, и он тут же пустился в обсуждение датчан. У дома Кирстен выскочила из машины, крикнув мне:
— Заплатите ему.
И скрылась в доме.
Пока я шарил по карманам в поисках денег, водитель оглядел дом и заметил:
— Неплохо устроился, приятель.
— Я здесь в прислугах.
Он подмигнул:
— Эти курсы по найму — сила.
И такси, взвизгнув шинами, сорвалось с места. Я вошел в дом. Кирстен нигде не видно. Сверху послышался крик:
— Я в душе, чувствуйте себя как дома.
Я попытался.
Нашел бар, виски, налил себе, плюхнулся на диван.
На столике разбросаны книги, в том числе Джеки Коллинз, Элис Тейлор и Мейв Бинчи.
И — только подумайте! — великолепный, изящный том под названием «Легенда о святом пропойце» Йозефа Рота. В переводе Майкла Хофманна.
Я невольно поинтересовался.
Прочитал на клапане:
Издано в 1939 году, в год, когда автор умер. Как и Андреас, герой книги, Рот допился до смерти в Париже. Но это вовсе не автобиографическая исповедь.
Я сказал вслух:
— И слава Богу.
И закурил сигарету. Пепельницы нигде не видно. Начал читать дальше:
Это мирской рассказ о чуде, о том, как непутевому Андреасу, долгое время жившему под мостами, выпало несколько счастливых шансов, на короткое время переместивших его на другой уровень существования. Новелла невероятно динамична и остроумна, несмотря на грустное содержание.
Напечатано издательством «Гранта». Я слишком стар — или что? Я помню, как Билл Балфорд начал издавать журнал и написал книгу «Среди головорезов».
Она должна быть обязательной для полицейских, имеющих дело с футбольными хулиганами.
Мне пришло в голову стащить книгу. Просто сунуть ее в объемистый карман предмета 8234 и все. Я положил книгу обратно на стол.
Вошла Кирстен, вытирая волосы полотенцем. Босая, в коротком шелковом кимоно. Женщины в таком виде всегда меня волновали. Этакая ненавязчивая интимность. Мне редко сейчас приходится такое видеть, это наказание за мою искусственную изоляцию. Я смотрел с удовольствием. Она взглянула на книгу:
— Спереть не захотелось?
— Что?
— Да знаю я тебя, Джек Я и сама ее таким способом заимела.
Кирстен прошла к бару и принялась готовить себе выпивку, тихо что-то мурлыкая. Господи, как же она фальшивила. Тем не менее мне послышалось что-то знакомое. Я спросил:
— Что за песня?
— Не знаю. Ее постоянно передает станция, транслирующая программу лучших песен прошлого.
Я сообразил и сказал:
— Господи, конечно, Кевин Джонсон.
— Кто?
— «Рок-н-ролл, я отдал тебе лучшие годы своей жизни».
Бутылка «Столичной» замерла в воздухе. Затем Кирстен повернулась ко мне:
— Исповедуешься?
— Это название песни.
— Мне нравится.
— Там есть строчка, которая подводит итог всей моей служебной карьеры в полиции.
— В чем дело, Тейлор, с чего это ты зациклился на прошлом?
Я проигнорировал ее замечание, продолжая гнуть свое:
— Не помню точно, но что-то вроде: «Пытаясь сыграть соло в чужом оркестре».
Кирстен налила себе водки, сделала внушительный глоток и заметила:
— Это про тебя… ты ведь диссидент.
Я порылся в кармане и предложил:
— Хочешь попробовать «жидкость Е»?
— А… наказать хочешь, извращенец.
Я показал бутылочку и предупредил:
— С этим надо быть осторожным.
У Кирстен заблестели глаза, и она сказала:
— А пошло оно все. Давай вмажем.
Мы вмазали.
Все, как было обещано: стыд, одежда, контроль над собой — все испарилось.
Стюарт гарантировал эйфорию и либидо.
Стюарт не шутил.