— Ну, у меня филологическое образование.
— Вот и ты… филолог. Мы из последних советских детей, кому в девяносто первом было тринадцать, кто еще мечтал о писательских дачах, но на конкурсе Чайковского не выстрелил, интересный роман не написал, не подлизал вовремя… Есть поверье, что жизнь на Руси начнется, когда умрет последний октябренок…
В кулинарии стало тесно. Я постоял в очереди у прилавка, взял сто пятьдесят водки в граненом стакане и соленья-ассорти. Вернулся к стойке и выпил, с мыслью о том, что Гобоист — мизантроп и провокатор.
— Может, я сейчас пишу роман? — сказал я.
— Не сомневаюсь! Поэтому у тебя и нет времени, чтобы сидеть в конторе или на стройке. Своим романом ты оправдываешь и отсутствие подгузников у ребенка…
— Нет у меня никакого ребенка!
— Нет — так будет! А роман не закончен, и в голове: Гоген, островитянки и невозможное бегство от всего света. Могу поспорить, что ты уже забыл, сколько профессий перепробовал, сколько мест поменял, и все тщетно, нигде не остался, ничего не понравилось… Вот я лечу над нашей чертовой Москвой, — тут он раскинул руки, изображая полет, — лечу и вижу…
— Под крылом самолета о чем-то поет… — пошутил я.
— Т-с-с! — цыкнул гобоист. — Я вижу тысячи молодых пиар-менеджеров и мерчей пьющих вечером в пятницу, и у каждого есть блог со стихами, электрогитара или на худой случай эйсидпро и набор плагинов…
— Ты уже обобщаешь, они-то устроены… — хотел я поправить Гобоиста.
— Нет! Это то же самое! Какая разница, обманываешь ты маркетолога на фокус-группе, или обманываешь фирму, для которой этот опрос проводиться, или фирма обманывает покупателей, или покупатели обманывают самих себя… Тебе сейчас лет двадцать пять, и ты еще не женат, тебе еще не обрыдло творческое метание по опросам и предвыборным штабам. Но тебе захочется места, тебе необходим будет стабильный заработок, но ничего, кроме обмана ты не умеешь… И ты найдешь себе подходящее место, угнездишься и останешься солью земли московской…
Кулинария закрывалась.
Хотелось добавить, но в другой компании.
Попрощавшись в метро с музыкантом, я поехал на улицу Герцена в театральное кафе «Маяк».
Сейчас там должно быть танцевали, в чаду порхали рюмки и бокалы, слышался деловитый английский, благоухал стейк, истекая соком с кровавой нотой. Марсик вертел головой и докладывал шепотом о прибывающих знаменитостях. За сливной бачок в уборной закатилась свернутая трубочкой тысячерублевка. Если мы соль земли московской, то ее столько же, сколько стравливают зимой реагентов на обледенелые московские трассы?
Я грезил и мял в кармане шпаргалку на завтра:
«м. Тульская 1-й ваг. из центра, выхожу из метро, рядом бизнес-центр. Гамсоновский пер. 925 стр. 3 Роллхолл 18:30 Карлсберг 1 раз в неделю, В будущем собираюсь пить чаще. Последние 2–3 месяца могу пить другие. Общительный, люблю проводить время с друзьями. Марка имеет большое значение. Важно, что говорят люди о твоем внешнем виде. Не женат. Доход на одного человека 700 долларов. Спокойно отношусь к рекламе».
ЖЕСТКИЙ КАРКАС
Молодой прораб Василий Колдашев освоился на стройке после сдачи первой в карьере многоэтажки. Перед приездом комиссии он решил продать лишние санузлы и лифтовые шахты. Начальник участка спал в бытовке… Василия зауважали. Диспетчер централизации Катенька смотрела ласково, стропальщик Багиров приглашал погреться у горящего гидроизола и покурить на плите перекрытия.
В ночную смену Василий сбывал частникам кирпич и электроды. В дневную отправлял самосвалы с горячим раствором на ближние дачи — монтаж шел насухую. Василий угощал Катеньку шоколадом, закрашивал слабые сварные швы густой фасадной краской.
Василий расписался с Катенькой, назло геодезисту и начальнику участка. Молодой семье дали квартиру в новостройке. Василий сделал капитальный ремонт. Появились телевизор, стиральная машина, итальянская кухня. Остекленный балкон, собака. Пошли дети. Колдашева повысили до начальника ПТО.
По ночам Василию снился один и тот же кошмар: целые районы, построенные под его руководством, рушились, гибли люди. Он боялся спать, делал запросы в министерство о сейсмической обстановке в городе. Переселился в центр, где дома были надежней. Но ничего не помогало — мучила совесть, возможность ареста. Колдашев стал рассеян, потерял хватку, спился и уволился.
Дома, не слыша брюзжания жены, Колдашев думал о том, как все исправить. Однажды, занимаясь с сыном физикой, он увидел в учебнике схему жесткого каркаса и понял, что, если скрепить сваркой перекрытия хотя бы на одном этаже дома, — конструкция станет намного крепче, люди будут в безопасности.
Через неделю на черной волге, оставшейся от былого благополучия, с портативным сварочным аппаратом в багажнике Колдашев поехал к первому дому, построенному им много лет назад.
Приходилось убеждать, ругаться, обманывать. Кое-где ему даже платили. Он врывался в квартиры, отрывал линолеум, подбирался под перегородки и сваривал швы. Жена перестала ворчать, сон стал крепким. Спустя год Василий Колдашев укрепил почти все дома, на строительстве которых когда-то работал прорабом. За давностью он иногда путал здания, но уже не мог остановиться, — надо было скреплять перекрытия.