Она сознавала, что в словах Джека есть доля правды. Все будут изворачиваться и лгать, это будет самая большая фальшивка со времен Уотергейта. Да и публика, скорее всего, ей не поверит. Ее слабый голос потонет в хоре других, гораздо более мощных голосов, и уж они позаботятся о том, чтобы ей никто никогда больше не верил. Может быть, ее даже попытаются убить. Страшно... Но еще страшнее промолчать, подвести тысячи людей, которые ее слушают каждый день. Это настоящее предательство. Они имеют право знать, что пассажирами рейса № 263 пожертвовали из деловых соображений. И что для людей, ответственных за принятие решения, эта жертва ничего не значила.
– Ты меня слышала?
В его глазах появилось угрожающее выражение. Он ее боится. Он будет первым из тех, кто на нее набросится, если почувствует опасность для своей телекомпании.
– Слышала. Я тебя ненавижу!
– Мне плевать на то, что ты думаешь или чувствуешь. Меня интересует лишь то, что ты делаешь. Попробуй совершить хоть один неверный шаг, и тебе конец. Понятно, Мэд?
Она долго смотрела на него, потом быстро отвернулась и пошла к лестнице, не дожидаясь лифта.
Появилась на пороге офиса бледная и дрожащая.
– Что с тобой? Что случилось? Джек что-нибудь знал?
Грег сразу догадался, куда она ходила. Такой он ее никогда еще не видел. Мертвенно-бледная, и, кажется, что ее сейчас стошнит.
– Нет, не знал, – едва выговорила она. Взяла три таблетки аспирина и запила кофе.
Через десять минут на пороге появился с весьма суровым видом главный режиссер. С подозрением оглядел обоих.
– Сегодня вечером, перед выходом в эфир, дадите мне свой текст для проверки. Если начнете пороть отсебятину, вас сразу прервут и пустят рекламу. Ясно?
– Ясно, – ответил Грег.
И он, и Мэдди сразу поняли, откуда ветер дует. Грег, хотя и не знал точно, о чем Мэдди говорила с мужем, почти все прочел по ее лицу. Дождавшись, когда режиссер ушел, он обернулся к Мэдди:
– Значит, он все знал. Можешь ничего не говорить, если не хочешь.
Она долго смотрела на него напряженным взглядом. Наконец кивнула:
– Я не могу ничего доказать. Поэтому поднимать шум бесполезно. Те, кто в этом замешан, все будут отрицать.
– Думаю, нам лучше этого не касаться, Мэд. Можно здорово погореть. Это нам не по зубам. Если они знали, можешь быть уверена, что у них есть крыша. Тут наверняка все решали большие шишки.
И Джек Хантер теперь тоже в их числе. Грег уже не раз слышал, что муж Мэдди стал президентским рупором и советчиком. Похоже, Джек Хантер теперь играет в высшей лиге.
– Он сказал, что выгонит меня, если я затрону эту тему. Мне плевать. Терпеть не могу врать людям.
– Иногда приходится... Хотя я тоже этого не люблю. Важные шишки сотрут нас в порошок.
– Джек сказал, что меня посадят в тюрьму. Или что-то в этом роде.
– Он что, тронулся?
Мэдди невольно рассмеялась. Но в следующий момент вспомнила, как Джек схватил ее за руку и сильно тряхнул. Вспомнила выражение его лица. Она еще никогда не видела его таким разъяренным и одновременно напуганным.
Режиссер внимательно просмотрел текст вечернего эфира и вернул его отредактированным. О воздушной катастрофе осталось лишь несколько сдержанных строк. К этому прилагалась инструкция – пользоваться в основном видеоматериалом с места катастрофы.
Они заняли места в студии, готовясь к эфиру. Начался отсчет секунд.
– Будь осторожна, Мэд, – шепнул Грег.
Он слишком хорошо ее знал. Она может рвануться в опасную зону, как камикадзе. Известная воительница за правду.
Мэдди прочитала материал о взрыве на борту рейса номер двести шестьдесят три. В одном месте ее голос едва заметно дрогнул. Скорбным тоном она сообщила о погибших, в том числе и о бывших на борту детях. Видеопленка, показанная вслед за этим, только усилила впечатление от трагедии. Они показали последние кадры, потом еще пленку, снятую каким-то очевидцем взрыва с Лонг-Айленда. Приготовились заканчивать эфир. Внезапно Мэдди положила руки на стол, сцепив пальцы, и отвернулась от монитора с текстом.
– Мэдди... не надо... – беззвучно, одними губами выговорил Грег.
Но она его уже не видела. Она смотрела прямо в камеру, в лица своих сограждан, пытаясь пробиться в их сердца.
– Ходит немало слухов по поводу сегодняшней катастрофы, – осторожно начала она. – Некоторые очень тревожные.
Режиссер, сидевший в аппаратной за пультом, вскочил. В его глазах появилось паническое выражение. Но он не отключил Мэдди.
– Ходят слухи о том, что руководство компании заранее предупреждали о готовящемся взрыве на одном из репсов из аэропорта Кеннеди. Эти сведения не подтверждены и не опровергнуты. Мы знаем лишь, что четыреста двенадцать человек погибли. Нам остается только предполагать, что если бы действительно было подозрение о готовящемся взрыве самолета, эта информация была бы обнародована. – Грег затаил дыхание. Мэд подошла к опасной черте... Но не перешагнула ее. – Мы все здесь, на телестудии, выражаем искренние соболезнования родственникам и друзьям погибших. С этой трагедией ничто не может сравниться. Всего вам доброго. Это была Мэдди Хантер.
Моментально пошла реклама. Мэдди сняла наушники Грег, бледный, как смерть, перевел дыхание.
– Черт, ну и напугала же ты меня! Я уж было решил, что сейчас ты выдашь все, что думаешь. Ты была на волосок от этого.
– Я сказала все, что могла. – То есть очень немного, подумала она и встала с места. Увидела на пороге режиссера, разговаривавшего с ее мужем.
В ту же секунду Джек направился к ней.
– Ты дошла до опасной черты, Мэдди. Мы были готовы отключить тебя в любой момент.
Он уже не выглядел разъяренным. Все-таки она его не предала, хотя могла это сделать. Вернее, могла бы попытаться.
– Я знаю, – холодно ответила она.
Ее глаза сверкали, как голубые льдинки. Нет, никогда ей не забыть того, что произошло между ними сегодня.
– Ты удовлетворен? – спросила она ледяным тоном.
– Ты спасла свою шкуру, а вовсе не мою. Режиссер уже вышел, и Грег вернулся к себе в офис, так, что его никто не мог слышать.
– Людей обманули.
– Да они бы всех разорвали в клочья, если бы мы отменили все полеты в аэропорту Кеннеди.
– Ну что ж, прекрасно, что вы их не рассердили. И те, с рейса № 263, наверное, очень довольны. Лучше убить людей, чем их сердить. Не так ли?
– Не переступай черты, Мэдди.
Она больше не произнесла ни слова. Прошла мимо нею в свой офис. Грег в этот момент выходил оттуда.
– С тобой все в порядке? – шепотом произнес он: Джек задержался в студии.
– Не совсем. Я сама не понимаю, что со мной. У мен душа болит. Я продалась, Грег.
Она с трудом сдерживала слезы. В эту минуту она себя ненавидела.