Вот и сейчас произошло нечто похожее. А стоило вспомнить, что я уже не бывший недоросль-калека. Силенок у меня десятикратно прибавилось, да и росточком славно уродился. Только и приходилось опасаться кровати со второго яруса, мог бы сдуру сам себе голову раскроить. И все равно получилось более чем эффектно: я орал, удачно накинув фифе пару одеял на голову. Ксана завизжала от страха и ужаса, попятилась, тут же наступила на край одеяла и упала на спину. При этом и мольберт на себя завалила. Тогда как я с небывалой ловкостью и проворством носился с ревом по всей камере и накидывал на девицу все новые одеяла, матрасы и единственное прилично смотрящееся покрывало. Потом перешел на конкретные вопли:
– Помогите! Я тут убийцу поймал! Он ко мне подкрался и пытался задушить! Ксана, где ты?! Помогите!
После третьего круга моих воплей за решеткой появилась заспанная физиономия старшины Борея. Не удивлюсь, если его личная обитель окажется самой близкой как к тюрьме, так и к офису поставного. На сотую долю секунды я замер на месте, подморгнул старому служаке и несколькими жестами пояснил, кто и почему барахтается под одеялами.
Дальше мы уже ругались и кричали в два голоса.
Душевно получилось. Когда Ксана выбралась-таки из-под одеял и бедного мольберта, она выглядела, как на картине «Взрыв на макаронной фабрике», настолько ее наэлектризованные и расхристанные волосы торчали в разные стороны.
– Так это ты меня душила?! – подступил я к девушке со зверским выражением на лице.
– Нет! Я только хотела поправить на тебе одеялко, – попыталась она выкрутиться, хотя и так было понятно: не душить она меня собиралась, а соблазнить, нырнув ко мне в теплую постельку.
Но я-то я спал одетым да плюс ко всему проснулся вовремя. Ну и ко всему Борей уловил тему наезда прямо по ходу спектакля:
– Какое одеялко? Я буквально четверть кара назад заглядывал: академика под горой одеял не видно было, так он от холода спрятался. Или ты его решила разбудить пораньше? – Девушка на этот вопрос интенсивно закивала. – А с какой такой стати? Он сам решает, когда ему работать и сколько! Придется поставному доложить о безобразиях в камере.
Ну и я еще добавил, словно престарелый, разочаровавшийся в людях ханжа:
– Эх, Ксана! Я к тебе со всей душой! Поделился вчера вином, почти треть тебе отдал по доброте душевной, ужином угощал как товарища по заточению. А ты меня – душить собралась?
– Треть? От восьми бутылок? – совершенно искренне поразился альбинос. – Ну ты и сильна выпить. От такой дозы и я бы свалился с ног. А ты еще и одеялко пораньше спешила поправить. Заботливая какая!
Чтобы нас не видеть и не слышать наших ехидных голосов, моя натурщица накрылась одеялом с головой и заткнула уши. Да и личико у нее в анфас было более чем страшненькое: левый глаз и в самом деле почти не открывался, а красный кровоподтек вокруг него стал расцвечиваться желтыми и синеватыми оттенками.
Я тем временем сбегал в туалетную комнатку, а потом сразу подался к столу. Разминая пальцы, словно перед игрой на фортепьяно, еще и старшине сделал приглашение:
– Хватит на всех! Пока принесут завтрак, успеем малость подкрепиться.
– Увы! С арестантами не имею права, – ерничал Борей, косясь на пытающуюся подняться Ксану. – Еще потом обвинят, что объедаю и так скудный паек правонарушителей. А мне как раз служба нравиться начала на благо сектора, можно сказать, все сложности и унижения позади остались.
Последние строки явно дошли до ушек адресата, но никакой реакции не последовало. Но вот зато когда старшина ушел, Ксана без приглашения поспешила к столу, отыскала на нем остатки рассола от салата и спешно выпила. После чего подхватила кусок какого-то кисловатого растения, напоминающего ревень, и стала меланхолично жевать, присматриваясь к тому, как я сметаю остатки нашего ночного пиршества.
Потом все-таки решила поговорить:
– Зачем ты меня подпоил?
– А зачем ты меня хотела задушить? – ответил я встречным вопросом.
– Неправда! Я просто сильно замерзла и хотела лечь к тебе погреться. У тебя было так много одеял…
– Ну так взяла бы себе парочку, а не стояла босиком совершенно голая на покрывале, – посоветовал я. – И вообще… злая ты. Я к тебе со всей душой…
– Ты? Со всей душой?! Ха! Вот нахал! – опять стала впадать девушка в истерику. – Да я из-за тебя всего лишилась! Любимый мужчина меня покинул, место работы потеряла, репутация у меня теперь сродни вора-карманника будет, который из подобной камеры не вылезает. Да ты…
Крепкое словцо, а то и ругательство уже было готово сорваться с ее губ, но тут принесли завтрак. И вскоре я уже попивал новую бутылку вина и закусывал несколько однообразной, но все равно вкусной и сытной пищей. Съел почти все, чем вызвал на личике моей сокамерницы странное выражение. Она смотрела теперь на меня с каким-то ужасом и омерзением.
– Ну и чего ты так на меня уставилась? – не выдержал я.
– Ты хуже всякого монстра! Ты хуже тервеля! Столько даже Сергий никогда съесть бы не смог. Ты очень, ну очень странный. А кто твои родители?
Этот неожиданный вопрос показал, что Ксана вряд ли успокоится, пока меня не разоблачит или попросту не смешает с грязью. И даже неважно, кто такой тервель. Неприятно, когда идет сравнение человека и пусть даже дикого зверя с подобным выражением на лице. Я окончательно понял, что следует как можно быстрее выпроваживать такую вот натурщицу из моей персональной мастерской. Тьфу ты, забылся: из моей персональной камеры. Ну, я и ответил:
– Папа с мамой! – И сам задал вопрос по делу: – Наелась? Тогда стели покрывало и укладывайся для работы. – (Как многозначаще прозвучало!) – Ну и сразу готовься к повествованию по выбранной теме.
Пока я выбирал и закреплял загрунтованное полотно на мольберте, красавица и в самом деле улеглась по моим подсказкам в нужную позу. Долго мудрствовать я не стал, а выбрал самый классический и популярный на Земле вариант «Маха обнаженная», по образцу и подобию великого Гойи. Как раз как клиент заказывал: и грудь будет видна, и животик, и ножки во всей красе.
Но, уже наводя карандашом контуры будущей картины, я сразу приступил к добыче нужной мне информации:
– Итак, выбирай тему: вчерашняя, номер один, – о твоих сексуальных предпочтениях; вчерашняя, номер два, – о твоем детстве, и третья… – Ее я огласил после некоторых раздумий: – Например, о чем-нибудь страшном. Ну, допустим… Вот чего ты боишься?
– Уже ничего! – надменно ответила Ксана. – Все самое страшное, что только возможно, со мной уже случилось.
– Да-а? Ну а вот себе представь, что тебя вдруг отправляют… на Дно!
Судя по вздрогнувшему телу, очень хорошо она представила. Чем я и поспешил воспользоваться, наращивая голос до сурового баса:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});