Читать интересную книгу Медовый траур - Франк Тилье

– Ни с места! – крикнул я, вытянув вперед руки, словно клоунские перчатки, белевшие под уцепившимися за потолок черными светильниками.

Призрак медленно свернулся, слился с темнотой.

– Я… я ничего не сделал! – послышался голос.

Я осторожно приблизился к Амадору, скорчившемуся в углу и дрожавшему, будто новорожденный ягненок.

Вокруг тянулись ряды гигантских сумрачных и сырых пластиковых контейнеров, в которых изредка подрагивали листья крохотных растений. Десятки этих тварей вызревали там, невидимые, скрытые шелестящими листьями или зарытые в древесные стружки. Пауки.

Я показал свое удостоверение и знаком велел Амадору подняться.

– Вы… вы не имеете права! – закудахтал он, вытянув шею.

Шея у него бычья, широкая, плечи обвисли, как у вышедшего в тираж боксера, глазки совсем маленькие, куньи, так и юлят от страха.

– Кто у вас здесь? – проскрежетал я, стукнув рукояткой пистолета по плексигласу.

– Там… пауки. Никто не запрещает держать пауков!

– Смотря каких. Они у вас опасные?

– Ничуть.

– Подойдите ко мне, господин Амадор. Медленно…

Он повиновался. Над правой бровью у него набухла вена. Красавцем этого типа не назовешь – урод, похожий на злобное насекомое. Я обхватил пальцами его запястье, снял крышку с инсектария и втолкнул его руку внутрь так, чтобы она оказалась чуть впереди моей, – долг вежливости. Он заорал:

– Хватит! Хватит! Я… все скажу!

Я отпустил его:

– Превосходно, господин Амадор. Давайте начнем сначала, и на этот раз говорите все как есть.

Он скрипнул зубами:

– Да. Черт! Вы чуть было не… – Он побарабанил по стеклу, и из-под листьев высунулась на разведку пара лапок.

– Atrax robustus? – предположил я.

Глаза у него вспыхнули.

– Я принял все меры предосторожности, запасся даже нейтрализующими сыворотками, противоядиями! Я живу среди полей, мои пауки заперты и никому не могут повредить!

– Вы забываете о своей подружке наверху, в тоннеле, ведущем наружу.

– Моя Steatoda nobilis! Только не говорите, что вы ее раздавили!

– Получилась чудесная белая кашица.

Я прижал хозяина инсектария к стеллажу с сиднейскими пауками:

– Где вы их берете?

У биолога вытянулось лицо:

– Я… я… Что вы со мной сделаете?

Какой милый малыш и податливый. В самый раз перейти на «ты».

– Знаешь что? – ответил я, положив ему на плечо увесистую руку. – Мне глубоко наплевать на то, каких зверюшек ты здесь прячешь. Если тебе нравится на себя страх нагонять – твое дело. Меня интересует другое: каким способом ты их добываешь?

Он посмотрел на меня, опустил голову, потом глянул снова:

– Я… я не могу сказать… У меня будут серьезные проблемы.

– Пока что единственная твоя проблема – это я!

Амадор полностью уловил тонкий смысл этой реплики, когда мои пальцы вновь обхватили его запястье.

– Нет! Не делайте так, не надо! Я… я впервые его встретил на бирже насекомых… Примерно год назад…

– Кого – его?

– Не знаю. Я этого типа раньше никогда не видел, но он, похоже, знал, кто я, сам ко мне подошел и сказал, что может раздобыть любой вид… Сами понимаете, господин…

– Шарко…

Он пошевелил пальцами, и я в конце концов выпустил его руку.

– …Господин Шарко, страсти иногда увлекают нас за пределы благоразумия. Люди боятся пауков больше смерти, а вот я ими восхищаюсь. Это… само совершенство. Никакая сталь, никакое синтетическое волокно не может сравниться по прочности с паучьим шелком. Его даже изучали для того, чтобы изготавливать пуленепробиваемые жилеты, представляете? И вдруг у меня появляется возможность иметь под рукой самые удивительные экземпляры планеты… за деньги, разумеется. Но ни один арахнофил от подобного предложения не откажется!

Амадор выпрямился, расправил плечи, глаза у него заблестели – передо мной вырос совсем другой человек.

Пора снова перейти на «вы».

– Что вам известно об этом поставщике?

– Ровным счетом ничего, – ответил он, разведя руками. – Он сам со мной связывается, когда ему заблагорассудится, во время ярмарок насекомых, спрашивает, интересует ли меня тот или иной вид. Если интересует, он назначает мне встречу, каждый раз в новом месте… Иногда приходится ждать две или три недели. Вам… вам может показаться странным, но я заметил, что это связано с фазами луны.

Я наморщил лоб:

– То есть как – с фазами луны?

– Я встречался с ним, наверное, раз десять, и все наши сделки совершались в ночь новолуния. Я проверял по календарю. Точно: в самое новолуние…

– Фазы луны… Какой в этом смысл?.. Пауки реагируют на луну?

– Никоим образом. Я и сам над этим думал, но не нашел объяснения. Неразрешимая загадка…

Рядом с моей головой дрогнула паутинка. Из трещины в стене высунулась пара темных с желтыми полосками лапок. Я попятился.

– Не бойтесь, – успокоил меня биолог. – Это мелкие пауки-крестовики, совершенно безобидные, таких можно найти в любом саду.

Я все-таки чуть посторонился, сложил руки на груди:

– А ваш поставщик откуда берет пауков?

– Не имею ни малейшего представления. Он показывает мне список паукообразных, я выбираю.

– Сколько вы ему платите?

Амадор отступил в темноту, медленно погрузил руку в опилки, выловил паука-птицееда с розоватыми жвалами, погладил.

– Слева от вас Latrodectus mactans, южноамериканская черная вдова, я отдал за нее больше тысячи евро. Atrax robustus обошелся вдвое дороже.

Коллекционер поманил меня под другой свод, освещенный красными лампочками и перегороженный огромным листом плексигласа. По ту сторону был ад: пирамиды из шелковых сетей, опутанные паутиной насекомые, непереваренные хитиновые останки.

– Этот великолепный экземпляр – самый дорогой в моей коллекции, почти четыре тысячи евро. Тропическая разновидность nephila, у которой самая прочная в мире нить. Его паутина способна остановить идущего человека. Посмотрите, как он работает, – вот он, в верхнем правом углу! Ему требуется час с четвертью, чтобы соткать сто сорок метров великолепного шелка. Настоящее чудо!

У меня по позвоночнику вверх пополз обжигающий холод, все волосы на теле встали дыбом.

– Тысячи евро, запертые в подвале, – нервно передернувшись, сказал я. – Честно говоря, мне трудно это понять.

Амадор вскинулся, его глаза потемнели от злости.

– А литография, которая с виду паршивее голубиного помета, – такая покупка, по-вашему, имеет смысл? Пауки всегда внушали уважение! Это великолепные архитекторы, индейцы навахо и сегодня еще учатся у них, когда строят свои хоганы[18]. У них есть чему поучиться! И они везде. На одном поле можно найти два миллиона особей, в самых чистых домах – больше тридцати. Пауки вокруг вас и внутри вас: любой француз за жизнь проглатывает во сне с десяток, это достоверные сведения! Обожаю рассказывать об этом женщинам – видели бы вы их лица! Десяток пауков, которых незаметно для себя глотаешь по ночам!

Меня чуть не стошнило, но я заставил себя не отвлекаться.

– Как выглядит ваш поставщик?

– Лет сорока, не очень высокий, может, метр семьдесят. Говорит с испанским акцентом, все пальцы в перстнях. Нервный, по типу – мексиканец… из тех, кого можно испугаться: с черными усами и взглядом, от которого делается не по себе.

Этот не мог быть убийцей, тот, по словам пчеловода, куда более рослый.

Мы выбрались из паучьих лабиринтов на поверхность, и обжигающее дыхание светила я встретил как избавление.

– Анонимный звонок незадолго до вашего прихода – это были вы? – спросил Амадор, открывая ставни.

Я кивнул и слегка прищурился:

– Сегодня суббота. И биржа будет работать, верно?

Он отчаянно замотал головой:

– Нет-нет-нет. Я вижу, куда вы клоните. Не пойду!

– Вы ведь не захотите меня огорчить, господин Амадор? Ведь маленький паучок может превратиться в большую…

– Вы…

– Что?

Он заткнулся. Я продолжил:

– Где будет ярмарка?

– На Монмартре, на площади Тертр. Это ночная биржа, с двадцати одного часа до полуночи, но…

Я вытащил мобильник.

– Что… что вы делаете? – всполошился Амадор.

– Сейчас приедут мои коллеги, мы введем вас в курс дела и разработаем план действий. Сегодня же вечером вы поднесете нам этого мексиканца на блюдечке.

– А… а если он не придет?

– Посмотрим. А пока давайте снова спустимся в ваш подвал. Мне только что пришла в голову одна мысль… убийственная…

Глава семнадцатая

Человек возвращался в свою квартиру – полуголый, вымотанный, промаринованный в собственном соку и совершенно одинокий. Еще несколько часов – и душной ночью человек этот снова примется мерить шагами улицы в тщетной надежде схватить очередную преступную тень, которая, сверкнув лезвием, обагрит асфальт…

Суббота, семь часов вечера. Час ритуала, мой импульс надежды.

Постояв под душем, одевшись, побрившись, я шел по затихшим улицам своего квартала к парку за прямыми высокими стенами. Ворота были уже заперты на ночь, но сторож Марк знал мою историю и знал, как много значит для меня это место. Я нажал кнопку домофона, Марк появился в одном из окон своего дома, отпер замок и, махнув рукой, издали со мной поздоровался. Я ответил ему тем же.