Читать интересную книгу Спектакль для одного зрителя - Марина Серова

«Я подозреваю, что к этому дело и идет, медленно, но очень верно», — с ехидцей подумала я.

— Лиза не примитивная женщина, и если она обманывает, то делает это так, что, даже когда тебя ставят перед фактом разыгранной комедии, все равно ни о чем не жалеешь… А вспоминаешь ее слова, ласковый взгляд… Словом, то, что берет задушу и долго не отпускает…

— Ваша встреча в «Анбе» была единственной?

— И дай нет… За тот вечер Лиза дала мне возможность почувствовать себя любимым мужчиной… — перевел дыхание Гусейн-ага. — Мы договорились встретиться через два дня.

— И встреча эта не состоялась, — опережая профессора, высказала я свою догадку.

— Я напрасно прождал ее в вестибюле «Анбы».

Номер пустовал, администратор сказал, что Лизы в отеле нет уже второй день.

— И что же вы стали делать дальше?

— В расстроенных чувствах я побрел по городу.

И все-таки встретил ее.

— То есть?

— Я зашел в кафе «Наргиз», оно неподалеку от гостиницы «Нахичевань»… Каково же было мое удивление, когда за одним из столиков я увидел Лизу, которую обнимал за плечи молодой мужчина. Вот тогда-то у меня и случился сердечный приступ.

— Вы разговаривали с ней, когда увидели?

— Нет, не успел… Она, заметив меня, поспешила со своим спутником удалиться.

— Как он выглядел? Вы никогда прежде не встречали его?

— Нет… Но…

— Что «но»? — напряглась я.

— Лицо его почему-то показалось мне знакомым… По-моему, этого человека я видел на фотографиях Лизы, которые она показывала мне в Тарасове.

Хотя я могу и ошибаться…

Внезапно лицо Гусейн-аги приобрело землистый оттенок, и он стал задыхаться в приступе кашля.

Я подбежала к двери, позвала Аслан-бея и домашних.

Через минуту комната наполнилась родственниками. Гусейн-ага что-то говорил по-турецки родне, вероятно распоряжаясь имуществом и делами в последний момент своей жизни. Слышались всхлипывания женщин и тяжелое дыхание мужчин. Когда профессор кончил говорить с родственниками, он попросил всех удалиться, а мне остаться.

— Доченька, я умираю… И хотел бы, чтобы ты исполнила Мою последнюю волю. Если ты все-таки найдешь Лизу, передай ей, что я прощаю ей все, кроме одного… Измены с другим мужчиной. Для нее мне не жаль было и больших денег. Если бы она вышла за меня замуж, я бы ее озолотил. Ей не надо было бы играть свой спектакль перед другими, я бы сделал ее единственной наследницей своего состояния. Она бы не прогадала, тем более что в моем возрасте с моим сердцем я все равно бы долго не прожил. И да простит Аллах ей все остальные грехи. Не знаю, правильно ли я поступаю, но перед лицом всемогущего бога я возьму ее грех на свою душу. И передайте ей, что никого в жизни я не любил больше, чем ее…

Это были последние слова пожилого профессора тюркской истории. Жилистая рука безвольно откинулась на красный бархат подушки, испещренной мелким рисунком национального узора, и на руке его безжизненно, холодным блеском переливались бриллианты в массивном перстне, как символ фальшивой страсти, покупаемой за презренный металл.

Глава 9

Получив из разговора с Гусейном Исмайловым информацию, которая некоторым образом проливала свет на все это дело, я выяснила, что слово «Нахичевань», которое мелькало в разговоре между Лизой и ее другом, вполне возможно, означало название гостиницы. Именно неподалеку от этой гостиницы Гусейн-ага в кафе встретил последний раз Лизу, что впоследствии так тяжело отразилось на его здоровье.

Взяв такси, мы решили немедленно ехать в аэропорт. В самолете Бен разговорился с попутчиком, а я целиком углубилась в свои мысли.

Очень интересно, кто же в конце концов является другом Лизы. На самом ли деле он ее любовник или это партнер по преступной деятельности? А может быть, и очередная жертва высокооплачиваемой актрисы? Я вспомнила слова Гусейн-аги, для которого двадцать тысяч долларов и бриллиантовое кольцо за спектакль показались не слишком дорогим подарком.

Прямо-таки восходящая мегазвезда!

И еще… Вроде бы Гусейн Исмайлов видел друга Лизы на фотографии в семейном альбоме Лисицыных. Хотя он и не настаивал на этом, говорил, что мог и ошибиться, тем не менее я почему-то верила ему.

Так что человек, который в данный момент был с Лизой, должен быть хорошо знаком ее мужу. О Лизе ходили противоречивые слухи, так было всегда. Ее еще со школьных лет многие любили, и лишь некоторые ненавидели. Впрочем, следовало торопиться с подозрениями. Как я надеялась, заключительный этап расследования должен все расставить на свои места.

Прибыв в Баку под вечер, мы застали ночную жизнь большого города в ярких огнях иллюминаций, бесконечном потоке машин на автострадах и несмолкающей даже вечером суете улиц. Все как обычно.

Заехав в отель и приняв с дороги душ, выпив по чашке крепкого кофе с круассанами, мы с Беном поторопились в ресторан «Туран». Но прежде…

5+24+34 — «К развлечениям сомнительного характера».

Интересно, что это могло означать? Я посмотрела на Бена, который с дороги прилег отдохнуть. Непонятно, что советовали кости: то ли развлекаться вместе с ним, то ли отдельно? И где?

Я раздумывала не очень долго. В Баку последний раз мы развлекались в ресторане «Туран». Туда, видно, нам и предстояло направиться. Я разбудила Диму и рассказала ему о своих планах.

…В ресторане «Туран», как обычно, шла концертная программа вечно праздничных вечеров.

Когда мы зашли, на сцене со своей программой выступал знаменитый турецкий певец Таркан. Его сменил женоподобный красавец Самир Багиров, который, как я поняла, являлся идолом местных гомосексуалистов. Лариса Виноградова, ради которой мы, собственно, и оказались здесь, была задействована в его программе в качестве танцовщицы. Самир спел три песни, что-то в стиле Бориса Моисеева. Правда, в отличие от московского коллеги имел больше оснований называться певцом. Нам с Беном он даже понравился.

После окончания выступления Багирова Лариса освободилась, и мы спокойно побеседовали, сидя за ресторанным столиком.

Подошедший официант принес нам жаркое из курицы по-гянджински и кофе самбук с плавающими на поверхности зернышками. Лариса была слегка навеселе, но это вызвано скорее не жаждой удовольствий, а желанием заглушить страх.

— Она приходила вчера снова, — сказала Виноградова. — Меня буквально трясет после разговора с ней. Она угрожала мне оружием, пистолетом, который лежал в ее сумочке. Говорила, что я должна одуматься и не жадничать. В противном случае мне не поздоровится.

— Что ты ей ответила?

— Сначала я послала ее, а потом… — Виноградова замялась. — Короче, она спокойно, холодным тоном, сука такая, сказала, что, если сегодня не будет пяти тысяч долларов, она позвонит маме и скажет, что у нее дочь — проститутка. Свинья! Я всегда знала, что она шалава, но чтобы такая тварь…

Бену оставалось только молчать и укоризненно покачивать головой.

— И на чем вы порешили? — спросила я.

— Она дала мне номер телефона, по которому я должна позвонить и сказать свое окончательное решение. Вот он! — Лариса вынула из сумочки смятую бумажку, на которой был записан семизначный номер.

— Она не говорила, что это за номер?

— Нет.

Я вздохнула и переписала номер в свою записную книжку.

— Лариса, ты у нас личность артистическая, — после некоторой паузы сказала я. — Давай разыграем маленький спектакль.

— Что вы предлагаете? — Виноградова манерно затянулась сизым дымом «Мальборо».

— Я хочу, чтобы ты сейчас же позвонила по этому номеру.

— И что я должна сказать?

— Дорогая моя, разыграй из себя запуганную и затравленную, всю на нервах женщину, которая легче расстанется с деньгами, чем позволит себе убить свою мать сообщением доброжелателя, компрометирующим дочь.

— А что потом?

— Потом мы схватим гражданку Лисицыну и отправим куда следует. Все очень просто…

Виноградова посмотрела на меня взглядом, полным надежды. Она встала из-за столика, и мы вместе с ней пошли к телефону.

Трубку на другом конце провода сняли довольно быстро. Виноградова, рыдая и постоянно сморкаясь, нервно покашливая, как покорная овечка, согласилась отдать нажитое честным трудом своей бывшей сопернице. Но на том конце провода, видимо, засомневались, зевнули — это было слышно — и хладнокровно заявили:

— Ты что, сука, залохушку меня держишь? Ты что мне гонишь? Запомни, тварь, если мусоров на хвосте приведешь, я пацанов в России натравлю — они там всю твою блядскую семейку вырежут.

«Да-а, — мысленно протянула я, — поистине актриса!» Такой лексикон прямо-таки для социального подвала, а не для звезды театральной сцены. Хотя, с другой стороны, Лисицына и сама не бог весть из какой семьи. Так что интеллигентности набраться было особенно негде.

В ответ на такие крайне радикальные сентенции Виноградова, как и было предусмотрено нашим сценарием, громко разрыдалась и заверила Лизу, что ни с какими ментами она дела не имеет и хочет лишь одного: чтобы их с матерью оставили в покое.