Читать интересную книгу Баллада об ушедших на задание - Игорь Акимов

Капитан Сад вдруг понял, что вызывает в нем этот человек: жалость. И ни малейшего желания ему помочь.

– А как же ваша родина? Ей предстоят нелегкие испытания, граф, – сказал Алексей Иннокентьевич.

– Знаю. Поверьте, господа, мне было нелегко решиться на этот шаг: отойти в сторону от борьбы. Надеюсь, вы не считаете меня трусом… Но не много нужно ума, чтобы пройти последний путь с истерзанной отчизной! Это философия толпы, философия баранов, которые мчатся в облаке пыли, не разбирая дороги, – туда, куда их гонят. Куда больше мужества нужно тому, кто хочет остаться самим собой, кто хочет перелезть стену и вырваться из сумасшедшего дома. Мне надоел этот мир, отравленный политикой. Я хочу жить естественно, хочу жить честно. Я не желаю никого убивать или быть подручным на эшафоте. Я сделал выбор – и отошел в сторону. Я ничей, понимаете? Я ни с кем!..

Граф развивал свою доктрину невмешательства горячо и долго, так что наконец и Алексей Иннокентьевич не выдержал.

– Довольно, – сказал он. – Вы признали, что ваша первая легенда была ложна. Вторая разработана убедительней, однако опять – ни единого документального подтверждения. Неприятно говорить такие вещи, но мы вам по-прежнему не верим.

Граф смотрел на него несколько мгновений, осмысливав ответ, потом понял, что это означает подтверждение прежнего приговора, и вскочил.

– Я предлагаю вам разведшколу, со всеми ее потрохами, а взамен прошу одного – сутки свободного времени. Сутки!

– Это невозможно.

– Ах, так?.. Будьте вы прокляты!

Граф с неожиданной для такого огромного тела ловкостью вдруг перекатился назад. Харитончук не ждал удара, полетел в кусты и опрокинулся. Но граф не прельстился его автоматом. Он схватил обломанную ветку бука, здоровенную, длиной метра в три, и, подняв ее над головой, как палицу, бросился на офицеров. Алексей Иннокентьевич весь напрягся и ждал, куда будет нацелен удар. Тогда увернуться, сделать ложный выпад и положить. А вот капитан Сад будто и не видел ничего. Он сидел все такой же прямой, обхватив руками одно колено, и только в глазах появилось насмешливое выражение.

– Ну что ж ты не бьешь, граф? – спросил он у остановившегося немца.

Граф поколебался еще несколько мгновений, потом отбросил ветку далеко в сторону, плюнул в сердцах под ноги и отвернулся, яростно затолкав кулачищи в карманы галифе.

– Глупый ты парень, Райнер, – сказал капитан Сад, встал и подошел к немцу; его макушка была чуть выше плеча графа. – Ладно. Ты свободен.

– Идите к черту! – сказал граф.

– Скорее всего я там буду сегодня же. К сожалению. Я говорю «к сожалению», – пояснил капитан Сад, – потому что с удовольствием посмотрел бы, как долго тебе удастся играть в нейтралитет.

– Если вы думаете, что теперь я лучшего мнения о вас…

– Ладно, ладно… – Капитан Сад засмеялся. – Знаешь, Райнер, а я тоже собирал марки. Даже специально на почту устроился работать разносчиком, в вечернюю смену. У меня их было много, марок-то, почти тысяча.

– У меня в Люцерне отведен для этого целый кабинет. И специалист нанят, чтобы следить за новинками и ездить по аукционам.

– Лихо, – ответил капитан Сад, но из гордости не спросил, что такое аукцион.

14

Было восемь утра, когда Алексей Иннокентьевич решил, что дальше тянуть нечего – для военного времени час вполне приличный. Он был уже в форме пехотного обер-лейтенанта, Сережа Сошников наряжен унтером. Граф, как всегда, не скрывал своих чувств, – расхаживал по опушке вперед-назад, чертыхаясь, сбивая прутиком головки цветов.

– Алексей Иннокентьевич, я не могу вам приказывать…

– Вот и хорошо, Володя. Кто-то ведь должен идти? Мы обязаны знать их намерения. А эту роль лучше меня не сыграть никому. Уж вы мне поверьте.

– На несколько минут в роли немецкого лейтенанта хватило бы и меня.

– Простите, Володя, я не хочу вас обижать, но у вас сибирское произношение. – Малахов улыбнулся. – Кроме того, мы возьмем с собой графа. Когда немцы увидят его, они позабудут все на свете. А мы с Сережей повернемся – и восвояси…

Их впустили в замок через железную калитку, и Малахову горло перехватил спазм, когда он увидел, сколько там солдат.

– Мне нужна помощь, – сказал он дежурному офицеру. – У моего «опеля» полетел цилиндр. На этих русских дорогах, будь они прокляты, все буквально горит!

– Это далеко?

– Да нет же, и трех километров не наберется. Мы только переехали мост – знаете, где дорога сразу влево поворачивает, – и там стали.

– Черт побери, – поморщился немец. Он держался с Малаховым свободно, поскольку тоже был в чине обер-лейтенанта. – Не знаю, что и сказать. Время уж больно неудачное. Все люди заняты.

– Эвакуируетесь?

– Вы же видите. Сразу после обеда и выступаем.

– Неужели русские и на нашем участке пошли?

– А вы сомневались?

– Всегда надеешься, что беда постучит в ворота соседа.

– Тоже верно, – примирительно согласился дежурный. Он все морщился и постукивал указательным пальцем по нижней губе. Видать, привычка была такая. – Что с вами делать, ума не приложу… Может, вы обождете часа два? Тогда станет посвободнее с людьми, и я определенно смогу вам помочь.

– В десять утра я обязан быть в штабе корпуса, в Станиславе. Меня ждут с пакетом, – не отступал Малахов.

– Ну хорошо, подождите здесь, пожалуйста, – сдался обер-лейтенант. – Только дальше не ходите. У нас, видите ли, спецтерритория.

– Понимаю.

– А я поищу, кто из механиков может вам помочь.

– Одну минуту, господин обер-лейтенант, – выступил вперед граф и протянул свою визитную карточку.

Обер-лейтенант мгновенно преобразился: весь подтянулся, заулыбался и даже щелкнул каблуками.

– Покорный слуга, ваше сиятельство.

– Я разыскиваю некоего полковника фон Хальдорфа, – сказал граф удивительно гнусавым голосом. Очевидно, он подчеркивал этим свое отношение к полковнику.

– Это мой командир, ваше сиятельство.

– Отлично! – еще сильнее загнусавил огромный граф и затопал от еле сдерживаемого бешенства ногами. – После механика не сочтите за труд, сударь, сходить к этому негодяю и передать, что я требую у него сатисфакции.

Обер-лейтенанта словно сдуло.

– Не переигрывайте, Райнер! – тихо сказал Алексей Иннокентьевич, оглядывая двор и службы и пытаясь придумать, каким образом можно раскусить этот орех. – Мы с вами в одной лодке и до берега далеко…

– Простите, – сказал граф и упрямо боднул головой.

Алексей Иннокентьевич оглянулся на Сережу Сошникова. Тот сидел возле ворот на скамейке и покуривал сигарету. Автомат на коленях, за спиной глухая стенка…

Возвратился дежурный офицер.

– Ваше сиятельство, господин фон Хальдорф готов принять вас. – Ироническая усмешка и пауза. – Но прежде он желает поговорить с вами, обер-лейтенант.

Они прошли через двор по аккуратной, посыпанной песком дорожке. В углу двора стояли два тупорылых грузовика с брезентовыми фургонами, солдаты грузили в них стальные ящики. Чуть в стороне зеленел пятнистым камуфляжем бронированный вездеход.

Графа оставили ждать в просторном холле на первом этаже, а Малахова обер-лейтенант повел по широкой мраморной лестнице вверх. На втором этаже они прошли по коридору. Возле предпоследней справа двери обер-лейтенант остановился, любезно показал рукой.

– Прошу.

Это было что-то вроде приемной.

Из-за письменного стола поднялся массивный гауптштурмфюрер в черном, стриженный под машинку и с крестом в петлице. Он сдержанно кивнул Малахову и сказал:

– Оружие прошу оставить здесь. У нас так принято.

Принял автомат и парабеллум, положил их на край стола и прошел к двери, за которой, по расчету Алексея Иннокентьевича, должна была находиться угловая комната.

Так и оказалось. Кабинет был просторный, светлый, окна на юг и восток. Прямо за южным ослепительно белело озеро, в одном из восточных, совсем как будто бы близко, виднелась часовня.

Фон Хальдорф – высокий, седой, с лицом скандинавского склада – был в бриджах и прямых сапогах со шпорами. Мундир с рыцарским крестом и несколькими рядами орденских планок был брошен в кресло, а на полковнике в эту минуту была японская пижама, голубая, с золотыми рыбками. Эту пижаму упоминал в своем рассказе Ярина. Значит, «управляющий», который его принимал, был сам барон.

На «хайль Гитлер!», выкрикнутое Малаховым, он только чуть кивнул и, как стоял в первый момент, так и остался на месте, заложив руки за спину и внимательно разглядывая Алексея Иннокентьевича.

– Я слыхал о вашей аварии, – проговорил он наконец и усмехнулся. – Не терпится к своим?

– Так точно, господин оберст.

– Какой корпус?

– Пятьдесят девятый армейский, господин оберст.

– Угу… И что же вы везете?

– Секретное предписание из штаба группы армий, господин оберст.

– Следовательно, из Львова. Ничего себе кружок сделали!.. Зачем?