– Я часто хотела заглянуть к вам, но не была уверена, понравится ли это вам, – колебалась я.
Она поспешно перебила меня:
– Да, вы правы. Совершенно правы. – Она отвела глаза от моих и неловко улыбнулась. – Понимаете, я часто – часто – не совсем хорошо себя чувствую.
Я поняла, что попытка оправдаться взволновала ее, и решила направить беседу в более спокойное русло. Я рассказала ей о Руперте, о том, как быстро он постигает новые знания, уверенная, что разговор о сыне заинтересует ее, но во время моего рассказа я заметила, что она лишь бессмысленно смотрит на стену за моей спиной, и, когда я остановилась, она продолжала молча сидеть и смотреть в пустоту.
Я решила поговорить на другую тему, чтобы справиться со своим недоумением. Эта женщина была слишком больна (или одурманена алкоголем), чтобы связно говорить. Поэтому я, как можно мягче, завела разговор о Семи Очагах, о том, каким странным показалось мне это место и как поразило меня своей таинственной красотой.
Она оживилась:
– Да, да, поначалу и мне оно показалось очень странным, – лихорадочно согласилась она.
– А где вы жили раньше, миссис Ле Гранд?
– В Саванне. Там был мой дом – в Саванне. У меня был такой замечательный дом, мисс Сноу. Только тетя Мари, и слуги, и я. По ночам, пытаясь заснуть, я представляю себе цветущие жасмины, что росли у нас в саду. Они были такие свежие и душистые… – Ее голос затих.
– Вы часто бываете там?
Снова эта жуткая гримаса.
– Часто? О нет. С тех пор как умерла тетушка Мари, нет. Только представьте, мисс Сноу, в моем доме теперь живут какие-то люди. Совсем чужие, я их не знаю. Я всегда мечтала о том, что мы с Рупертом вернемся туда. – Она с мольбой подняла на меня опустошенные глаза. – Теперь мы никогда не сможем туда вернуться…
Она сидела, безутешно глядя в пространство, потом вдруг встала, подошла к столу и вернулась с маленьким портретом, облеченным в позолоченную рамку, который положила мне в руку.
– Посмотрите, – сказала она, – это я в день свадьбы с Сентом. Вы не находите, что я была недурна?
Я взглянула на юную девушку с ямочками на щеках и увидела огромную разницу между ней и одичавшей женщиной, которая сейчас ждала моего ответа.
– Вы были прелестны, – сказала я ей, и действительно это было так, если миниатюра говорила правду.
Она чуть не выхватила ее из моей руки, держа перед собой, жадно вглядывалась в свое изображение, а затем проговорила своим торопливым голосом:
– Я была самой красивой в Саванне, и самой счастливой, как теперь я это поняла. Тогда я об этом и не знала. Знаете, я не была знакома с жестокостью, никогда не слышала ни одного грубого слова. Я даже не знала, что жестокость существует на свете. Меня окружали только моя тетя Мари и слуги, и по утрам, когда старый Бенбоу приносил мне шоколад, я могла лежать в постели и смотреть, как цветут за окном жасмины. – Она подняла глаза от портрета и, не мигая, посмотрела куда-то вдаль. – Когда мы с Рупертом вернемся туда, я снова буду счастлива, правда?
Я заверила ее в том, что это правда, как утешают несчастного ребенка, и попыталась отвлечь ее от мыслей о прошлом, заговорив о другом. Как насчет Рождества, спросила я. Устраивать ли елку для негров – приготовить ли подарки для малышей Таун? Она должна посоветовать мне, ведь в здешних краях все эти вопросы решаются по-своему.
Но снова она не слышала меня. Мне стало неприятно, когда я заметила, что в глазах ее блеснул какой-то огонь. В них появилось что-то коварное, граничащее с безумием, от чего я быстро встала и собралась уходить. Но ее худая рука вытянулась и поймала меня за юбку.
– Мисс Сноу…
– Да, миссис Ле Гранд…
– Почему вы не уезжаете?.. – Уехать? – переспросила я.
– Да.
– Но… – начала было я.
Но ее торопливый голос перебил меня:
– Вы знаете, что дела здесь плохи. Знаете, что с тех пор, как вы приехали, они стали еще хуже. Вы сами сказали, что это мрачное место. Тогда почему вы не уезжаете – пока не поздно?
Я смотрела в лихорадочно блестевшие глаза, обращенные ко мне, и не могла подавить чувства отвращения, которое охватывает каждого, кто сталкивается с чем-то ненормальным. Однако я почувствовала и жалость и как можно ласковее заговорила с ней:
– Вы устали, миссис Ле Гранд. Мы поговорим об этом в другой раз. А сейчас вам лучше лечь и отдохнуть.
Но она не шевельнулась и продолжала цепко держаться за мою юбку.
– Только не говорите, что считаете меня сумасшедшей, – медленно произнесла она, и улыбка искривила ее губы. – Или что вам непонятно, в чем дело. Вы все прекрасно понимаете, не так ли, и вы не верите в мое безумие, так ведь?
– В другой раз, – начала я и попыталась уйти, но она не отпускала мое платье.
– Когда я была молодой, – повторяла она монотонно, – и приехала в этот дом, никто не дал мне добрый совет, какой я пытаюсь сейчас дать вам, – бежать отсюда. И я осталась. И я была втянута во все мерзости, что здесь творятся, – и теперь не убежать. И я сама теперь стала частью этих мерзостей. – Ее рука крепче ухватилась за меня. – Ведь вы уедете? – внезапно ее голос стал мягким и умоляющим.
– Вы больны – вы должны показаться врачу, – сказала я.
Прежде чем я успела что-то добавить, она отпустила мой подол и, откинув голову, сказала еле слышно:
– Показаться врачу, чтобы Сент смог объявить меня сумасшедшей? – Она быстро поднялась, подошла к двери и широко распахнула ее. – Я вижу, вы такая же, как все они. Вы сильная, но не настолько, чтобы побороть зло, что обитает в Семи Очагах. Доброй ночи, мисс Сноу.
У себя в комнате, как я ни старалась, не могла отделаться от ее сломленного образа. Я решила, что в следующий раз, когда увижу Руа, скажу ему, как пыталась по его совету по-доброму отнестись к его невестке; но также скажу, что ее состояние уже не позволяет ей отозваться на такую доброту.
Но первый, с кем я заговорила о Лорели, оказался не Руа. Встретиться с ним мне предстояло еще не скоро. И случилось так, что вместо него мне пришлось поговорить с ее мужем.
День или два спустя, когда я подметала старые листья, которые осенью засыпали дорожку от причала к дому, я увидела плывущий по каналу баркас, которым управлял Вин. И, продолжая свою работу, я наблюдала, как Сент-Клер, сойдя на берег, со скучающим видом идет по дорожке. Когда он подошел ко мне, то остановился и окинул меня насмешливо-удивленным взглядом, которым всегда смотрел на мои "занятия". Этот взгляд да его безупречно элегантный вид мгновенно напомнили мне о моих запыленных ботинках и обо всей моей запачканной одежде.
– Вы когда-нибудь отдыхаете от своей злосчастной работы?
– Дорожки должны быть чистыми, – ответила я и почувствовала, что покраснела, поняв, как педантично прозвучали мои слова.