являются ли сетецентричность и объединение данных тем, чем им обещали быть с самого начала. Нет, это не так, что, однако, никоим образом не умаляет преимуществ, которые они приносят современному полю боя.
Сетецентризм никуда не денется, и это аксиома. Сегодня каждая развитая современная армия применяет принципы сетецентрической войны в своих технологических и оперативных подходах. В реальных боевых операциях, таких как на Донбассе, принципы NCW, основанные на российских возможностях C4ISR, предоставленных российскими военными численно уступающим вооружённым силам республик Донбасса (ЛДНР), были использованы с разрушительным эффектом как в битвах под Иловайском, так и в Дебальцево, при атаке громоздких вооружённых сил Украины советской эпохи, созданных после 1980‑х годов, которым было отказано в эффективном командовании и контроле, а также в использовании их вооружённых сил как из–за очень высокой мобильности сил повстанцев, так и из–за возможностей РЭБ России.21 В конце концов, оперативный эффект net centricity в решающей степени зависел от коммуникаций, а коммуникации могут быть подавлены или вообще выведены из строя. Ведущий российский специалист по NCW, подполковник Кондратьев из Российской академии военных наук, будучи убежденным сторонником NCW, был вынужден признать, что NCW “не является панацеей” и проблемы действительно существуют.22 Связанные с этим события, произошедшие во время совместных американо–южнокорейских штабных учений в 2011 году, когда DCGS (Distributed Common Ground System) вышла из строя и оставила персонал США в полной ситуационной темноте, были хорошим напоминанием об уязвимостях, которые проявляют даже самые передовые системы в некоторых реальных условиях войны. Настоящая война - это способность близкого или равного по силе противника вывести из строя ваши электронные системы.
Однако, как это всегда бывает с любой новой технологией или концепцией, некоторые радикальные взгляды на сетецентричность не преминули материализоваться. Генерал–лейтенант корпуса морской пехоты США Пол Ван Рипер в своем интервью PBS в 2004 году был откровенен:
Мой опыт показывает, что те, кто сосредотачивается на технологии, науке, склонны к разглагольствованию. В том, что они говорят, очень мало интеллектуального содержания, и они используют лозунги вместо этого интеллектуального содержания. Это оказывает большую медвежью услугу американским военным, американскому оборонному истеблишменту. “Информационное господство”, “сетецентрическая война”, "целенаправленная логистика" — всеми этими лозунгами можно заполнить целую книгу. То, что я вижу, — это лозунги, маскирующиеся под идеи. В некотором смысле, они делают войну более антисептической. Они делают её больше похожей на машину. Они не понимают, что это ужасный, неопределённый, хаотичный, кровавый бизнес. Поэтому они могут направить нас по ложному пути. Они могут заставить людей не понимать этого ужасного явления.23
Ещё в 2017 году некоторые российские специалисты продолжали предупреждать о сложности и уязвимости к подавлению боевых сетей, основанных на обработке разнородной информации. Среди нескольких отмеченных критических уязвимостей была переоценка человеческих возможностей адекватно обрабатывать огромные объёмы информации, чрезмерная информационная зависимость всех частей сети и общая чрезвычайная сложность сетецентрических систем, среди многих других, не последним из которых является использование COTS (коммерческого готового подхода), направленного на снижение экстремальных затрат.24 В конце концов, генерал Ван Рипер был человеком, который якобы победил самые передовые оперативные и технологические концепции эпохи в 2002 году в ходе шокирующих — для сторонников RMA—военных учений, Вызов тысячелетия 2002. Сама основа американского высокотехнологичного видения ведения войны, которая основывалась на предположении, “что в будущем Соединенные Штаты будут обладать возможностями радаров и сенсоров реального времени для их устранения”, оказалась недостаточно обоснованной в реальности.25. То, что у человека будет прекрасный CEC, а его собственные датчики и оружие будут работать так, как задумано, не является хорошим предположением, когда имеешь дело с серьезным противником. В конце концов, как показала “низкотехнологичная” победа Ван Рипера над его сетевыми противниками во время Millenium Challenge, тактическая и оперативная проницательность лидеров и способность сражаться в самых жёстких условиях пресловутого Тумана войны имели и продолжают иметь большое значение.
Это не значит, что принципы NCW не являются допустимыми. Они есть, но делать все ставки на них, как заявил генерал–лейтенант Полковник Кондратьев, тоже не панацея. Здесь приходится учитывать необходимый баланс, который должен быть найден между сетецентричностью и тем, что многие сторонники NCW рассматривают как устаревшие принципы платформоцентричности. Начальник военно–морских операций адмирал Джей Джонсон определил процесс возрастания важности сетецентризма как фундаментальный переход от ведения войны, ориентированной на платформу.26 Очевидно, что идея о том, что в реальной войне все, что в широком смысле определялось как информационное преимущество благодаря сетецентричности, никоим образом не отрицает важности единой платформы (которая, кстати, по определению является одной из составных частей сети), не приходила в голову большинству ярых сторонников NCW. Главный вопрос — что будет делать отдельный корабль, самолет или взвод в наиболее вероятных условиях, когда сеть выйдет из строя из–за действий противника, — похоже, не находится в центре внимания нынешней американской стратегической мысли, по крайней мере той, которая широко представлена высшим руководством Пентагона и корпораций.
На самом деле, хотя нетворкинг важен для ведения боевых действий и он никуда не денется, в конечном итоге успех зависит от того, что конкретная платформа, также известная как одиночный шутер, и оружие, которое на ней установлено, могут сделать в реальной войне. Само собой разумеется, что в условиях деградации боевых сетей платформам придется самостоятельно развивать ситуационную осведомлённость — им придется получать свою собственную картину поля боя и часто действовать автономно. Советский и нынешний российский военно–морской флот имеет опыт разработки подобных решений, несмотря на то, что Россия в настоящее время активно участвует в создании сетей своих Вооружённых сил. Например, старые советские эсминцы класса "Современный" (проект 956) вооружены различными версиями радиолокационной системы Mineral‑ME (НАТО -Band Stand), которая в своих последних конфигурациях способна обнаруживать загоризонтную дальность в активном режиме до 250 километров и в пассивном — до 400 километров, одновременно обмениваясь данными с до 9 кораблями в группе на расстоянии 30 километров.27 Mineral‑ME, как и многие другие подобные системы, способные обнаруживать и назначать цели для собственных комплексов ASM или обмениваться такими данными с другими источниками, включая самолеты, вряд ли можно назвать платформоцентричными, но именно так назвал это известный американский военно–морской аналитик Норман Фридман.28
Но значение Mineral‑ME заключается не только в её способности работать в сети, что ставит заявление Фридмана под сомнение; это её способность видеть и разрабатывать решения для стрельбы для своих ЗРК P-270 Moskit (НАТО –SS-N-22 Sunburn) на их максимальной дальности, которая составляет 240 километров