Читать интересную книгу Совершенный монастырь. Афонские рассказы - Станислав Сенькин

Монахи перекрестились. Стелиос стоял неподвижно и не знал что делать. Игумен махнул головой.

— Ну что ты стоишь? Иди на послушание.

— Да-да, благословите, — Стелиос поклонился и пошел в сад.

Взяв в руки старые садовые ножницы, послушник тяжело вздохнул и начал свою работу. Он не знал, что значило для него это искушение. Кто его проверял — Господь или монастырские старцы? Впрочем, для него как для послушника это было равнозначно.

На Благовещение Стелиос был пострижен в рясофор с именем Петрос в честь святого Петра Афонского. Для послушника это было неожиданное и очень радостное событие. Новорожденный инок возблагодарил Матерь Божью за то, что она помогла ему преодолеть постовое искушение и войти в число афонских монахов. Он занес почившего раба Божьего тезоименитого ему Петроса в поминальный синодик, решив, что молитва о нем будет лучшим напоминанием о перенесенном искушении.

Теперь ему нужно быть еще более внимательным и осторожным к своим мыслям. Ведь дьявол никогда не спит, и нет для него большей радости, как сбить инока с избранного пути. Да убережет от этого всю монашескую братию милостивый Господь!

Незваные гости

Послушник Марчел, родом из Бухареста, пришел в скит Продромос года два назад. Он не перенял нравов современной молодежи, потому что был сыном священника и принадлежал к старому священническому роду. Отец его был строгим, но справедливым. Более справедливым, чем строгим. У них была большая семья. Марчел был старшим сыном, и отец воспитал его в большей строгости, чем остальных детей. От природы Марчел обладал богатырским здоровьем. Когда он учился в школе, его постоянно приглашали заниматься в различные спортивные секции, но отец всегда был против. Отец считал, что Марчел должен стать священником; режим Чаушеску уже пал, и была большая нужда в новых священнослужителях. Но самому Марчелу решение отца не нравилось. Он мечтал стать архитектором и молился, чтобы отец одобрил его выбор. В детстве Марчел любил строить бумажные храмики и у него это неплохо получалось. Отец с гордостью показывал эти раскрашенные фломастерами сооружения гостям. Для отца такое увлечение было всего лишь подтверждением того, что Марчел избран Богом, чтобы стать священником. А когда сын, наконец, признался отцу, что мечтает быть архитектором, тот сказал, чтобы Марчел и не мечтал об архитектуре. Его ждет рукоположение и служение Господу, а эти мысли о земных занятиях — лишь дьявольское искушение. Марчел очень расстроился в тот вечер, но постарался не подавать виду, чтобы не огорчать отца. С тех пор он гнал от себя всякие мысли об архитектуре. Однажды он собрал все свои детские поделки в мешок, унес в лес и сжег. Марчел смотрел на догорающие бумажные храмики и думал, о том, как было бы хорошо, если бы можно было так же легко справляться с неправильными желаниями и глупыми мыслями…

Окончив школу, он, не раздумывая, поступил в семинарию. Разве его отец когда-нибудь был не прав? Марчел никогда не спорил с отцом, но постепенно в его душе зарождалось сомнение в правильности сделанного выбора. Не в силах с ним справиться, он ушел с третьего курса семинарии в скит Продромос, что на Святой Горе. Это было единственным серьезным самостоятельным решением Марчела, которое отец не мог оспорить. Еще бы — сын превзошел отца! Презрев мирские радости, которые доступны обычному священнику, он удалился в святая святых монашества — на Афон. Хотя в глубине души отец понимал, что сын в данном случае проявил великое непослушание. Но поступок Марчела был слишком правильным, чтобы он мог воспрепятствовать сыну.

Прожив большую часть жизни в подчинении отцу, Марчел легко прижился в монастыре — ему без труда давалось послушание, а физическая сила помогала переносить все тяготы монашеской жизни. Он обладал мягким нравом и, несмотря на свою телесную мощь, никогда не пользовался ею, даже для устрашения обидчика. Мало того, он ни разу в жизни не подрался. Марчел всегда сам старался примириться с обидчиком, иначе он чувствовал, что его совесть неспокойна. Игумен полюбил Марчела и стал ему вторым отцом. Духовный отец объяснял аскетическую науку, которой нельзя научится в семинарии — науку борьбы с нечистыми помыслами. В монастыре было все построено на строгой дисциплине, но Марчел чувствовал себя здесь гораздо свободнее, чем дома в Бухаресте. С каждым прожитым днем, с каждым перенесенным искушением он освобождался от мучительных страстей и похотей.

В этом рассказе уже сказано много слов о добронравии Марчела. Но при всех его добродетелях была у него одна серьезная проблема. Еще в миру он с трудом справлялся с обуревающими его блудными помыслами. Отец, который был и духовником Марчела, часто бранил и наказывал его за нечистоту. Марчел с подросткового возраста боролся с этими помыслами и за долгие годы борьбы успел их возненавидеть. Это было одной из причин, по которой он не женился, а ушел в монастырь, и именно на Афон.

И правда — в монастыре ему стало легче. Женщин здесь не было, пост и постоянное недосыпание делали свое дело. И самое главное — помогала молитва, которой учил Марчела игумен. Старец говорил, что молитва — главное лекарство для души: «Молись непрестанно. Когда работаешь, когда поешь на клиросе, когда ешь — молись непрестанно. Если будешь так делать, с годами придет навык. Тогда и во сне будешь молиться. Если в сердце твоем поселится непрестанная молитва, демоны не смогут и близко к тебе подойти, как волки к огню».

Марчел пробовал молиться непрестанно и старался не забывать об этом основном завете святых отцов, но пока что у него ничего не получалось. Мало того, что блудные помыслы продолжали его мучить, к ним прибавилось множество других помыслов. Когда он стоял на молитве или пел в храме, его ум смущался от обилия совершенно ненужных мыслей. Наконец он ясно понял, что не является хозяином самому себе. Помыслы быстро осаждали его ум, как неохраняемую крепость, врывались в его голову, устраивая там разбойничий вертеп.

Братья говорили, что это, в общем-то, нормальное дело. Даже опытные монахи часто блуждают в своих помыслах во время молитвы. Но Марчела не могли успокоить их слова, у него появилось чувство вины, которое все росло по мере того, как он пытался побороть свои помыслы. От этого Марчел становился с каждым месяцем все более угрюмым. Игумен скита решил не утешать послушника, рассудив, что столь серьезный подход к борьбе с помыслами рано или поздно обязательно принесет свои плоды.

Когда Марчел говорил духовнику на исповеди о своих помыслах, они отступали на какое-то время, но потом начинали мучить его с новой силой. Послушник стал частым гостем в монастырской библиотеке и прочел много святоотеческих книг на эту тему, пытаясь разобраться в том, что с ним происходит. Но вместо этого он еще больше запутался. Он пребывал в смущении и сомнениях.

Марчел, бывало, подходил к игумену по несколько раз за день, из-за чего по скиту начали ходить слухи, что Марчел доносчик. Хотя тот, согласно с писаниями святых отцов, просто исповедовал духовнику свои помыслы.

И вот однажды во время такой исповеди между игуменом и послушником произошел важный разговор. Марчел увидел, как старец прогуливается в оливковом саду, понурив голову, подошел к нему и принял благословение:

— Отче, меня страшно донимают нечистые мысли, они не только мешают мне думать о святых вещах, но и отравляют все мое существование. Вы об этом прекрасно знаете, я исповедую вам помыслы не первый месяц! Но я не получаю никакого облегчения, хотя святые отцы пишут, что исповеданный помысел более не должен мучить послушника. Как же это понимать? Неужели я делаю что-то не так?

— Нет, чадо! Все верно, ты правильно делаешь, что исповедуешь помыслы, — игумен похлопал его по плечу. — Не унывай… Игумен улыбнулся и, опираясь на старый посох, побрел к калитке.

Но Марчел не успокоился, а пошел вслед за игуменом и опять спросил:

— Но тогда почему я не пребываю в покое, как пишут святые отцы, а продолжаю смущаться и скорбеть?!

Игумен остановился и задумался:

— Марчел! Быть может, пока Богу угодны твои терзания и мучения больше, чем покой. Надо терпеть… Как знать, может Господь желает, чтобы ты сейчас мучился, чтобы, когда придет освобождение, ты ценил его и понимал, Кому ты этим обязан.

— Конечно… — послушник нахмурился. — Выходит, я не понимаю святых отцов. В одной книге так написано, в другой — совершенно иначе. Быть может, мне вообще не следует их читать?

Игумен рассмеялся:

— Эх, Марчел, я состарился в монашестве, да и то не дерзаю думать, что понял все, чему учат отцы. Но читать надо. Правда, не все подряд. Сейчас тебе лучше почитать преподобного Кассиана Римлянина. Чтобы правильно духовно развиваться, лучше спрашивай у меня, что читать. Пока ты молод, тебе нужно духовное млеко, а вот когда придешь в меру возраста Христова, тогда будешь питаться и твердой пищей.