Читать интересную книгу Теплая Птица - Василий Гаврилекно

Часть вторая КОНУНГ АХМАТ

1. Кокаин

— Конунг Ахмат, здесь Шрам.

Обмотав руку липковатой тряпкой, я снял вскипевший чайник, поставил на стол, изрезанный ножом.

Стрелок по имени Николай терпеливо ждал: серое равнодушное лицо, тусклые глаза.

— Зови.

Николай отодвинул заскрежетавшую дверь —из вагона устремился густой пар. Спрыгнул на скрипнувший снег.

Поезд остановился на ночь посреди Джунглей. Я требовал от машиниста продолжать путь, но тот не поддался ни уговорам, ни угрозам.

— Как хочешь, конунг, — сказал он, глядя мне в глаза. — Ночью не могу —не ровен час, угодим в яму.

Пришлось отступиться, чтоб не терять время.

— Конунг?

Я обернулся.

— Присядь, Шрам.

Он, конечно, остался стоять, здоровенный игрок, продавшийся стрелкам за то единственное, что так необходимо ему, и что невозможно достать в Джунглях, — за кокаин.

— Хочешь чайку? — спросил я.

Шрам что-то промычал, мотнув башкой. Широкое лицо делил надвое шрам, отчего казалось, что у игрока два носа и четыре губы.

Я отпил из алюминиевой кружки.

— Что имеешь сказать?

Шрам взмок: непривычно находиться в помещении, тем более —в жарко натопленном.

— Неподалеку поляна, конунг. Там игроки, — сообщил он, косясь на потолок. — Кажется, они думают, что твой поезд —Последний.

— Это всё?

— Все.

Я откинулся на спинку стула, несильно ударившись затылком о стенку вагона, и засмеялся.

— За такой пустяк ты надеешься получить дурь?

Прищуренные глаза Шрама вспыхнули. Почему я в одиночку принимаю это чудовище? Рано или поздно он бросится на меня, чтобы задушить, — и я могу не успеть выхватить пистолет…

— Ну?

Шрам потоптался на месте, нехотя промычал:

— Там, куда ты направляешься, — питеры.

Я локтем задел кружку, которая тут же опрокинулась. Кипяток пролился на стол, закапал на пол.

— Что?

— Питеры, конунг, — Шрам сыто ухмыльнулся. — Похоже, они собираются организовать в Твери базу.

Я встал со стула, прошел в угол к ведру. Помочился. Шрам терпеливо ждал.

— Сколько их?

— Больше тебя, конунг.

— Насколько?

— Самое малое —вдвое, — Шрам, прищурившись, смотрел на меня. Нет, этот игрок только с виду —громадный дурак…

— Техника?

— Три вертушки и поезд.

Я подошел к сейфу, набрал код замка.

За железной дверцей —горка белых пакетиков. Мое плечо обожгло горячим дыханьем, я обернулся —глаза склонившегося Шрама жадно засверкали.

— Неплохой у тебя запасец, конунг.

— Убери рыло.

Он отстранился. Я запер сейф, протянул игроку пакетик.

Шрам схватил дурь дрожащими руками, тут же надорвал целлофан, всыпал порошок в огромные ноздри. Шумно втянул воздух.

— Убирайся, — поморщился я.

— Прости, конунг, — пробормотал Шрам, облизывая пустой пакетик синим языком.

Как только он притворил за собой дверь вагона, я прилег на накрытую шкурой твари кровать.

Информация Шрама была неожиданной.

Мой отряд направлялся в Тверь для проведения зачистки, а не для битвы с питерами. Да и не слышал я, чтобы когда-нибудь стрелки —москвиты нос к носу сталкивались с питерами… Кажется, Христо упоминал, что когда-то к Отцу Никодиму приезжал из Питера Отец Афанасий. Но откуда Христо мог знать наверняка? Он возрожденец, а не стрелок.

Операция в Ярославле основательно пощипала отряд: тамошние игроки здорово метали заточки. Я не готов к столкновению с питерами. И УАМР ничего не говорит на этот счет…

Так что, поворачивать обратно?

«Шанс обязательно выпадет —главное, не упустить его», — женский голос. На мгновение я будто наяву увидел ее, вспомнил запах волос, наивные, неосуществимые мечты, которые я начертал на флаге своей души и тайно понес через Русские Джунгли. Серебристая Рыбка, плыви…

— Значит, шанс, — прошептал я, глядя, как в печи мечется огонь.

Решение было принято. Чтобы не терзаться понапрасну новыми сомнениями, я поднялся с постели, снял с гвоздя зеленую куртку с нашивкой на рукаве в виде серпика луны.

Серпик луны сверкал и на холодном небе, но смотрел он в другую сторону. Джунгли шумели, где-то выла тварь. Там же бродит Шрам, а может, забрался на дерево и уснул, — улетел в лживо-прекрасный сон. Интересно, что он видит под дурью? Что прекрасно для Шрама? Зеленая долина, пересеченная голубой речушкой, вытекающей, кажется, из самого неба? Едва ли. Красивая женщина? Это уж точно —нет. Скорее всего, он видит себя не Шрамом, а кем-то другим. Может быть, конунгом.

Я пошел вдоль поезда. За приоткрытыми дверями вагонов храпели, стонали, ругались вполголоса; из печных труб летели искры —некоторые поднимались выше деревьев и только там, в вышине, гасли.

В хвосте поезда, на платформе, — вертолет, лопасти свисают чуть не до земли. Единственная вертушка, доверенная моему отряду. Да я особо и не настаивал на большем, полагаясь на пехоту и мощь станкового пулемета.

Посмотрев на блестящий под луной снег, повернул обратно.

Из продвагона доносились приглушенные стоны, звуки ударов: эта сволочь, Машенька, опять избивал Николая. Я остановился у двери, едва сдерживаясь, чтоб не вмешаться.

— Гад, — тонким голосом крикнул Николай и тут же захрипел: должно быть, Машенька схватил его за горло.

Быстрым шагом я направился к своему вагону: помочь Николаю я не в силах, даром что конунг. В отряде, как и в Джунглях, — каждый сам за себя.

Отворив дверь, я замер: в мое краткое отсутствие кто-то побывал в вагоне.

Сердце гадко заныло: на месте сейфа раскуроченные доски с хищно торчащими гвоздями —похоже, сейф отодрали от пола одним рывком.

— Шрам! Е…ть его душу, это Шрам!

Поднимать общую тревогу я не решился, хотя соблазн был.

Переоценить потерю невозможно: без кокаина отряд неуправляем. Каждое удачное действие, каждое попадание в цель должно оплачиваться дозой —таков неписаный закон. Кокаин —бог и демон отряда, мерило всего и вся…

Несколько темных фигур маячили передо мной в поднимаемой ветром снежной свистопляске. Стрелки, вырванные приказом из жарко натопленных вагонов, свирепо матерились, то и дело посылая в «молоко» очереди из автоматов.

— Хер мы его найдем, — грубый голос справа от меня, кажется, Осама. — Вспорхнул, гнида, на дерево.

— Смотри, а то сядет на шею —простужено отозвался кто-то.

— Прекратить трёп, — крикнул я, отгораживаясь от слепящего снега воротником куртки.

Черт подери, какой ветрище, даже здесь, в лесу, продувает. Шрам, будь он неладен. Впрочем, и сам молодец —угораздило же не запереть вагон с кокаином…

— Конунг!

Я побежал на голос, придерживая автомат у бедра. Ноги утопали в снегу, деревья, баюкая, раскачивали черноту ночи.

— Сюда, конунг, — облепленный снегом силуэт возник передо мной.

— Ты, Николай? — я узнал слабосильного, нерасторопного работника продвагона. Узнав, удивился: на зов положено явиться Машеньке.

— Конунг?

— Да?

— Посмотри.

В голосе Николая звенело торжество. И было отчего.

На дне кустистой ложбинки, распластав руки и ноги, навзничь лежал Шрам. Неподалеку от его головы чернел сейф.

Я бросился со склона по сугробам, проваливаясь по колено.

На сейфе вмятины от яростных ударов, но дверца цела. Этому ублюдку не удалось добраться до моего кокаина.

Я выругался, пнув лохматую голову Шрама. Кожица на виске лопнула, закапала кровь. Игрок застонал, но не очнулся, и глаза его остались все такими же застывшими.

— Молодчага, Николай. Дурь заработал.

Я вытер лоб комком снега.

— Где запропастились эти долб…бы? Ну-ка, свистни.

Николай не торопился снять с шеи алюминиевый свисток и созвать группу.

— Слышишь ты?

Он вдруг заговорил —прерывающимся зябким голосом.

— Конунг, мне не нужна дурь. Я, это самое, хотел бы… Ну… уволиться из продвагона.

Я посмотрел в лицо Николая —ни синяка, ни кровоподтека. Машенька умеет бить так, что следы побоев видны лишь жертве.

— Хорошо, я подумаю, — выдавил я. — Свисти!

Николай поднес к губам свисток.

Спустя какое-то время шесть облепленных снегом фигур —Осама, Надим, Джон, Киряк, Сергей, Якши —спустились с разных сторон в ложбинку.

— Где вы шляетесь, мать вашу?

— Заплутали, конунг, — равнодушным голосом ответил за всех Киряк, растирая снегом красную рожу и с интересом косясь на Шрама.

— Пока вы плутали, Николай заработал дурь.

— Кастрат? — недоверчиво хмыкнул Осама. — Охуеть.

Стрелки, включая и Николая, заржали.

Горло Шрама выплеснуло сдавленный крик, игрок засучил вдруг руками-ногами, словно младенец.

— Возвращается, конунг, — доложил Якши.

— Вижу.

Шрам возвращался, поскуливая и клацая зубами, — за мгновения неземного блаженства расплачивался мучением.