Читать интересную книгу Исмаил - Амир-Хосейн Фарди

Он прижался лбом к мохру[14] и попытался сжаться, скрючиться, сгруппироваться, уменьшиться. Он всхлипывал в голос. Глаза его были закрыты. Громадные волны света, разноцветные, вставали перед его глазами, сплетались и свивались и, как водяные валы, накатывали на него друг за другом и отступали. В его ушах бушевало море. Сделалось так, словно повсюду кругом — вода небесного цвета, а из-за накатывающихся волн появились знакомые глаза и смотрели на него. Глаза были встревожены. Они глядели с тоской.

— Ты — кто?

— …

Он сильнее прижал лоб к мохру и простонал:

— Помоги мне, Аллах, помоги мне!

Голос матери заставил его оторвать лоб от мохра и сесть прямо. Он вытер глаза. Из-за слез фигура матери казалась ему дрожащей и расплывающейся.

— … Напугал ты меня. Думаю, что происходит? Кто рано поутру тут рыдает? — мать приблизилась к нему и положила руку ему на лоб. — Простудишься, вставай, есть еще время поспать. Я тебя разбужу.

Он еще раз вытер глаза и с трудом встал.

— Может, ты все-таки скажешь мне, в чем дело, почему исхудал весь, что изводит тебя? Работа тяжелая, поругался с кем-то, кто-то обидел тебя, не дай Бог? Поговори же со мной, душа родная. Ты день за днем, день за днем сходишь на нет. Ну скажи ты мне о своей проблеме, я голову себе пеплом посыплю!

Исмаил убрал на место молитвенный коврик и ответил:

— Не тревожься, ничего страшного, все будет хорошо.

— Пока хорошо станет, я сдохну!

Исмаил лег в постель. Скоро пора будет на работу. Дождь прекратился. В окно он видел движущиеся облака.

Глава 8

Позавтракав, он вышел из дома. Дождь перестал. Облака двигались по-прежнему. Между ними иногда виднелось голубое небо, прозрачное и бездонное. Исмаил дошел до железной дороги. По кончикам веток ясеня видно было, что дерево ожило, молодые соки пошли по ветвям. Ствол дерева был весь мокрый от дождя. Вода в ручье была мутной. Она поднялась и кое-где разлилась за обычные пределы. Исмаил поднялся на насыпь железной дороги. Дул мягкий ветерок, еще влажный и несущий запахи дождя и окрестных полей. Окошко будки стрелочника было закрыто, Исмаил не хотел идти туда. Он целиком сосредоточился на своем деле: отдать письмо и вернуться в филиал банка. Девушка всегда приходила со стороны железной дороги. С востока. Несколько раз он видел, как она шла вдоль рельс, опустив голову и глядя вниз прямо перед собой, а под мышкой — книги. Она шла плавно и спокойно. Можно было подумать, что она считает собственные шаги или толстые шпалы, а может быть, и то, и другое. Для Исмаила восточная часть железной дороги была чем-то вроде места, откуда восходит солнце: местом таинственным и недосягаемым.

Понемногу на улице начали появляться ученики школы, мальчики и девочки. Исмаил прислонился к стволу ясеня и не сводил глаз с востока. Небу надоело плакать дождем, и облака понемногу рассеивались. Теперь началась игра солнца и тени, которая будет продолжаться, пока солнце не поднимется высоко. Вскоре Исмаил увидел девушку, она приближалась. Она шла с той стороны, где всходило солнце которое светило из-за ее спины и делало ее фигуру сияющей и удивительной. Исмаил сильнее прижался к влажному стволу ясеня. Нечто вроде страха и растерянности заставило дрожать его колени. Он сунул руку в карман пиджака и в который раз ощупал письмо. Оно было на месте, с левой стороны груди — там, где его сердце билось в беспокойстве. Он вновь поднялся на железнодорожную насыпь и встал на шпалах. Она подходила, одна, размеренными шагами. Постепенно расстояние между ними сокращалось. Прохожие торопливо проходили мимо. Рядом с рельсами и чуть поодаль образовались лужицы наподобие крохотных бассейнов, в прозрачной воде которых сверкали частицы солнца. Девушка сегодня была одета в белое, молочного цвета пальто, делающее ее выше ростом и солиднее. Она приближалась. И опять в сознании Исмаила громко раздался голос:

— Ты — кто?

Он вполголоса повторил вопрос: «Ты — кто?» — и, дрожа, шагнул вперед. Они были уже совсем рядом друг с другом. Одна пара рельс была справа, другая — слева. Исмаил достал письмо из кармана и сжал его. Конверт был еще теплый. Он больше не мог двинуться вперед. Ему показалось, что он стоит у кромки моря в лунном свете и на него, цепь за цепью, идут волны, от которых он не может оторвать взгляда — словно он собирается отдать это письмо морю, чтобы волны забрали его. И вот он видит знакомые глаза, которые смотрят на него с границы моря, из молочного цвета туманного ореола; глаза таинственные и далекие, подобно морю, и грозные, подобно урагану. И он стоит, безвольно и потерянно, в покорности и страхе.

Она была уже близко. Он дрожал, дрожал так, как если бы по этим рельсам двигался на скорости грузовой состав. Все его существо сосредоточилось в его глазах, так он смотрел на ту, что подходила к нему — словно в ней заключалась вся его жизнь, в той, что так медленно, опустив голову, приближалась к нему. Его язык стал тяжелым, словно кусок сухой кожи, упавший на дно рта. Они сближались, и та, чей взгляд был прикован к пространству перед ее ногами, почувствовав рядом чье-то присутствие, подняла голову. Их взгляды сплелись, и ее ноги, как и его, приросли к земле. Между тем, игра солнечной светотени и обрывков облаков продолжалась, и утренний ветер добродушно дул на поверхность лужиц, морща их мелкими волнами.

Она оцепенела. В ее глазах ощущалась безбрежность, и цвет их был желтовато-карим, теплым и сладким, полным притягательности. Ни один из них не произносил ни слова. Оба они словно испугались друг друга. Они не знали, сколько мгновений, а может быть, минут они в молчании смотрели друг на друга. Они забыли, где они стоят, на первой, а может быть, на последней черте, на востоке или на западе, в какой части света и точке земли, и какая сегодня дата, и по какому календарю. Время и место исчезли из их сознания. Наконец, они пришли в себя. Он достал письмо из кармана и протянул его ей.

— Будьте добры, возьмите, к вашим услугам написал.

Она поколебалась, переступила с ноги на ногу. Взгляд ее не отрывался от письма, она медленно вытянула руку и взяла его.

— Спасибо.

Он постарался спрятать мягкую улыбку, но не смог спрятать смущенный блеск своих глаз. В сознании его запечатлелась ее нежная кожа, чуть смугловатая, вытянутые пальцы благородных очертаний и быстрые и ласковые движения. Она положила письмо между страниц одной из книг и, опустив голову и по-прежнему глядя вниз перед собой, прошла мимо него. И вместо нее Исмаил видел теперь пустоту, точно ее и не было, точно она не стояла здесь только что. Все стало пусто, жестко и обыкновенно, место — как любое другое на земле. Он только чувствовал мягкий аромат, очень похожий на запах сирени. Он обернулся и посмотрел ей вслед. Она постепенно удалялась, идя все тем же размеренным, медленным шагом. Потом он повернулся на восток, туда, где взошло солнце, где оно выглядывало из-за хлопковых лоскутьев облаков, сеяло свой свет и вновь скрывалось — сладостная и безмерно древняя игра. Исмаилу хотелось побежать, взлететь, достать до солнца, закричать, оглушить мир криком, как делают это поезда, гудки которых слышатся во всех закоулках улицы Саадат, а по ночам — и во всей округе.

Он стал легким, словно сбросил с плеч на землю тяжкий груз и сделался, как перышко, свободным и невесомым. Ноги его не были прикованы к земле. Он пошел в сторону солнца. Щеки его обдувал ветерок, пахнущий дождем и весной. Он поднимал его волосы со лба. Наполнял его слух. После лихорадки и безжалостного возбуждения последних тяжких и жестоких минут — теперь Исмаил был легок и спокоен. Ему хотелось, чтобы эти два пути никогда не соединились и тянулись до конца Вселенной, и он шел меж ними. И ветерок ласкал бы его лицо и нес запах дождя и весны. Исмаил невольно все ускорял шаг — как бы пытаясь взлететь над шпалами. В лужицах, полных дождевой воды, он видел себя самого, и небо, и облака. Он смотрел себе под ноги, на просмоленные шпалы и большие стальные костыли, и мелкий и крупный щебень возле рельс.

Он прошел мимо будки стрелочника, миновал и десятиметровую улицу Саадат; двигался быстрее и быстрее, так быстро, что вдруг побежал. Безвольно и бесцельно он бежал, оставляя за спиной дома и фабрики. Мимо скотного двора, затем — мимо садов, в которых миндальные деревья в платьях из цветов вышли встречать весну, выглядывая из-за глиняных стен… Он оставил позади сады и достиг полей пшеницы и ячменя, которые тянулись вдаль, и ветер ходил по ним волнами. Зеленые волны образовывались от дуновений ветра: он сминал ряд за рядом нежные весенние побеги, и волны убегали вдаль, насколько хватало глаз. Солнце на востоке всходило высоко-высоко. За облаками открывалась синяя глубь неба. Исмаил обернулся и посмотрел назад. Он очень далеко отошел от города. Дома тонули в пелене дыма и пыли. Он не имел представления, сколько сейчас времени, понимал, что в банке ждут его и что клиенты спрашивают о нем… Но он продолжил свой путь. И солнце светило ему прямо в лицо.