отправится примерно через пару дней, но он не сразу в Англию, думаю, сейчас он планирует отправиться за рабами, ну, знаешь, возьмет за перевозку, и на эти деньги купит своих, продаст в Америке потом. Я у него в каюте была, помнишь?
– Ну, поздно уже поняла, а то бы привязала тебя к себе.
– Короче, проехали, но там, рядом с картами лежали два пухлых пакета. Я думала там деньги, – она говорила, и ей, судя по всему, было стыдно за свои действия.
– Святые чипсы! И ты хотела своровать деньги?
– Нет, я посмотреть хотела, а там паспорта, ну, документы на умерших мужчин. В одной пачке на солдат, во второй на членов команды. Значит, он планировал отправить их куда-то в канцелярию, или еще где тут у них выдают свидетельства о смерти.
– «Планировал»? Почему ты говоришь в прошедшем времени, – я наклонила голову и смотрела на нее внимательно.
– Ну, он и отправил, – она оттянула ворот рубашки и полезла рукой под корсет. – В общем, пенсию получат не все. Некоторые остались типа живы, – она отдала мне пачку желтых бумаг, на которых расплывались от влажности и пятен имена мужчин, каллиграфическим почерком выведенные чернилами.
– То есть, ты решила, что если своровать нечего, ты возьмешь документы, да? А компас тебе не понравился? Или может там была подзорная труба?
– Элиза, прекрати, ты тупишь, или у тебя включился режим честности?
– Я туплю? Я не занимаюсь тем, за что здесь как минимум – отрубают руку.
– Будучи женщинами мы не сможем путешествовать в одиночку.
– Ага, а с документами мы скажем что мы мирные трансвеститы, и в платьях с сиськами только потому, что идем на карнавал или в бар, где выступаем сегодня на разогреве у Стаса Михайлова, да?
– Мы пострижемся, переоденемся. Эти документы для нас – крайняя мера, к которой может и не придется прибегать, но пусть будет.
– Хорошо, Клер, я подумаю об этом и скоро перестану представлять, как тебе отрубают обе руки, но ты должна пообещать, что в виду твоего состояния ты будешь обсуждать со мной свои планы на воровство, убийство, и прочие милые развлечения, ок? – я посмотрела на нее как мать смотрит на дочь, только чо своровавшую у соседки всю пенсию.
– Торжественно клянусь, Элизабет – Длинная нора.
– Закрой рот, а то язык я отрежу тебе раньше, чем они отрубят руки, – она прижалась к моему плечу. – Я не хочу больше этот суп.
– Сделай пюре, делов то. Мы закончили с посадками, и завтра ты можешь уйти от готовки, поменявшись с одной из девушек.
– Отлично, я с удовольствием. А что вы будете делать?
– Копать двести метров американской земли. Нужно отвести от речки ручей, чтобы поливать наши посадки. Я не сильно полагаюсь на дожди.
– Ты знаешь, нет, я, пожалуй, поготовлю еще, они не знают, что такое биточки из картошки с мясом внутри. Точно, да, биточки! – она встала и пошла от меня.
– Ты далеко?
– Готовить.
– Мы с тобой сидим у костра. Это и есть кухня, – она словно удивилась моим словам, осмотрелась, поняла, что повела себя странно и вернулась к котлу.
Она, конечно, права, но нужно поговорить с девочками, что, если хоть кто-то заподозрит их в чем-то, нашей честной компании придется не сладко. Сегодня, когда все пойдут купаться, нужно поднять эту тему.
– Мисс, прошу прощения, что так и не смог проверить как вы устроились, но я уже благодарен вам с сестрами за то, что разнообразили стол нашей общины. Откуда у вас такие познания в области этих клубней, – я думала, что место за домом, где мы сушим шерсть достаточно спокойное, и здесь мало, когда можно увидеть людей, но губернатор будто шел за мной.
– Мистер Бредфорд, и мы тоже, слишком рьяно взялись за дела, что не могли познакомиться с вашими людьми. Но вы должны понять, что мы не имеем права «повесить» себя на вас. Вот и решили сразу принять активное участие в труде и получении навыков, – я чуть присела и опустила подбородок. Я Элизабет, губернатор.
– Вы поражаете всех в общине своей работоспособностью, и вас даже ставят в пример некоторым женщинам…
– Что вы, что вы, лучше этого не делать, потому что только Господь должен быть для нас всех примером. Мы не хотим, чтобы ваши женщины держали на нас обиду.
– Нет, мисс Элизабет, такого не будет, наши женщины не злы и не завистливы. Вы в полной безопасности. Так откуда вы узнали столько блюд из этих клубней, на которые мы и внимания не обращали?
– Как правило, у любого продукта несколько состояний: его едят сырым, как яблоки, вареным, как брюкву, или печеным, как тыкву. Когда находишь незнакомый овощ, и откусив, понимаешь, что он тебе не нравится, то всего то и нужно, попробовать его отварить, или просто положить на угли, – черт бы вас подрал с вашими «независтливыми» женщинами, и этими вопросами. Молодец, Лиля, что сперла документы, думаю, они допекут нас еще до индейцев.
– Я бы хотел приставить к вам несколько наших женщин, чтобы они научились у вас приготовлению блюд. Благодарю за беседу, мисс Элиза, и хочу, чтобы вы знали, что если я вам понадоблюсь, то я весь ив вашем распоряжении.
– Конечно присылайте, так мы сможем ближе познакомиться, подружиться. Спасибо, мы так благодарны, что попали сюда, к людям, что чтят Бога в сердце, и живут по закону Божьему, – я еще раз отвесила поклон и пошла собирать сестер.
– Клер, бросай свои кашеварские дела, ставь вместо себя одну из сестер, собирай адекватных барышень, и идем купаться. Нужно поговорить. В реке мы сможем сделать это лучше всего, – я замялась, и она это заметила. – Да, ты молодец насчет документов, детка, но у меня еще одна идея, пока не отошел корабль. Ты не видела этого рыжика? Мальчишку с канапушками и волосами как медь?
– Малкольма?
– Да, его.
– Он с индейцами ушел в их деревню. Зачем он тебе?
– Да, есть одно дело. Собирай девушек, и валите к речке. Я сейчас.
Глава 17
– Малкольм, дружище, как тебе индейцы? – я кричала на встречу пацану, что одним из первых вышел из леса. Он помахал мне рукой и побежал навстречу.
– Если бы можно, остался тут жить, но капитан не оставит, да и документов у меня нет.
– Тебе сколько лет?
– Семнадцать, но у меня порода видишь какая мелкая? – он показал ладонью над головой, намекая, что там могла быть его голова, а не тут, где сейчас.
– Э,