Персид все твердил, что будет сильный ветер, который принесет грозу. Спросили его, откуда, мол, ведает? Тот напомнил, что ежели стукнуть по лодке шестом, то эхо отзовется с той стороны, откуда ветра ждать. Стукнули, и правда показало туда, где гроза уже громыхала.
Драккар встал у берега, и измученные люди свалились со стоном, где сидели. Теплая вода не помогала утолять жажду, в желудке у каждого переливалось и булькало при любом движении, но пить все равно хотелось. Тогда Раголд сделал ошибку, дорого стоившую всем, он разрешил открыть последний бочонок вина, надеясь, что кислое вино утолит жажду. Вино начало бродить на жаре, и вместо утоления жажды варяги просто по привычке напились. Трезвыми оставались только сам Раголд, Хорень, который не признавал такой напиток, и персидский купец, уже давно пожалевший, что связался с неразумными воителями.
Хорень тихонько спросил купца, почему тот боится грозы.
– Бог грозы, вы его зовете Перуном, мечет свои стрелы в самые высокие деревья, какие стоят.
– Ну и что? Это я знаю, не вставай под деревом в грозу, не то прибьет.
– Ветрило нашего корабля высоко, а вокруг степь. Если будет гром, то он обязательно попадет в корабль… – Похоже, купец был перепуган не на шутку. Хорень подумал, что тот прав.
– И что же делать?
– Молить Аллаха, чтоб грозу пронесло мимо.
– Вот еще, мы и так задыхаемся.
– Я тоже, – вздохнул купец. – Мне еще тяжелее, я не могу вынести духоту, болен. Если будет гроза, то я умру.
– Тьфу на тебя! – выругался на него Хорень. – Накаркаешь.
Но купец оказался прав, во всем прав. Во-первых, он не дожил не только до окончания грозы, но даже и до ее начала. Привалился как-то к ветрилу и стал хватать ртом воздух, рвать на себе одежду, открывая шею. Пока Хорень сообразил хотя бы побрызгать на него водичкой, тот дернулся несколько раз и затих, странно расширив и без того круглые черные глаза.
Хорень окликнул Раголда, который воевал с варягами, пытаясь отобрать у тех остатки вина из бочки:
– Слышь, кажись, купец-то помер…
– Чего? – не понял Раголд. Ему было сейчас совсем не до проблем персидского купца, напившиеся гребцы спали вповалку, а еще державшийся на ногах Свеллум допивал забродившее зелье, высоко задирая бочонок, чтобы в горло лились остатки жидкости из него. Варяги были совершенно ни на что не годны, эти люди, так стойко державшиеся в тяжелых штормах, раскисли в жару и просто заснули от забродившего вина. Появись враги, и защищать драккар некому, да и отплыть невозможно, гребцы спали беспробудным сном, теперь их каленым железом не поднимешь.
– Слышь, Раголд, купец-то, говорю, помер, – снова затеребил своего хозяина Хорень. Ему не очень хотелось ночевать в лодье рядом с трупом.
Раголд наконец понял, что говорит Хорень, дернулся к купцу, заругался по-свейски.
– Давай отнесем его на берег, пусть там пока полежит. Не знаешь, как у них хоронят?
Хорень отказался:
– Откуда мне знать, я там не бывал.
– Я тоже, – вздохнул Раголд. – Плохо, если не похороним по обычаю.
Тем временем гроза обкладывала степь широкой громыхающей подковой. Небо вдалеке вдруг вспыхивало вполгоризонта, становились видны аспидово-черные тучи, которые пронзала ветвистая смертельно бледная молния, похожая на огромное перевернутое вверх ногами дерево. Даже на расстоянии был слышен треск, а затем громыхало. Спавшие варяги ворчали в тяжелом забытьи. Хорень вспомнил рассказы о том, что у Перуна молнии бывают двух видов – одни черно-синие, смертельные, вторые – бело-желтые, те, после которых вслед за грозой дышится легко, которые землю поят. То ли они далече заплыли, то ли Перун нынче злой был, только молнии метал одни черные. Арабский купец прав был, таких молний бояться надо.
По степи внезапно пронесся горячий, но уже смешанный с брызгами дождя ветер. Раголд с Хоренем заторопились. Они действительно снесли тело купца на берег, завернули его в плащ, взятый у одного из спящих варягов, и оставили до утра. К тому времени, когда вернулись на лодью, гроза уже добралась до реки. Громыхало совсем рядом, но без дождя, гроза шла страшная, сухая. Из туч летели только брызги, зато молнии сверкали так, словно все метили именно в драккар. В черной утробе тучи вдруг возникало огромное перевернутое вверх ногами ветвистое дерево, секунду висело так с сухим треском. Потом пропадало, а взамен слышался оглушительный грохот. Спящие варяги наверняка видели во сне жестокий бой, но ни один из них не очнулся. Зато Спасена бросилась на берег и теперь отчаянно лаяла, словно зовя людей за собой. Она металась по кромке воды, но громыхавшее небо перекрывало слабый голос псины.
Раголда радовало отсутствие дождя, который залил бы драккар, а вычерпывать воду некому. А Хорень вдруг отчетливо вспомнил предупреждение умершего купца, тот словно предвидел, что произойдет. Неожиданно для самого себя Хорень потащил Раголда на берег, торопя изо всех сил. Грохотало уже совсем рядом. Тот сопротивлялся, но Хорень упрямо тянул его с драккара, что-то крича про мачту и ярость Перуна. В ответ Раголд, путая норманнские и уже знакомые славянские слова, кричал про горшки, которые надо снести на берег. Хорень возмутился:
– Какие горшки?! Сейчас вдарит – костей не соберешь!
Купец орал сквозь громовые раскаты про какой-то огонь…
– Будет тебе огонь, сейчас и будет…
Едва они успели отойти от кромки воды, как небо разверзлось с такой силой, что оба от испуга присели, огромная молния пронзила небо и степь и… врезалась в стоящий у берега драккар. Вмиг на нем полыхнуло все – палуба, спящие на ней варяги, сложенные вещи. Одновременно с оглушительным грохотом послышался нечеловеческий вопль. Но ни Раголд, ни Хорень не смогли даже броситься на помощь товарищам, вторая молния ударила неподалеку, и они оба упали на траву, закрыв головы руками. Грохотало со страшной силой, когда все-таки удалось открыть глаза, драккар Раголда пылал, как погребальный костер. Сам оглушенный Раголд лежал без признаков жизни, Хорень сначала решил, что и его поразил гневный Перун, но варяг дышал. Ладожанин попытался пробиться к горящему драккару, на котором почему-то полыхало почти все, горела даже вода вокруг лодьи. Такого Хорень никогда не видывал. Ветер усилился, пламя оглушительно ревело, унося со своими искрами и души отошедших в мир иной варягов. Хорень упал на землю и сидел, бессмысленно уставившись на горящую лодью. Захваченный сумасшедшей стихией пламени, он даже не думал, что они с Раголдом остались одни посреди степи.