Санчес смущенно улыбнулся и покраснел.
— А это — приезжие иностранцы, принц Джон и странствующий рыцарь сэр Вульф из Лукоморья. Мы имели счастье, или несчастье, или, так сказать, не было бы счастья, да несчастье помогло — познакомиться сегодня в переулке Башмачников. Они пришли мне на помощь в некой весьма щекотливой ситуации, незваные, но желанные, я бы сказал. И они будут жить у нас.
— Друзья Гарри — мои друзья! — не прекращая улыбаться, молвил красильщик. — Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты! Правда, у нас тут немножко не прибрано, богемная жизнь, понимаете сами, но зато все свои. У вас багаж?
— Да, с вашего позволения. Не могли бы вы помочь донести? Но если вам тяжело, мы сами… — царевич двинулся на улицу, Серый и Санчес — за ним.
— Ого, — крякнул хозяин, взвалив на плечо мешок. — Что у вас там — чугун?
— Золото, — отозвался Иван из-под другого мешка.
Рыцарь Вульф скривился, как от зубной боли.
Санчес споткнулся на ровном месте.
— Шутка, гы-гы, — сказал Серый, делая царевичу страшные глаза.
— Гы-гы, — старательно выговорил Иванушка.
— Гы-гы, — задумчиво повторил Гарри с крыльца.
Красильщик оказался словоохотлив, и пока мешки несли до второго этажа до гостевых комнат, успел поведать новым знакомым, что красильня раньше принадлежала его отцу, что когда тот умер и завещал предприятие ему, он, Санчес, учился в гуманитарной гимназии, каковую ему и пришлось покинуть в связи со вступлением в наследство, тем более, что не покинь он ее, его бы все равно, скорее всего, к весне бы выгнали за хроническую неуспеваемость, нарушение режима и непочтение к преподавателям, несмотря на все неплохие отцовские денежки, которые тот платил за образование своего единственного отпрыска. Рассказал он, но скорее, не как о факте, а как о забавном недоразумении, что дела в красильне со смерти отца идут неважно, что сколько бы он ни старался (а не старался он нисколько) — клиенты и работники разбегаются, и оставленные родителем капиталы тают не по дням, а по часам.
— И что ты будешь делать, если разоришься?
Санчес ухмыльнулся и скинул мешок на пол в одной из комнат.
— Не ЕСЛИ разорюсь, а КОГДА разорюсь. Это вопрос времени, чувствую я… Не выходит из меня красильщика. Что делать буду? Стану трубадуром, буду бродить по свету с Гарри, играть на тамбурине, петь его песни…
— А он действительно мини-сингер? — глаза Иванушки вспыхнули с новой силой.
— Да, конечно! Самый лучший, какой только есть на свете — а мне их немало приходилось повстречать на своем веку — в гимназии, и за время знакомства с Гарри. Вы слышали, наверное, баллады «Король и шут», «Рыцарь и чудовище», «Чиль Ойленшпигель»?
— Нет, — как завороженный, царевич покачал головой.
— А «Птица и костер»?
— Нет.
— А «Королева тепла»? «Малиновый король»? «Когда окончен будет бал, и вновь взойдет луна…» — вывел Санчес, дирижируя себе рукой.
— Нет…
— Ну, да ничего страшного. Мы это быстро исправим. Скоро должен начать народ собираться — Эндрю, Джек Перкин, Юджин, Непогода, Малыш… Даже этот урод Кит придет. Не люблю я его, но он — друг Гарри… Кстати, вот это — ваша комната. Замок на дверях есть, но это не проблема — к нему любой ключ подходит. Живите, сколько надо. Постельного белья, правда, нет. Туалет на первом этаже, рядом с конторой, где приемная…
— В смысле, туалет в доме, что ли? — не понял Волк.
— Ну да. Не как у нас, в Лукоморье. Я читал — это из-за гигиены, — авторитетно пояснил царевич.
— А я и не знал, что она заходит так далеко на восток.
Теперь настал черед удивляться Иванушки.
— Так она… это… везде действует… вроде…
— Разве? Тогда надо быть осторожней.
— ?!
— С гигиеной шутки плохи. Когда она одна — еще можно справиться, а вот несколько — это, говорят, хуже медведя.
В голову Ивану закралось определенное подозрение.
— Сергий, извини, конечно, но ты уверен, что ничего не… э… не путаешь? Гигиена — это когда руки моют каждый день… или тараканов морят до того, как они начинают объединяться с клопами… или подметание пола, пока его еще видно… А гиена — это такой веселый компанейский зверек. Еще устойчивое словосочетание есть — смех гиены. И они собираются вместе, когда кому-то плохо.
Рыцарь Вульф застыл, как громом пораженный.
— Каждый день?!.. Тараканов?!.. Подметать?!.. М-да… Пожалуй, лучше встретиться с ги… гиеной…
Санчес с интересом стоял и наблюдал за рождением истины, с уважением глядя на Ивана.
— Приятно встретить образованного человека, — от души пожал он царственную руку. — Если что потребуется — говорите, не стесняйтесь. Всегда к вашим услугам. А сейчас пойдем в столовую — народ там собирается.
— Сколько с нас за комнаты? — спросил Иван.
Санчес обиделся.
— Друзья Гарри — мои друзья. Не говорите глупостей.
«Народ» на кухне уже собрался. Вокруг коренастого дубового стола, в окружении закопченных стен и давно не чищенных котлов сидела разношерстная компания: каждый второй — мини-сингер, каждый первый — поэт, определил уже наметанным глазом Серый, скользнув по живописным одеяниям и целой коллекции лютней, глиняных кувшинов с вином и девушек на коленях. Из еды на столе стояло маленькое блюдце с орехами.
Серый деликатно ткнул локтем Санчеса под ребра:
— Одни орехи на ужин — это тоже ваш варварский обычай, типа ги… гигиены, или я чего-то не понял?
Хозяин смущенно улыбнулся в ответ:
— Это в трактире дают бесплатно к вину…
— А-а… — удовлетворенно кивнул Волк. — А трактир отсюда далеко?
— Да нет, минутах в пяти.
— Пойдем, прогуляемся, пока они тут глотки дерут.
Через полчаса Санчес, Волк, трое слуг трактирщика и пять большущих корзин со всевозможной снедью вернулись в «Веселую Радугу» под одобрительные возгласы собравшихся.
— Налетай! — по-барски взмахнул рукой отрок.
Гости и хозяин не заставили себя долго уговаривать.
— Санчес, где можно взять кружку? — спросил Волк, проглатывая подвернувшуюся под руку сосиску.
— Вон там, не разделочном столе посмотри.
— Ага, гут.
— Что ты берешь?!
— Кружку.
— Так это же кружка из-под мусора!
— Ну, тогда возьму эту.
— Эта — из-под бульона!
— А эта?
— Ну-ка, дай посмотреть… Эта — из-под молока.
Сэр Вульф бессильно опустил руки.
— Слушай, хозяин, у тебя есть не кружка из-под чего-нибудь, а просто кружка?
Санчес озадаченно почесал в затылке.
— Ты знаешь — нет… Но я сейчас помою… — он схватил, не глядя, одну из посудин и быстро побулькал ее в огромном глиняном чане, черная матовая вода которого если и не была колыбелью жизни на Земле, то имела все шансы стать таковой после ближайшей глобальной катастрофы.
Серый плюхнулся на скамью рядом с царевичем. Пение, если оно и начиналось в его отсутствие, на время, по вполне понятным причинам, прекратилось, и друзья воспользовались недолгим перерывом, чтобы тоже перекусить.
Волк выудил из кучи угощений нечто гладкое, продолговатое и коричневое, с недоумением повертел в руках, но попробовать не решился.
— Что это? — осторожно осведомился он у Ивана.
— Где? — повернулся царевич. — А, это… Это — банан в шоколаде.
— Чего? — подозрительно переспросил Сергий.
— Фрукт такой, в… э… ну, короче, это вкусно. Попробуй. Тебе должно понравиться.
Серый с видом патриция над чашей цикуты откусил крошечный кусочек и со страдальческим видом принялся жевать. Проглотил. Потом еще. И еще…
— Надо же!.. Банан в шоколаде… — блаженная улыбка заняла все доступное пространство на лице странствующего рыцаря. — Ешеньки-моешеньки!… Чтоб я так жил!… Банан в шоколаде!… А ну, давай еще, — и он с решительным видом принялся ворошить ближнюю к нему груду продуктов.
Внезапно все вокруг смолкло. Это Гарри взял лютню.
— Ну-с, начнем, — полупьяно поблескивая раскосыми зелеными глазами, молвил он, и все разом вдруг загомонили, стараясь перекричать друг друга:
— «Ты мой родник»!
— «Я выпью вина»!
— «Маятник»!
— «Рыцаря и менестреля»!
— «Шарманщика», Гарри, «Шарманщика»!
Полные губы минисингера удовлетворенно покривились.
— Все споем, не спешите, наше время впереди, — мягко проговорил он. — Но начать я хочу с песни, которую я сегодня бы посвятил моим друзьям, принцу Джону и сэру Вульфу.
И в полной тишине поплыли первые аккорды.
…Смерть надо мной —Как солдат на боевом посту.Но я от нее уйдуПо границе миража —Ей меня не удержатьВ гибельных местах —Я давно забыл,Что значит страх.Ведь золото — прах.В дальних мирахОно не дороже свинца…Слава и власть —Дьявола пасть,А мне бы в огне не пропасть…А мне бы дойти до конца…Я в пути…
Когда певец закончил, царевич рыдал — то ли от счастья, то ли от полноты чувств, то ли от выпитого вина.