— Не уходите так! Скажите… скажите же, что вы меня по-прежнему любите!
В зеленых глазах Изабеллы внезапно вспыхнул насмешливый огонек.
— Я выхожу за вас замуж, Гуго! Разве это не лучший ответ?
На следующий день весь город расцвел яркими красками. Шелковые покрывала и цветные полотняные простыни свисали из каждого окна. Улицы были заполнены радостными людьми в праздничной одежде. На подступах к первозданно белоснежному собору святого Петра толпа густела, напирая на оказавшихся впереди с такой силой, что ее с трудом удерживали ряды вооруженных стражников. Сквозь распахнутые настежь двери был виден алтарь, уставленный бесчисленными горящими свечами. Священники, мальчики-певчие, люди на площади — все замерли в ожидании.
Когда наконец появился конный кортеж, раздался оглушительный приветственный клик, от которого, казалось, содрогнулось само небо — синее, как в самые дивные летние дни. Народ славил доброго графа Эймара, прекрасную Изабеллу и короля Иоанна, украсившего своим присутствием долгожданную свадьбу. Гуго де Лузиньян оказался несколько в тени. Он был всего лишь жених, а все взоры были устремлены на красавицу-невесту.
Под звуки труб. всадники спешились перед порталом церкви, и Иоанн, подав руку Изабелле, повел ее по проходу, усыпанному свежими цветами. Одновременно запел стоявший у алтаря хор. Рука Изабеллы дрожала в ладони Иоанна, она не видела блистательных дворян, заполнивших собор, и смотрела только на короля. В эту минуту она ощущала себя королевой, и ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно… Какое несчастье, что ей не удалось встретиться с английским монархом до того, как она совершила величайшую глупость, согласившись стать женой Гуго! Хоть он и носил гордое имя Лу-зиньянов, но был всего лишь вассалом. Разве можно его сравнить с сюзереном? А взгляды, которые то и дело бросал на нее Иоанн, лучше всяких слов убеждали, насколько она ему понравилась.
Остановившись у алтаря, Изабелла устремила на короля взор, полный сожалений. Однако Иоанн Безземельный и не подумал вложить ее руку в ладонь Гуго де Лузиньяна. Напротив, он крепко сжал пальцы Изабеллы и, обратившись к подошедшему к ним епископу, неожиданно провозгласил:
— Венчай нас! Объявляю всем мою волю: я желаю взять эту девушку в супруги!
В последовавшей сумятице никто не расслышал, что пролепетал в ответ ошеломленный прелат. Граф Эймар и Гуго кричали, перебивая друг друга. Молодой человек, не помня себя от ярости, уже готов был броситься на Иоанна; и его удержали с большим трудом — как раз в тот момент, когда он замахнулся на короля. Однако Иоанн оставался абсолютно спокойным, не выказывая ни малейшего смущения. Графа Эймара, который пытался объяснить ему, что такой брак совершенно невозможен, он оборвал без всяких недомолвок:
— Ты мой вассал и твоя дочь тоже. Вы оба принадлежите мне и обязаны слепо повиноваться моему приказу. Я хочу Изабеллу и возьму ее… если понадобится, даже силой!
— Изабелла! — воскликнул Гуго в полном отчаянии. — Скажи ему, что ты любишь меня и не хочешь быть его женой!
Но восхищенной девушке казалось, будто она грезит наяву. Самые заветные ее желания сбылись! Одно лишь слово — и она станет королевой! Стараясь не глядеть на искаженное мукой лицо жениха, она бросила:
— Нет, Гуго. Если король желает меня, я буду принадлежать ему!
Обозвав ее грязным словом, Лузиньян захлебнулся в рыданиях и, словно взбесившийся бык, ринулся к дверям собора. Друзья и слуги последовали за ним. Тогда Иоанн повернулся к застывшему в испуге епископу и с улыбкой произнес:
— Приступай к обряду! Ты должен не мешкая обвенчать нас.
Началась торжественная церемония венчания, но, вероятно, никогда еще у присутствующих на свадьбе не было столь похоронного настроения. Слышался глухой ропот, однако протестовать открыто никто не решался. Ангулемцы едва сдерживали негодование, ибо в лице Лузиньяна английский король оскорбил всю провинцию. Граф Эймар боялся поднять глаза, а епископ старался отслужить мессу как можно быстрее.
Получив последнее благословение, Иоанн вновь завладел рукой Изабеллы и повернулся к тестю:
— Теперь твоя дочь стала моей, граф Эймар, и я собираюсь немедленно увезти ее! Прощай!
Увлекая за собой девушку, он вышел на паперть в сопровождении своих людей, которые окружили молодую чету плотным кольцом. На площади стояла онемевшая от изумления и скорби толпа. Не раздалось ни единого радостного клика — никто не хотел приветствовать новобрачных. Если бы Изабелла отвергла Лузиньяна ради любого из ангулемских дворян, ей все простили бы. Но она обвенчалась с этим грабителем-чужеземцем! Впрочем, Иоанна, судя по всему, нисколько не смутило молчание горожан. Пожав плечами, он сначала подсадил Изабеллу на своего коня, а затем сам вскочил в седло. Толпа шарахнулась в разные стороны, и англичане вихрем промчались мимо нее, подняв тучу пыли и едва не опрокинув тех, кто слегка замешкался. Кавалькада устремилась на север — Иоанн решил отвезти свою добычу в замок Шинон.
Изабелла, откинувшись на пухлое плечо мужа, в упоении закрыла глаза. Ее опьяняла мысль о грядущем величии. Какое ей было дело до скандала и до разлуки с родными! Свершилось — отныне она королева! Очень скоро на голову ее возложат корону, и она будет управлять огромной страной. О Гуго де Лузиньяне, который когда-то был ей так дорог, она даже не вспомнила. В висках у нее стучало одно слово — королева, королева, королева!
Медовый месяц, начавшись в Шиноне, продолжился в Нормандии, а затем в Вестминстерском дворце. И конца этому не было видно! Вскоре Изабелла почувствовала, что в положении замужней женщины могут быть некоторые весьма неприятные моменты.
Дело в том, что неистовая страсть Иоанна не знала ни сна, ни отдыха. Он не выпускал жену из спальни ни днем ни ночью, донимая ее своей ненасытной любовью. Когда же изредка они появлялись на людях, как и подобает достойной королевской чете, Иоанн не спускал с нее ревнивого взора, так что она и взглянуть не смела на других мужчин.
— Того, кто осмелится на тебя посмотреть, я подвергну самой страшной казни! — восклицал король с такой звериной свирепостью, что Изабелла содрогалась от страха.
— Но почему? — недоумевала она. — Ведь на королеву должны смотреть. Главное, чтобы она не заглядывалась на своих подданных. А этого быть не может, поскольку я твоя супруга.
По правде говоря, никаких чувств к мужу она уже не испытывала, и в октябре месяце, когда на нее возложили наконец корону, ей хотелось только одного — освободиться от докучной супружеской опеки. Разумеется, она гордилась тем, что стала королевой, но физическая близость с Иоанном не приносила ей радости. Когда же она лучше узнала человека, с которым вступила в брак, от любви не осталось и следа.