— Пришлось. Ерунда, заживлю потом.
— Я помогу?
— Помоги, — ведьма протянула ему бурдюк, и он легко выдернул пробку.
— Держи вот так, ровно, — велела она, и принялась тряпку с руки разматывать. — И о том, что сейчас увидишь, никому ни слова, понял? Для твоей же безопасности. Я не знаю, как ваш народ отреагирует на то, что я с Демирой сделать собираюсь. Так что лучше никому не знать, что ты в этом замешан был.
— Да понял я, не дурак.
— Вот и чудно, — размотанная тряпка слетела с ее руки и, вспыхнув, сгорела — на землю один пепел осыпался.
Ведьма разжала бережно тонкие пальцы, и Ваня увидел, что поперек ладони ее рана зияет глубокая, кровит, но несильно. А из этой раны тянется к ночному небу небольшой цветок такой красоты, какую только в сказках бабкиных встретишь.
Был он весь из живого огня, тлел теплым светом, мерцал полупрозрачными стрельчатыми лепестками, и так хотелось к нему прикоснуться, что аж ладонь зудела, но Ваня не смел, будто знал, что от его грубоватых рук красота такая погибнет тут же.
Ведьма тем временем занесла ладонь над бурдюком и наклонила ее у горлышка, будто водицу перелить хотела.
— Иди, родимый, — прошептала она, и цветок действительно потек огнем по ее ладони, по тонким пальцам прямо в бурдюк.
Ваня с сожалением смотрел на это: цветка было жаль до слез. Но он все равно сидел смирно, пока весь волшебный огонь не ушел из ладони ведьмы. Тогда она подхватила с земли пробку и плотно приладила на место.
— Вот и все, Ваня, — вздохнула она. — Очень ты меня выручил, считай, искупил свой предыдущий поступок. И перед цветком устоял, молодец. Нет в тебе ни злобы, ни зависти, ни жадности.
— А что это за цветок такой чудесный? — прошептал парень. — Неужели..?
— Да, он самый, — улыбнулась ведьма. — Я тебя за помощь отблагодарю.
С этими словами она полезла в свою сумку и извлекла оттуда нитку каменных бус. Ваня узнал их, сам ведь в ведьминых вещах рылся там, в лесу, да не взял. Счел за безделицу. А вещь-то непростая, видать.
Ведьма потеребила бусы в пальцах и взглянула на Ивана своими зелеными глазами из-под длинных ресниц, задумалась…
— С хозяином лесным ты сладил, — молвила, наконец. — Так быть тебе охотником, Ваня. Любой след читать будешь и все повадки звериные знать, — с этими словами ведьма стащила с нитки несколько камней, выбрала один, красивый, цвета гречишного меда, со сверкающими песчинками под гладкой поверхностью, и протянула парню.
Ваня взял аккуратно, двумя пальцами, и непонимающе на камень уставился.
— В уста вложи, — велела ведьма. — И скажи про себя, что дар принимаешь.
— Дар?! — глаза у парня на лоб полезли.
— Дар, — кивнула она. — Не бойся, человек один со мной так расплатился за услугу. Завещал. Всю жизнь волком одиноким прожил, все равно бы в могилу с собой унес. А охотником был знатным, да потом слепнуть начал… Неважно, в общем. Забирай, заслужил.
— Спасибо, — одними губами прошептал парень. — Только я потом лучше, дома.
— Дело твое. А мне идти пора. И ты иди, Ваня. Не знаю я, как на берегу все сложится, но лучше не рискуй понапрасну, ступай домой. Ах, да., — ведьма снова зарылась в сумку и вытащила свой кошель, испачканный землей. — Половина твоя…
— Не надо, — покачал он головой. — Дар куда больше стоит, я знаю. Я сам заработаю.
— Значит, я точно в тебе не ошиблась, — улыбнулась ведьма. — С разбойниками не связывайся больше. И все у тебя будет хорошо.
Они распрощались, ведьма пошла по склону к реке спускаться, а Ваня в город отправился, в родимый дом.
Жил он потом долго, женился на соседской девушке, детей много завел, заботился да ремеслу своему обучал. И все у него действительно было хорошо…
(1) Кочедыжник — одно из старорусских названий папоротника, а так же название одной из современных разновидностей папоротника.
(2) Звездная дорога — одно из предположительных названий Млечного пути у древних славян.
========== Глава 12. ==========
Главный купальский костер трещал, жарко полыхал, облизывая ночное небо и затмевая искрами звездную дорогу. Мимо пролетали, весело хохоча, люди, сцепившись руками в огромный хоровод. Их лица, освещаемые пламенем, сливались в сплошную ленту, которая все вилась и вилась, как уроборос, заканчиваясь и тут же начинаясь заново.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вокруг горели костры поменьше, через которые прыгали по двое, стараясь удержаться за руки и тем самым снискать себе семейного счастья. Или по одиночке, чтобы очиститься священным купальским огнем.
Вель сидел на песке, и все вокруг — люди, костры, песни, танцы — мелькало где-то на грани сознания, не вызывая ни любопытства, ни веселья, ничего. Наемник практически не замечал всего этого, потому что неотрывно смотрел на нее…
Женщина, самая красивая, какую он видел в своей жизни, в ослепительно белых одеждах солнцем сияла среди других. Иногда к ней подходили люди, робко спрашивали что-то, обращаясь «Демира», и звук этого имени ублажал слух наемника, медом затекал в уши и разливался в голове сладкой патокой.
Она одаривала всех ласковой улыбкой, кивала, отвечала… Ей целовали руки и отходили в поклоне, пятясь по речному песку, который мелкими, колючими мошками летел в лицо наемника, но он не обращал на это никакого внимания. Сидел у ног Демиры и грелся в лучах ее тепла. И все остальное в этом мире практически не существовало, было лишь едва видимыми пятнами на слепящей поверхности солнца.
Иногда Демира обращалась к нему, давая поручения, и он подскакивал немедля, ловя каждое ее слово, как драгоценную каплю дождя в засуху. А потом шел выполнять, торопился, ибо ее высказанное желание ульем зудело где-то в груди. Хотелось скорее исполнить волю и вернуться в ее теплый свет, ибо чем дальше от нее уходил Вель, тем холоднее и темнее становилось ему, несмотря на пылающий кострами берег.
Другие люди косились на него, кто со страхом, кто с жалостью, но наемнику виделась в этих взглядах только жгучая зависть его судьбе, ведь ему было позволено сидеть у ног богини, созерцать ее так близко, касаться пальцами ее белых одежд и вдыхать сладкий запах гречишного меда, от которого приятно кружилась голова. Разве могла его постигнуть более завидная участь?
И вот богиня в очередной раз обратила на Веля свой солнечный взор, и сердце радостной птицей затрепыхалось в груди:
— Вель, ступай, принеси воды. Жарко, мочи нет, хоть лицо умою, — пропела богиня.
Наемник тут же подскочил с места, схватил с песка ведро и кинулся в сторону реки, ловко пробираясь через веселящуюся толпу. По спине начал ползти противный холод, обнимая за плечи, проникая в грудную клетку и мешая дышать.
Он спешил изо всех сил. Влетел в реку по колено, выбрав место ниже по течению и дальше от толпы, и пошел глубже, уже грудью торя себе путь через водную толщу. У берега купаются люди, мути подняли, а Демире нужна чистая вода, другая просто недостойна ее рук и лица касаться. Дойдя почти до середины реки, он зачерпнул полное ведро и назад двинулся, сердясь, что бежать не получается.
Выбрался на берег. Мокрая одежда липла к телу, сковывая движения, и было еще холоднее, чем прежде, кажется, вот-вот пар изо рта повалит. Нужно скорее вернуться в тепло богини…
Путь ему внезапно преградили, в грудь уперлась чья-то ладонь. Вель опустил голову и равнодушно скользнул взглядом по какой-то девице, которая ему в глаза заглядывала, сжимая в другой руке бурдюк. Видать, тоже за водой пришла, да Велю-то какая разница?
Он плечом легко отодвинул девушку с дороги, так, что она покачнулась, чуть не падая, и пошел дальше своей дорогой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вель! — донеслось вслед, но он никак на это не отреагировал. Из уст его богини это слово — имя. Из уст других — пустой звук.
Сзади зашуршал песок. Упрямая девица последовала за ним, догнала, схватила за руку.
— Постой, посмотри на меня…
Вот муха назойливая!