Толстый, словно сарделька, палец остановился на мне.
— Ну-ка, повторите! — неожиданно громко сказал папа и шагнул к Таратуте. Тот сделал шаг назад. Дядя Петя схватил папу за руку.
— И повторю… Всю колупничку ободрали… Кто?
— А ты у сына своего спроси, кто! — подал голос Алешкин отец. Он подъехал на тракторе, а мы даже и не слышали.
— У сына спроси, — пробираясь сквозь толпу, повторил Алешкин отец. — Пусть он скажет, как ночью ребят в огород сзывал. Тебя, Ванька… тебя, Василий… Валерку… Женьку… Маришку… Ну-ка, скажите, сладкие ягодки у Таратуты или нет?
— Сладие…
— Вкусные…
Таратута закрутил головой и вдруг схватил за руку Валерку.
— Так, значит, это ты в мой сад лазил?
— Меня Вовка пригласил… Пойдем, говорит… Он всех звал… сам калитку отворил… Сам Дика держал… Сам угощал…
— У него день рождения той ночью был, — вставила Маришка. У нее даже сейчас чертики в глазах плясали.
— Сговорились? — засуетился Таратута. — Все сговорились… На сына моего наговариваете… Не пройдет!
— А вы у него спросите, — сказал Алешкин отец. — Если бы своими глазами не видел, тоже бы не поверил… Ну, пригласил — доброе дело, значит, сделал… Думал, по согласию… А оно, выходит, батька-то ничего не знал… Негоже так.
Таратута шарил глазами по толпе. Видимо, Вовку искал. Но того не было.
— Он у меня получит! — пригрозил Таратута и стал выбираться из окружения. — Я ему покажу «день рождения»! Я ему обрежу киношные волосы! Отцовское добро разбазаривать стал! Он у меня и за собаку получит. Узнает, как с цепи спускать!
Алешка толкнул меня плечом:
— Слышь, мы гадали, как Дик из плена сбежал… Вовка его освободил. Ясно?
— Яснее ясного! Не безнадежный, значит.
Таратуте не дали выйти из круга.
— А где собака? — спросил Алешкин отец.
— Не знаю, — торопливо проговорил Таратута. — Нету ее. Поймаю, тогда…
Он не договорил. Алешкин отец вынул из кармана деньги и протянул их Таратуте. Тот сощурил покрасневшие глаза.
— Вот… За собаку… Долг…
— Еще чего? Нету такого закона, чтоб собак отымать. Да и денег тут мало.
— Хватит. Все подсчитано. И за кормежку сколько истрачено, и за службу сколько заработано. Выходит, лишнего даю.
— А за колупничку? Собака прозевала ее. Пусть отвечает.
Мой папа тоже сунул руку в карман, но дядя Петя остановил его:
— Не надо. Хватит с него.
Таратута цепко ухватился за деньги, пересчитал их, мусоля пальцы, и спрятал за пазухой.
— За собаку рассчитались? — спросил дядя Петя.
— Рассчитались, — нехотя ответил Таратута.
— Теперь за стрельбу давайте рассчитываться.
— За какую стрельбу? Ничего не знаю!
Таратута переминался с ноги на ногу, будто ему жали ботинки. Все с презрением смотрели на него.
— Ошибся я, — пробормотал он. — Холостым припугнуть хотел. С дробью попался. Я в воздух палил.
— В воздух, в человека или в собаку — поди докажи, куда дробь летела, — сказал дядя Петя. — Но ничего, следователь разберется. Да и с пожаром загадку загадали.
— С каким пожаром? — дрожащим голосом произнес Таратута. — За пожар я не ответчик.
— Вовка ваш героем оказался.
— Это не Вовка гелой. Это я — гелой!
На середине круга стоял Витька. Он изображал из себя памятник.
— Чего ты мелешь? — подскочила к нему тетя Катя, его мать.
— Я бежал, а Гелка хлапит. Он мне конфетку обещал. Я сел и стал ждать. Смотлю, из делева тляпка ластет. Я достал, а это лубашка.
— Безобразие! Зачем ребятишкам спички дают? — возмутился бородач.
— У меня не было спичек. У меня стеклышко. Зажигательное. Я его на солнышко наставил и огонек поймал.
Тетя Катя шлепнула Витьку.
— Лубашка задымила, — невозмутимо продолжал Витька, — я тушу, а она дымит. Я лубашку в дупло — и побежал.
Тетя Катя еще раз шлепнула Витьку.
— Убежал я… Вон он стоит, а конфетку не отдает. Гелка, отдай конфетку!
Тетя Катя шлепнула Витьку еще раз.
— Пло пожал я Вовке сказал. А тот длаться стал. Гелка, когда конфетку отдашь? А то пло все секлеты лассказу…
Тетя Катя вытащила Витьку из круга и повела домой. На всю деревню раздался пронзительный рев.
Все вдруг весело рассмеялись.
Алешка протиснулся к отцу:
— Папа! Дядя Петя! Таратута обманул нас! Дика нет, а вы деньги отдали!
— Не беспокойся, — сказал дядя Петя. — Дик найдется. — Он открыл дверцу, сел за руль. — Поехали!
Но мой и Алешкин отец отказались ехать в машине. До дома недалеко. Можно и пешком дойти. А мы с Алешкой сели. Дядя Петя повернул ключ зажигания, но на стартер не нажал. Из маленького ящичка, куда шоферы обычно кладут бутерброды, он достал оранжевый конверт и протянул его нам. На нем крупными буквами было выведено:
Совершенно секретно.
Беркуту и Чайке.
Мы схватили конверт и выпрыгнули из автобуса.
Рассказ двадцать первый
КОНЦЕРТ ДЛЯ КОНТРАБАСА С СОБАКОЙ
— Не понимаю, зачем мы привозили в деревню холодильник? — разводил руками папа.
— Как зачем? А где бы ты продукты хранил? — спрашивала мама.
— В погребе… Говорят, они там лучше хранятся…
— Кто говорит?
— Не помню. Где-то слыхал, а, может, читал…
— Читал?
— Наверно, читал…
— Ох, Павел, Павел, — укоризненно закачала головой мама. — В следующий раз про все интересные сообщения мне говори. Зря не пишут. А холодильник в деревне и в самом деле ни к чему. Привезем льду… Павел, а где лед для погреба покупают?
Папа развел руками:
— Не знаю…
— Вот, вот… Какие же вы, мужчины, непрактичные!..
Герман, что ты там делаешь с контрабасом?
— Ремонтирую… — откликнулся я.
— Ремонтируешь? Зачем?
— Нина, — сказал папа и что-то зашептал маме на ухо.
Мама наклонила голову и широко раскрыла глаза.
— Ты думаешь, ничего особенного не произойдет?
— Нет, не произойдет… Вернее произойдет, но это особенное особое.
Мама приложила ладонь к папиному лбу.
— Ну, раз ты так считаешь… а я давно твержу, что отцы должны активнее вмешиваться в воспитательный процесс… раз ты уверен, пусть идет.
Я навострил уши. Неудобно, конечно, прислушиваться к чужому разговору, но ведь речь-то о моем воспитании идет.
— Герман, меня просили… э-э-э… мне сказали… — папа осекся и тут же поправился, — в общем, если у тебя есть желание погулять, то пожалуйста.
Вот это здорово! Папа узнал о моем желании. Это было не только желание, но и приказ, который мы получили. А написано так:
Совершенно секретно.
Беркуту и Чайке.
Как только над сосной повиснет луна, сядьте под ней и сыграйте концерт для контрабаса.
ЦПК.
Я во все глаза следил за луной. Чуть из окна не выпал, а она все цеплялась за деревенские ивы да тополя и не торопилась за околицу.
На улице раздался тихий свист.
Я пошире отворил окно и подал Алешке контрабас. Можно было выйти через дверь, но я все равно через окно выпрыгнул — так интереснее.
— Ты думаешь, зря вызывали? — спросил Алешка.
— Не знаю.
— Не зря. Испытания хотят устроить.
— Ночное?
— Ага, ночное. Вот только какое, не знаю. Всю книгу перелистал, а какое, так и не нашел… Может, на испуг взять хотят?
— Как это — на испуг?
— Сядем под сосной, а сверху чем-нибудь шарахнут… Потом посмотрят, что от нас осталось…
— Кто посмотрит?
— Из ЦПК…
— А разве они ночью проводят испытания?
— Проводят… И днем проводят, и ночью…
Мы шли по освещенной луной дороге, напрягая все силы, чтобы не ударить контрабас.
— А может, не на испуг, а на невесомость хотят испытания провести? — ломал голову Алешка.
— А как — на невесомость? — сбавив шаг, спросил я.
— Очень просто… Ты же знаешь, что в космосе все предметы тяжесть теряют… Они не лежат там, а плавают… Их надо привязывать или гайками прикручивать… Иначе они в кабине по воздуху летать будут… Так же и с космонавтами… Им все равно, как работать: что вверх ногами, что вниз головой… Такое испытание обязательно надо сделать…
— А как?
— Проще простого… Возьмем веревки… Привяжем к рукам и ногам… Потом каждый конец за дерево зацепим… Разумеешь?
— Ага… Я в книгах читал про такие пытки.
— Это не пытки, а испытания… Привяжемся и повисим, как в невесомости…
— Так ведь руки-ноги выдернутся?
— Не выдернутся!.. А если выдернутся, в космос не возьмут… Это очень важное испытание!
Я вздохнул. Ну что ж, надо так надо! Только и от английского и от математики ты у меня не отвертишься!
Дошли до сосны. Глянули на луну. Она вот-вот за макушку заденет.