Читать интересную книгу Алкоголик - Андрей Воронин

Чиж толкнул тяжелую калитку и, очутившись за воротами, сразу же сошел с подъездной дорожки в лес. Малинник громко затрещал под его неуклюжими, привычными к ровному городскому асфальту ногами. Здесь, под темным пологом еловых лап, среди замшелых стволов и гнилых пней, этого малинника росло черт знает сколько, и был он из-за недостатка солнечного света чахлым, худосочным, почти лишенным листвы, на две трети высохшим и таким трескучим, словно его посадили здесь нарочно в качестве дополнительного средства сигнализации и оповещения. На свободных от этих зарослей участках упруго пружинил скользкий ковер старой хвои вперемешку со здоровенными, как спелые бананы, еловыми шишками. Многие шишки выглядели не то расклеванными, не то разгрызенными — в таких тонкостях Чиж не разбирался.

Он поскользнулся на старой червивой сыроежке, вполголоса выругался и закурил: кислорода здесь было столько, что его избыток поневоле хотелось как-то нейтрализовать.

Невидимое за сплошной стеной старых раскидистых елей шоссе шумело совсем рядом — то есть, не то чтобы шумело, но периодически давало о себе знать звуком проносившихся по нему машин. Откуда-то издалека долетел приглушенный расстоянием гудок пригородной электрички. В перерывах между этими урбанистическими шумами в лесу царила тишина, нарушаемая лишь шелестом верхового ветра в еловых лапах да стуком дятла, и можно было без труда вообразить себя находящимся за тридевять земель от Москвы, в глухой тайге за Уральским хребтом.

Между делом Чиж обратил внимание на то, что в лесу чисто. Здесь не было ни пустых бутылок из-под портвейна и пива, ни драных пожелтевших газет, ни консервных банок — никакого мусора, вечно сопутствующего человеческому жилью. Стоило Чижу об этом подумать, как он наткнулся на огромную мусорную кучу, удобно расположившуюся в глубокой травянистой впадине и скромно замаскированную зарослями крапивы. Под ногами сновали огромные красно-черные муравьи самого свирепого вида, и, поискав взглядом, майор без труда обнаружил муравейник — здоровенную коническую кучу серовато-рыжей хвои, на поверхности которой даже издали можно было разглядеть суетливое хаотичное движение. Чиж понял, что отклонился от курса, и на какое-то мгновение его охватила паника: он совершенно не понимал леса, не питал к нему особенной любви и не умел в нем ориентироваться. Он знал, конечно, что мох должен, по идее, расти на деревьях с северной стороны, но личный опыт убеждал его в том, что это не так: обычно мох рос где вздумается, как правило, со всех сторон одновременно. Кроме того, север Чижу был без надобности: ему нужно было попасть к машине.

Он сразу же взял себя в руки. Полсотни метров до шоссе, метров сто до дачи Кондрашова, а если принять левее, то через пару минут обязательно окажешься на подъездной дороге… Заблудился он, видите ли! Смех и грех…

Оглядевшись, он увидел, как впереди, немного левее избранного им направления, среди ветвей блеснуло заднее стекло автомобиля. Все немедленно стало на свои места. Он просто слегка отклонился вправо. Вон она, машина, а если приглядеться, то и подъездная дорога видна — во-о-он тот просвет, это она и есть…

Он двинулся к машине, треща малинником и перешагивая через коряги. Лежавшая в кармане пиджака рация размеренно хлопала его по бедру, брюки намокли выше колена и были сверху донизу увешаны какой-то лесной дрянью, а носки туфель мокро поблескивали. Настроение у Чижа снова упало. «Что за собачья работа, — думал он, обирая со щек прилипшую мокрую паутину. Никакого удовлетворения, ни морального, ни материального. Так, короткие вспышки удовольствия, когда удается заломать очередного „братишечку“ или заработать смехотворную премию, от которой мне, по большому счету, ни жарко ни холодно. Так ведь и эти светлые моменты возникают все реже и становятся все короче. Старею я, что ли? Рановато как будто… Или правы врачи, и это алкоголь начинает угнетать психику? Вкупе с никотином, разумеется…»

Он зацепился носком ботинка за какой-то коварно высунувшийся из земли корень и чуть не упал. Идти после этого стало как-то неудобно, и, посмотрев вниз, Чиж обнаружил, что подошва на носке надорвалась. Правый туфель теперь просил каши, пока что довольно скромно, но уже вполне заметно. «Трах-тиби-дох», — проворчал Чиж, пытаясь вспомнить, осталось ли дома хоть немного клея.

Он добрался до видавшей виды белой «Волги», кое-как замаскированной еловыми лапами, рывком распахнул заедающую дверцу и повалился на сиденье справа от водителя. В машине было накурено, как в мужском туалете театра во время антракта, рация под приборной панелью бормотала на разные голоса и время от времени принималась астматически хрипеть. Ее контрольная лампочка светилась сквозь дымовую завесу, как красный зрачок одноглазого упыря.

Водитель со скучающим, плохо выбритым лицом, ссутулившись и надвинув на глаза кожаную кепку, сидел за рулем, барабаня пальцами по фирменному значку с изображением серебряного оленя. Когда Чиж с кряхтеньем и невнятными проклятиями тяжело опустился на соседнее сиденье, водитель повернул к нему сонное лицо и указательным пальцем ткнул в козырек своей кепчонки, сдвигая ее на затылок и освобождая тем самым свои органы зрения. При желании этот жест можно было принять за слегка модернизированное воинское приветствие.

— Ну как там? — без особенного интереса осведомился он, отлепив от нижней губы тлеющий чинарик.

— Да никак, — неприветливо проворчал Чиж, не любивший профессиональных водителей вообще, и этого водителя в частности, за наглость и высокомерие. — Такой ответ тебя устраивает или ты хочешь получить более подробный отчет?

Водитель, который задал свой вопрос просто от скуки, предпочел дипломатично промолчать, подумав про себя, что начальство либо сильно перебрало с вечера, либо с утра по какой-то причине не успело, что называется, поправить голову. Скорее всего, решил он, верно и то и другое: с вечера товарищ майор перебрамши, а похмелиться с утра не получилось, потому как операция у нас не хухры-мухры…

Чиж между тем закурил и, продолжая недовольно бормотать и обирать с лица паутину, которой там давно не было, открыл бардачок. На колени ему с дребезжанием посыпались аудиокассеты, которых в машине было штук двадцать, — на любой вкус, как казалось водителю. Казалось ему, как выяснилось, напрасно: у майора Чижа имелся собственный вкус, к удовлетворению которого водитель оказался не готов.

Некоторое время майор копался в кассетах, как свинья в желудях: брал из кучи, подносил к глазам, читая название, недовольно кривился, швырял кассету обратно и тянулся за следующей. На остатках волос, окружавших его блестящую плешь, повис клок спутанной паутины, к плечу прилип желтый прошлогодний лист.

— Анжелика Варум, — бормотал майор. — Филипп Киркоров… Филипок, мать его… Так, а это у нас что?

Валерий Леонтьев, господи боже мой!

А это? «Песни для братвы»… Превосходно! Слушай, — повернулся он к водителю, — у тебя что, человеческой музыки нет? Нам здесь сидеть и сидеть, а у тебя послушать нечего!

— Почему нечего? — обиделся водитель. — Что это за музыка такая особенная — «человеческая»? А это какая — собачья, что ли? Всем, понимаешь, нравится, одному майору Чижу что-то не так. Вон, коробка треснула… Что вам не нравится-то?

— Мусор этот не нравится, — честно признался Чиж, понемногу успокаиваясь. — Это же не музыка, а сплошная попса. Ее же слушать невозможно, с души воротит.

— А меня не воротит, — миролюбиво возразил водитель. Он чутко уловил перемену в настроении начальства и теперь старательно пытался перевести разговор в более мирное русло. Судя по всему, сидеть им здесь предстояло долго, и он был рад возможности скоротать время за беседой. — Музыка как музыка. Заводная. Не всем же от Моцарта торчать! Вот вам, товарищ майор, какая музыка нравится?

— Мне? — переспросил Чиж, который уже совсем успокоился и теперь никак не мог взять в толк, чего он взъелся на водителя. — Я «Битлз» люблю.

— А, — сказал водитель, изо всех сил стараясь, чтобы это не прозвучало чересчур пренебрежительно. — «Облади, облада…» Как же, помню. Так ведь это нынче неактуально.

— Зато хорошо, — сказал Чиж, отлично понимая, что пытается спорить о вкусах. — Классно, понимаешь? На все времена.

— Понимаю, — сказал водитель. — «ГАЗ-21» — тоже классная машина. На все времена, как броневик, с которого Ленин выступал. А вы, товарищ майор, почему-то на «десятке» ездите. С чего бы это?

— Чудак, — проворчал Чиж. — Машина — это для тела, а музыка — для души. Разные вещи…

— Да я все понимаю! — отозвался водитель. — Я же помню, как пацаном был. Тогда все клеши носили, за джинсы по двести пятьдесят рэ отваливали. Купит фирменные джинсы, кирпичом их протрет, бахрому понизу организует, да еще глаз на заднице нарисует — и все — самый крутой парень на районе. Сам такой был. До утра в подъезде «Герл» под гитару орали, и у каждой девки над койкой Леннон висел. Или, в крайнем случае, этот… как его… Маккартни.