— И те слова, которые не были произнесены вслух? Должно быть, я слишком слаб разумом, чтобы понять и их тоже.
Вместо ответа она принялась болтать ногой. Опять ее губы кривятся в чертовой ухмылке!
Он был так зол, что хотел плеваться, орать, швырнуть ее в ров, как только он снова заполнится водой. Но сдержался и оглядел парадный зал. Слуги и солдаты все как один оцепенели. Их лица были искажены страхом. Это ему понравилось. Он взглянул на лорда и леди де Гай. Те спокойно ели хлеб с сыром, словно не слыша его. Но волкодавы, все шестеро, насторожились, не сводя с него глаз, словно готовые броситься в битву воины. Или ждали еще костей?
— Мы ответили вам так искренне, как могли, — объявил лорд Веллан, и Бишопу показалось, что он самую чуточку встревожен. Старый мошенник!
До него только сейчас дошло, что он во всеуслышание провозгласил наводнение и потоп. Произнес проклятие: он, который ничего не знал о проклятиях и их происхождении. Он, не обладавший никакими волшебными силами.
Потоп.
Бишоп не мог поверить собственной глупости.
Но может, проклятие вырвалось из глубины души?! В конце концов, он откуда-то узнал о пятерых детях леди де Гай?
Ах, глупости! Все это совпадение и ничего не значит! Он болван и олух! Оставалось надеяться, что дождь будет идти не меньше чем два дня. Достаточно ли двух дней сильных ливней, чтобы проклятие свершилось?
Надежды на это никакой. Нужно сделать нечто особенное, невероятное, что потрясет их до глубины души.
Бишоп, улыбаясь, повернулся к Меррим, схватил ее за руку и рывком поднял с места.
Девушка уже открыла рот, чтобы завопить на него, но он ударил ладонью по столу так сильно, что из ее горла вырвался только задушенный писк.
— Не сметь!
Он крепче сжал пальцы, зная, что делает ей больно. Но в этот момент ему было всё равно.
Он наклонился, почти вплотную приблизив к ней лицо, и по-прежнему звучно объявил:
— Ты пойдешь со мной, Меррим де Гай. Останешься на иссушенном солнцем холме, пока не пойдет дождь. Почувствуешь, как струи бьют по твоей плоти, наполняют рот, слепят глаза. Я допущу тебя в Пенуит, только когда услышу правду о проклятии.
Она лягнула его в голень.
В крови Бишопа бушевала ярость, смешанная с безумием, грозившая перерасти в жажду насилия. Не выпуская девушку, он подхватил ее и перекинул через плечо. И, заметив, как Криспин поднял меч, предупредил:
— Нет, Криспин, садись. Никто из вас не посмеет вмешаться. Я здесь, чтобы снять проклятие Пенуита, и так тому и быть. Больше никакой лжи. Никаких уловок. Никаких стараний свести меня с ума!
Девушка принялась вырываться, колотя его кулаками по спине. Бишоп, по-прежнему улыбаясь, с размаху ударил ладонью по маленькой попке.
Меррим взвыла, дернулась и попыталась его укусить. Бишоп разжал руки, и она стала с воплем падать головой вперед на каменный пол.
Бишоп проворно подхватил ее, оглянулся и приказал:
— Веди себя тихо и смирно, иначе я уроню тебя, и твоя голова расколется, как спелая дыня.
Меррим замерла.
Значит, угроза подействовала, хотя вряд ли Меррим ей поверила.
Бишоп медленно потянул ее наверх. Ее платье задралось, и его рот оказался в двух дюймах от белоснежного бедра. Он ощутил запах ее плоти и мгновенно отвердел. Проклятие. Он всего-навсего мужчина. Есть вещи, которыми он просто не в силах управлять.
Но сейчас это не важно. У него есть цель: принести в Пенуит мир и покой. Он узнает правду. И все-таки поцелует ее ногу, как только вытащит из парадного зала.
Но добраться до конюшни он не успел. Дорогу загородил Дюма.
— Бишоп, — сказал он, зная, что Меррим их слышит, — нужно взять еду и что-нибудь от дождя. Ты тоже нуждаешься в защите. Мы с мужчинами пойдем с тобой.
— Спасибо, Дюма, — покачал головой Бишоп, — но я хочу, чтобы вы остались в замке. Принеси в конюшню еду и мой шатер.
Девушка снова стала сопротивляться.
— Ты, дурень, отпусти меня! Это безумие! Я не хочу утонуть в дожде, который никогда не пойдет, потому что ты сам не знаешь, о чем говоришь!
Он снова шлепнул ее, не жалея сил.
— Нет. Безумие царит здесь, в Пенуите. То, что я делаю, — единственная разумная вещь. Нужно убрать одну ведьму из Пенуита. Но может, я этого не сделаю, если скажешь правду. — Нет никакой правды. Есть только чертово проклятие! И все. Мой дед знает больше, чем все остальные. Если он не пожелал сказать тебе что-то, это его дело. А теперь оставь меня в покое!
— Тогда ему придется найти нас и все рассказать, прежде чем я решу оставить тебя под дождем. Надеюсь, ты любишь дождь, потому что я собираюсь привязать тебя и держать, пока не утонешь.
Но Меррим молчала. А вот это уже лучше!
Но когда, немного позже, он выехал из замка на Бесстрашном, сопровождаемый ржанием кобылы и перекинув Меррим через седло, стало ясно, что, если оставить ее на дожде на всю ночь, к утру она, пожалуй, будет мертва. Просто погибнет от холода.
— У меня живот сводит, — пожаловалась она.
— Закрой рот. Мы оставили Пенуит. Если можешь, оглянись. Стены усеяны стариками. Все население Пенуита, включая твоего деда. Слуги скорее всего сейчас в зале, доедают сыр Вельзевула и гадают, как ты будешь выглядеть под дождем.
— Не собираешься же ты в самом деле утопить меня. Ха, ты меня слышишь? Не будет никакого дождя! У нас засуха. Дурень ты этакий! Вот уже несколько месяцев с неба не упало ни капли! Я умру от пересохшей глотки!
— Вот будет зрелище!
— Значит, признаешь, что твое предсказание — вранье?
— Увидишь. Как и все остальные.
— Куда ты меня везешь?
— Молчи!
— Но я…
Очередной шлепок.
Меррим взвизгнула, но перестала спорить.
Бишоп принялся насвистывать. Свист заглушил звук ее хриплого дыхания. Он ехал неспешно, любуясь прекрасной ночью, звездами на небе, узким серпом полумесяца, льющим на землю желтоватый свет. Дул теплый мягкий ветерок. Неужели где-то в этих бескрайних просторах ждет своей минуты дождь? Он знал, что так и есть. Что скоро небеса разверзнутся. До этого его дар никого особенно не интересовал. Не то что сейчас. Может, он действительно волшебник и это своего рода доказательство?
Бишоп вспомнил о пенуитской засухе. Сомнительно, чтобы действенное проклятие истощило силы бернских ведьм или теней древних друидов. Это сама природа наслала иссушающие безжалостные ветры, губившие землю Пенуита.
Мерин издавала какие-то странные звуки.
Бишоп, не колеблясь, поднял ее и посадил перед собой.
— Мудро, — признала она, отдышавшись. — Иначе меня вырвало бы на твои сапоги.
— Интересно, что бы я сделал?
— Снова побил бы меня?
— Я не бил тебя. Не преувеличивай свои терзания.