Читать интересную книгу 2x2=мечта - Халина Снопкевич

Марек совершенно не общался ни с Люциной, ни с Карвинской. Да Людка, по правде сказать, мало его и видела эти три дня — очень была занята разными делами. Какие-то вандалы из первой смены поломали столы во дворе, шел набор в коллектив художественной самодеятельности, надо было наметить маршруты будущих походов, договориться с директором кинотеатра в соседнем городке относительно общелагерных походов в кино, упросить руководителя местного спортивного общества, чтобы он дал им напрокат велосипеды; кроме того, волейбольная площадка была в ужасном состоянии, столбики для прыжков в высоту еле держались, беговая дорожка не утрамбована — а ведь некоторые девчонки всерьез готовились к спортивной карьере Ирены Киршенстейн и Эвы Клобуковской. Про себя Людка знала — ее путь в Японию, Мексику или Рио-де-Жанейро лежит не через легкую атлетику. В беге, например, результаты были просто смехотворны. Впрочем, что ей города? Это ведь просто транспортные узлы, не более, хотя посмотреть, конечно, неплохо бы!

Два с половиной дня Людка трудилась в поте лица, на третий день после обеда сдала на права и сразу же взяла байдарку. Она плыла вдоль тенистого берега, и, хотя день был жаркий, ей стало прохладно — такое ощущение бывает, когда летом по улице проедет поливальная машина и обдаст ноги мельчайшей водяной пылью. Тогда Людка выгребла на середину. Она вспомнила, что перед ее уходом в лагере разыгрался небольшой скандал — кто-то кого-то откуда-то столкнул, а тот свалился в бочку с дождевой водой, — и порадовалась, что ее сейчас там нет. Людка решила заплыть далеко-далеко и понаблюдать, «как солнце все ниже и ниже спускается к краям небосвода, как слабеет, сменяясь мягким, теплым светом, палящий жар, как багровеет ясный солнечный лик, уподобляясь здоровому лицу селянина, что, завершив дневные труды свои в поле, удаляется на отдых. Уже сверкающий диск…», нет, он еще не коснулся верхушек бора, и пока еще ничто не предвещало туманных сумерек. По-прежнему было жарко.

С берега или когда плаваешь около мостков, озеро кажется небольшим. Но стоит отплыть подальше, оно начинает расширяться, и противоположный берег отдаляется. Людка гребла неважно. Отплыв на километр, она уже устала, разболелись руки. Вот оно, отсутствие тренировки и губительное действие школы на спортивную форму… Людка решила добраться до камышей и там отдохнуть.

Она перестала грести, положила весло на нос байдарки, а сама растянулась на дне. Солнце припекало, но после месяца, проведенного на берегу Ленивца, Людка могла не опасаться за свою кожу, даже на носу… В июле она извела на обожженные места вполне достаточное количество простокваши. Высоко в небе, раскинув неподвижные крылья, бесшумно пролетели три птицы, похожие на маленькие самолетики. Людке было так хорошо, что захотелось сочинить стихи. Она попробовала что-нибудь придумать. Стихотворение было где-то в ней, внутри, она чувствовала его, в нем была и эта тишина, и камыши, и пролетевшие мимо птицы с вытянутыми шеями, и легкая озерная волна, мягко колеблющая байдарку, и далекие голоса, которые доносились из лагеря, и запах солнца — последнее показалось ей неплохим поэтическим образом. Но кроме «запаха солнца», никакие слова больше не придумывались. Ну и ладно! Она ведь не Фрончак, который в восьмом классе признался пани Мареш, что вечером не может заснуть, пока не напишет минимум трех стихотворений. И даже принес ей кое-что почитать. Пани Мареш ему посоветовала: «Фрончак, попробуй писать каждый вечер минимум шесть. Глядишь, лет через пять — десять вдруг напишешь и седьмое — хорошее». Из этого Фрончак сделал вывод, что у него талант, и готовился стать знаменитым поэтом. Впрочем, в девятом классе он готовился стать чемпионом по фехтованию.

Байдарку качнуло набежавшей волной, Людка подняла голову и увидела уплывающее весло. Вода понесла его к камышам, и оно зацепилось за водоросли. Людка попыталась подгрести туда руками, но что-то ничего не получалось. Не хотелось лезть в воду, так как она не взяла с собой запасного купальника, однако пришлось. Людка встала на край байдарки и плюхнулась в озеро. Нырять среди камышей было невозможно, даже плыть было трудно, приходилось все время оглядываться, выискивать узкие протоки между клубками водорослей, чтобы не запутаться. Это стало даже увлекательно. Людка представила себе, что форсирует некую реку в девственных джунглях, и вскоре забыла про весло — приходилось остерегаться крокодилов. «Если что, пальцем в глаз…» Кроме того, нельзя было забывать про хищных пираний… И надо раздобыть что-нибудь на обед — в здешних водах нет летающих рыб, и не приходится рассчитывать, что пища свалится с неба прямо на палубу…

— Людка-а! Людка-а! — послышался чей-то громкий, встревоженный голос.

Она не откликнулась, но сердце заколотилось так, словно ей не хватало воздуха. Людка подплыла к месту, откуда просматривалось все озеро. Марек Корчиковский тряс байдарку и орал во все горло:

— Людка-а! Людка-а!

Он нырнул под байдарку, только ноги мелькнули в воздухе. Потом вынырнул и опять начал:

— Людка! Людка-а!

Лицо у него было испуганное. Людка тихонько нырнула, подплыла под водой и вынырнула, словно утка, как раз около Марека.

— Чего кричишь? В чем дело?

Ей хотелось сказать совсем другое. Тысячу разных вещей. Что она ужасно рада, что они вместе плавают в озере. И что вода пахнет илом. И на зубах у нее скрипит песок. И что он за нее боится, и если бы она тонула, он спас бы ее, и… и что он замечательно плавает. Но вместо этого она сказала:

— Ну?

— Ну? Остроумнее ничего не придумала? Байдарка пустая, весло черт те где! Как это понимать?

— Да никак. Ты же видел меня в бассейне, плавать я, кажется, умею.

— Именно те, кто умеет плавать, и тонут — это не фраза, а чистая правда. (Они плавали друг за дружкой вокруг байдарки.) Но рассчитаешь силы — и все. А водоросли? Вдруг зацепишься или судорога… — сказал Марек и быстро поплыл к берегу. Обернувшись, он бросил: — Идиотские шуточки!

— Марек, погоди! — крикнула Людка.

Он плыл кролем, и догнать его она не могла. И больше не оборачивался. Людка изо всей силы рванула байдарку. С громким всплеском байдарки перевернулась кверху брюхом, как снулая рыба.

— У меня байдарка перевернулась! — громко крикнула Людка вслед удаляющемуся Мареку. — Плыви сюда, помоги мне?

Она легла на спину и ждала. Марек подплыл, прихватив по пути весло.

— Ну?

— Перевернулась, — сказала она тихо.

— Готово. — Он перевернул байдарку. — Воды много набралось.

— Давай вытащим ее на берег.

— О’кей. Выльем воду.

— Я вовсе не хотела сделать вид, что тону. Просто заплыла в камыши.

— А потом съездим на тот берег.

— Ага! Поглядим, что там.

— Через камыши нам ее не протащить.

— Тогда давай так покатаемся, я воду руками вычерпаю.

— Ну, садись.

— Я из воды не умею. Опять переверну.

— Постой, я влезу первый и буду держать равновесие. Вот, теперь влезай. Давай руку. Порядок. Садись на носу. Эх, простудишься!

— А ты?

— Ну, с меня как с гуся вода.

— Я сейчас обсохну. Тепло. А ты как сюда попал?

— Шел по берегу, вижу, на воде пустая байдарка.

— А почему ты кричал «Людка»?

— А я видел, как ты брала байдарку.

— У тебя права есть?

— Конечно. Я в клубе получил.

— Марек…

Он энергично взмахнул веслом. Людка сидела к нему спиной и не видела, какое у него выражение лица. Да она и не знала, что сказать, и ждала, может, он спросит «что?» или «ну?» — тогда бы они ответила «да ничего». Но он не спросил.

— Марек… знаешь, давай перестанем с тобой цапаться.

— Ну конечно. Давно пора.

— Ты лодку строишь?

— Ага. Большой парусник.

— А я знаю, как она называется. «Люси».

— А вот и нет.

— А вот и да.

— А вот и нет. Там написано просто «Л». Все пристают, что это значит, вот я и отвечаю: «Л» — это «Люси». Для отвода глаз. А на самом деле это значит другое.

— Что же?

— «Л» — это Людка, — ответил Марек, бросил весло в байдарку и прыгнул в воду, оставив Людку одну посреди озера.

День с утра обещал быть жарким. Вода в озере была серебристо-стального цвета. Людка стояла на мостках, закинув за спину купальное полотенце. Вокруг была такая красота, что хотелось то ли заплакать, то ли раскинуть руки и полететь, крича во все горло. Между палатками появился Марек, он шел к ней. Людка стала поспешно растирать спину.

— Привет.

— Привет. Что, холодно купаться?

— Я просто мылась. Вечером вода такая гладкая, зеленая. А сейчас рябит.

— Вечером ветер затихает. На! — Он протянул ей большое красное яблоко.

— Спасибо.

— Адам Корчиковский начинает новую эру в истории человечества. Обольщает Еву Бальвик с помощью краденого яблока! — констатировал Абанович, с разгона влетая на мостки, так что все доски заходили ходуном и загрохотали.