Читать интересную книгу Орел приземлился - Джек Хиггинс

– Послушайте, что я вам скажу, повторять не буду. Полковник никуда не поедет. Ни с вами, ни с кем другим. – Он покачал головой. – Господин полковник, вы уже столько времени протираете штаны в Берлине, что забыли настоящие солдатские чувства. Если вы надеетесь услышать хор из «Хорста Весселя», то не по адресу приехали.

– Отлично, – сказал Радл. – Тем не менее, ваше полное непонимание данной ситуации указывает на отсутствие ума, что лично мне весьма печально видеть в человеке вашего звания.

Он поставил портфель на стойку, здоровой рукой расстегнул пальто и движением плеч сбросил его. У Штурма отпала челюсть, когда он увидел «Рыцарский крест», нашивку за Зимнюю кампанию. Радл ринулся в атаку.

– Внимание! – рявкнул он. – Встать! – Присутствующие задвигались, и в этот момент дверь распахнулась – и ворвался Брандт. – И вы тоже, оберфельдфебель! – рыкнул Радл.

Наступила такая тишина, что слышно было бы, как упадет булавка. Все стояли неподвижно по стойке «смирно». Девлин, наслаждаясь новым поворотом событий, подошел к бару и закурил.

Радл сказал:

– Вы считаете себя немецкими солдатами, и ваша ошибка вполне естественная, учитывая форму, которую вы носите. – Он обошел всех, как будто стараясь запомнить лица. – Сказать вам, кто вы такие?

И он выразился такими простыми и ясными словами, что Штурм почувствовал себя приготовишкой. Когда через две-три минуты Радл остановился, чтобы перевести дух, из открытой двери раздалось вежливое покашливание. Он обернулся и увидел Штайнера и Ильзе Нойхофф.

– Я бы сам лучше не сказал, полковник Радл. Надеюсь, вы согласитесь отнести все то, что здесь произошло, на счет введенного в заблуждение энтузиазма и не дадите делу дальнейшего хода. Обещаю вам, что, после того как я с ними побеседую, они будут тише воды, ниже травы. – Он протянул руку и покоряюще улыбнулся: – Курт Штайнер.

Радл до конца жизни помнил эту первую встречу. Штайнер обладал странным качеством, которое можно найти у парашютистов всех стран. Своего рода заносчивая самонадеянность, порождаемая опасностями профессии. На Штайнере была серо-голубая летная блуза с желтыми петлицами, на которых был венок с двумя стилизованными крыльями, соответствующими его чину, форменные брюки и пилотка – привязанность старых вояк. Для человека, обладавшего всеми возможными наградами, он был одет очень просто. «Kreta» на обшлагах, нашивка за Зимнюю кампанию и серебряный с золотом орел – отличительный значок парашютистов. «Рыцарский крест» с «Дубовыми листьями» был скрыт под шелковым кашне, небрежно повязанным на шее.

– Честно говоря, полковник Штайнер, я получил большое удовольствие, ставя на место ваших бродяг.

Ильзе Нойхофф фыркнула:

– Позвольте мне сказать, полковник, – представление было отличное.

Штайнер представил их друг другу, и Радл поцеловал ей руку.

– Очень приятно, фрау Нойхофф. – Он нахмурился. – Простите, но, по-моему, мы встречались.

– Несомненно, – сказал Штайнер и выставил вперед Риттера Нойманна в мокром резиновом костюме, спрятавшегося за спинами товарищей. А это, господин полковник, не то, что вы предполагаете, не пойманный атлантический котик, это старший лейтенант Риттер Нойманн.

– Лейтенант. – Радл мельком посмотрел на Риттера Нойманна и вспомнил представление к награждению «Рыцарским крестом», которому не был дан ход из-за суда, и подумал: «Знает ли он об этом?»

– А этот джентльмен? – Штайнер обернулся к Девлину, который соскочил со стойки и подошел к ним.

– Все здесь считают, что я гестаповец, ваш дружественный сосед, – сказал Девлин. – Не уверен, что мне это очень льстит. – Он протянул руку. – Девлин, полковник, Лайам Девлин.

– Господин Девлин – мой коллега, – быстро пояснил Радл.

– А вы? – вежливо спросил Штайнер.

– Из штаба абвера. А теперь, если это удобно, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз по делу чрезвычайной срочности.

Штайнер нахмурился снова, в комнате установилась мертвая тишина. Он обернулся к Ильзе:

– Риттер проводит вас домой.

– Нет, я бы предпочла подождать, пока вы закончите свои дела с полковником Радлом.

Она отчаянно беспокоилась, это было видно по глазам. Штайнер нежно сказал:

– Не думаю, что дела займут много времени. Присмотри за ней, Риттер. – Штайнер повернулся к Радлу: – Сюда, господин полковник.

Радл кивнул Девлину, и они пошли за Штайнером.

– Ладно, вольно, – сказал Риттер Нойманн. – Проклятые идиоты.

Напряжение ослабло. Альтманн сел за пианино и заиграл популярную песенку, в которой уверялось, что понемногу все наладится.

– Фрау Нойхофф, – воскликнул он. – Не споете?

Ильзе села на табурет у стойки.

– Настроения нет, – сказала она. – Хотите, я что-то скажу, мальчики? Мне осточертела эта проклятая война. Мне бы сейчас приличную сигарету и рюмку вина, но, наверное, это все равно что просить чуда.

– Не знаю, фрау Нойхофф, – Брандт перегнулся через стойку бара и обернулся к ней: – Для вас все возможно. Например, сигареты, лондонский джин.

Он запустил руки под стойку и вытащил пачку «Голд флейк» и бутылку «Бифитер».

– Теперь вы нам споете, фрау Нойхофф! – воскликнул Ханс Альтманн.

* * *

Девлин и Радл облокотились о парапет и глядели на воду, ясную и глубокую в бледном солнечном свете. Штайнер сидел на кнехте в конце пирса, читая бумаги из портфеля Радла. По ту сторону залива возвышался форт Альберта, снизу утесы были заляпаны птичьим пометом, морские птицы кружились большими стаями: чайки, бакланы и кулики-сороки.

Штайнер позвал:

– Полковник Радл!

Радл пошел к нему, Девлин вслед за ним, но в двух-трех ярдах остановился. Радл спросил:

– Вы закончили?

– О да. – Штайнер сложил бумаги в портфель. – Вы это серьезно?

– Конечно.

Штайнер протянул руку и постучал пальцем по нашивке Радла за Зимнюю кампанию:

– Тогда мне остается сказать, что этот русский мороз, должно быть, затронул ваш мозг, друг мой.

Радл вытащил конверт из манильской бумаги из внутреннего кармана и вынул директиву фюрера:

– Думаю, вам лучше взглянуть на это.

Штайнер прочел директиву, не проявляя никаких эмоций, и пожал плечами, отдавая ее обратно:

– Ну и что?

– Но, полковник Штайнер, – сказал Радл. – Вы немецкий солдат. Мы принимали одинаковую присягу. Это приказ самого фюрера.

– По-моему, вы забыли в высшей, степени важную вещь, – возразил Штайнер. – Я в штрафной части с отсрочкой смертной казни, официально разжалован. Мой чин сохранен мне только из-за особых обстоятельств нынешней работы. – Он вытащил из кармана мятую пачку французских сигарет и закурил. – Да притом я не люблю Адольфа. У него громкий голос и пахнет изо рта.

Радл пропустил его замечание мимо ушей.

– Мы должны воевать. Выбора у нас нет.

– До последнего солдата?

– А что еще можно сделать?

– Нам не победить.

Пальцы здоровой руки Радла сжались в кулак, им овладело нервное возбуждение:

– Но мы можем заставить врагов изменить свое мнение. Ведь какая-либо договоренность лучше, чем эта бесконечная бойня.

– И убийство Черчилля поможет? – спросил Штайнер явно скептически.

– Это покажет им, что зубы у нас еще есть. Вспомните, какой фурор произвел Скорцени, похитив Муссолини из Гран Сассо. Сенсация всемирного масштаба.

Штайнер сказал:

– Как я слышал, руку к этому приложили также генерал Штудент и несколько парашютистов.

– Ради бога, – нетерпеливо продолжал Радл, – представьте себе, как бы это выглядело. Немецкий парашютный десант в Англии, да еще с такой целью! Конечно, вы, возможно, сомневаетесь, можно ли это сделать.

– Не вижу, почему бы и нет, – спокойно сказал Штайнер. – Если документы, которые я только что видел, точные и если вы сделали свое домашнее задание правильно, дело могло бы пойти, как швейцарские часы. Мы действительно могли бы захватить томми[2]врасплох. Туда и обратно, и они даже не поймут, что произошло, но дело не в этом.

– А в чем? – воскликнул Радл, доведенный до отчаяния. – Неужели для вас показать фигу фюреру более важно? Из-за суда? Потому что вы здесь? Штайнер, вы и ваши люди – мертвецы, если вы здесь останетесь. Восемь недель назад – тридцать один человек. А сколько осталось – пятнадцать? Ради своих людей, ради себя вы должны воспользоваться последним шансом остаться в живых.

– Или же умереть в Англии.

Радл пожал плечами:

– Это вполне может оказаться поездкой туда и обратно. Вы же сами сказали, что дело может пойти, как швейцарские часы.

– А в этих часах самое ужасное, что достаточно мельчайшей детали выйти из строя, как вся проклятая штука прекращает работать, – вставил Девлин.

Штайнер сказал:

– Хорошо сказано, мистер Девлин. Скажите мне одну вещь. Почему вы едете?

– Очень просто, – сказал Девлин. – Потому что это там. Я последний великий авантюрист.