Читать интересную книгу Опасная скорбь - Энн Перри

– Он был грубоват, дерзок? – продолжал допытываться Уильям.

– Вовсе нет, – запальчиво возразила Ромола. – Он был обаятелен, дружелюбен, отличался остроумием, но, как и Октавия, всегда поступал по-своему.

– Трудноуправляемый человек? – предположил Монк, которому все больше и больше нравился Гарри Хэслетт.

– Да, – сказала она, и в ее голосе прозвучала зависть, смешанная с настоящей тоской. – Он был внимателен по отношению к другим, но никогда не скрывал своего истинного мнения.

– Можно подумать, вы описываете почти идеального человека.

– Это так и есть. Октавия была потрясена, когда он погиб – в Крыму, как вам известно. Помню тот день, когда пришла эта страшная новость. Я думала, Октавия не оправится от удара… – Она поджала губы и моргнула, словно к горлу подступали слезы. – И я не уверена, что она оправилась до конца, – тихо добавила Ромола. – Она очень его любила. Мне кажется, никто в семье не понимал этого как следует, пока не случилось несчастье.

Они невольно замедлили шаг, но, ощутив порыв холодного ветра, вновь пошли быстрее.

– Мне очень жаль, – искренне сказал Монк.

Мимо прошла няня, толкая перед собой детскую коляску – недавнее наделавшее шуму изобретение, куда более удобное, чем прежние тележки, которые приходилось не толкать, а тянуть. Рядом с коляской семенил маленький застенчивый мальчик с обручем.

– Она даже и не помышляла о новом замужестве, – продолжала Ромола, не дожидаясь нового вопроса и невольно провожая коляску глазами. – Конечно, с тех пор прошло всего два года, но сэр Бэзил не раз заводил об этом разговор. Молодая вдова, детей у них не было. Действительно, почему бы и нет?

Монк вспомнил мертвое лицо, увиденное им в то памятное утро. Даже несмотря на страшную бледность, можно было предположить, какой была Октавия Хэслетт. Это лицо при жизни наверняка выражало страсть, волю, мечтательность.

– Она была очень привлекательна? – Монк задал вопрос, хотя уже сам на него ответил.

Ромола засомневалась лишь на миг.

– Да. Даже красива, – медленно проговорила она. – Но особенно привлекали ее живость и цельность натуры. После смерти Гарри она стала хмурой, страдала… – Ромола отвела глаза. – Страдала головными болями. Между приступами она снова становилась похожей на себя прежнюю. Но когда она была… – Ромола вновь запнулась, подыскивая нужное слово. – Когда ей нездоровилось, она замыкалась в себе и не предпринимала ни малейших усилий выглядеть обаятельной.

Монка внезапно посетило краткое видение: он представил женщину, которая была обязана вечно очаровывать людей, поскольку от этого зависело ее признание, возможно, даже финансовое благополучие. Ей приходилось ежедневно идти на уступки, подавлять свои самые сокровенные мысли и чувства, ибо она понимала, что кто-то еще просто не желает об этом знать. Какое постоянное унижение, какая саднящая боль!

Хотя, с другой стороны, какое отчаянное одиночество должен испытывать мужчина, разговаривая с женщиной и зная, что она скажет только то, что ему хочется услышать.

– Мистер Монк!

Оказывается, Ромола продолжала говорить, а он демонстрировал вопиющее невнимание.

– Да, мэм… Прошу прощения…

– Вы спросили меня об Октавии. Я стараюсь удовлетворить ваше любопытство. – Она не скрывала своего раздражения. – Октавия была очень привлекательной, за ней ухаживали многие, но она никому не отвечала взаимностью. Я думаю, что проводя расследование в этом направлении, вы скорее всего зайдете в тупик.

– Полагаю, вы совершенно правы. А мистер Хэслетт погиб в Крыму?

– Капитан Хэслетт? Да. – Она помолчала в нерешительности, глядя куда-то вдаль. – Мистер Монк!

– Да, мэм?

– Мне пришло в голову, что некоторые люди… некоторые мужчины… имеют весьма странное представление о том, как себя обычно ведут вдовы… – Ромола явно испытывала неловкость и не находила слов, с помощью которых могла бы выразить свою мысль.

– В самом деле, – подбодрил ее Уильям.

Налетевший порыв ветра сбил набок ее шляпку, но Ромола этого даже не заметила. Монку вдруг пришло в голову, что она, возможно, пытается сказать то, чему научил ее сэр Бэзил.

Две маленьких девочки в платьицах с оборочками прошли мимо, ведомые гувернанткой, которая держалась подчеркнуто прямо, вышагивая, как солдат на плацу.

– Быть может, кто-то из слуг… мужчина, разумеется… тешил себя такой… такой нелепой идеей, забыв о приличиях…

Они почти остановились. Ромола ковыряла гравий острием зонтика.

– Если так… то, получив отпор, он мог взбеситься… я имею в виду, обезуметь… – Она замолчала с несчастным видом, по-прежнему не глядя на Монка.

– Среди ночи? – с сомнением переспросил он. – Как же нужно было обнаглеть, чтобы проникнуть к ней в спальню со столь неблаговидной целью!

Щеки Ромолы порозовели.

– И все же кто-то это сделал, – твердо сказала она, уставясь на гравийную дорожку под ногами. – Я знаю, это может показаться нелепым. Не будь Октавия мертва, я бы сама подняла себя на смех.

– Вы правы, – нехотя согласился Монк. – Или же она узнала об одном из слуг нечто такое, что выплыви это на свет, он лишился бы места.

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– О… да, я полагаю, что и это… возможно. Но что это за тайна? Вы имеете в виду что-то недостойное, безнравственное? И каким образом Тави могла все это обнаружить?

– Не знаю. Нет ли у вас каких-либо соображений, где она побывала в тот день? – Монк снова двинулся по дорожке, и Ромола пошла рядом.

– Нет, даже представить не могу. Она почти не разговаривала с нами в тот вечер, если не считать этого глупого спора за столом.

– А о чем был спор?

– Нечего конкретного, немного повздорили, дали волю нервам. – Ромола глядела прямо перед собой. – О том, куда она ходила, даже просто о чем-то необычном, не было сказано ни слова.

– Благодарю вас, миссис Мюидор. Вы были весьма любезны, согласившись со мной побеседовать. – Уильям остановился, и она – тоже, явно испытывая облегчение при мысли, что неприятный разговор скоро закончится.

– Я бы очень хотела помочь вам, мистер Монк, – сказала Ромола, и лицо ее стало печальным. В глазах уже не было ни страха, ни тревоги – одна лишь скорбь. – Если я что-нибудь вспомню…

– Сообщите мне. Или мистеру Ивэну. Всего доброго, мэм.

– Всего доброго. – Она повернулась и пошла прочь. Но отойдя ярдов на десять-пятнадцать, обернулась – просто убедиться, что Монк уже сошел с гравийной дорожки и направляется в сторону Пикадилли.

Уильям знал, что Киприан находится в клубе, но не хотел просить разрешения войти и побеседовать с ним. Слишком легко было получить отказ и пережить жгучее унижение. Поэтому Монк решил подождать на мостовой и заодно обдумать вопросы, которые он собирался задать Киприану.

Инспектор прогуливался перед зданием уже минут пятнадцать, когда мимо него, направляясь к Хаф-Мун-стрит, прошли два человека. Что-то в походке одного из них показалось Монку настолько знакомым, что он невольно устремился за ними, но пройдя с полдюжины шагов, опомнился и остановился. Он понял, что не знает этих людей, просто на секунду облик одного из них напомнил Монку какого-то близкого, а ныне забытого человека. И в этот миг в нем смешались надежда, печаль и острое предчувствие беды.

Еще минут тридцать Уильям стоял на ветру и пытался восстановить в памяти столь стремительно промелькнувший образ – аристократическое красивое лицо старика лет шестидесяти. Почему-то Монк был уверен, что изъясняется этот человек легко, культурно, даже несколько вычурно; он знал, что именно этот голос некогда направлял его в жизни. Монк подражал этому человеку во всем: копировал его манеру одеваться, вести себя, перенимал даже его интонации, мало-помалу избавляясь от тягучего нортумберлендского акцента.

Но внезапно все выхваченные было из мрака фрагменты воспоминаний вновь рассыпались, оставив Монку лишь чувство невосполнимой потери и какого-то неисполненного долга.

Так он и стоял в нерешительности, когда на крыльце клуба появился Киприан Мюидор. Он сбежал по ступеням и заметил инспектора только в последний момент, едва с ним не столкнувшись.

– О… мистер Монк? – Киприан остановился. – Вы меня ждете?

Уильям заставил себя вернуться к действительности.

– Да… С вашего позволения, сэр.

Киприан встревожился.

– Вы что-нибудь… что-нибудь обнаружили?

– Нет, сэр. Я только хотел задать вам несколько вопросов, касающихся вашей семьи.

– О… – Киприан двинулся в сторону парка, и Монк был вынужден последовать за ним. Выглядел Мюидор-младший безукоризненно, и лишь преобладание темных тонов в костюме напоминало о том, что он носит траур по сестре. – А что, дома этого нельзя было сделать? – осведомился он, нахмурившись.

– Я только что говорил с миссис Мюидор, сэр. В Грин-парке.

Киприан, казалось, был удивлен таким известием, даже слегка растерян.