Она налегла на дверь, и та легко отворилась.
— Клоусон! — проорала она тоном, обещающим гром и молнии.
Ответа не было. Взглянув в короткий коридор, она увидела опущенные занавески в гостиной и включенный верхний свет. Тихо играло радио.
— Клоусон, я хочу поговорить с тобой!
Она прошла короткий коридор… и остановилась. Одна из подушек софы валялась на полу.
Это было все. Нет никаких следов, что квартирку обчистил голодный наркоман, но ее инстинкт был еще слишком силен, и весь ее гнев испарился за одну секунду. Она чуяла что-то. Это что-то было очень слабым запахом, и оно было здесь. Чуточку напоминает испорченную, но еще не прогнившую еду. Это был не тот в точности запах, но самый похожий из тех, что шли на ум. Приходилось ли ей ощущать его раньше? Она подумала, что да.
А кроме того, здесь пахло еще чем-то, хотя она не была уверена, что это улавливает именно ее нос, а не что-то другое в ней. Здесь она легко согласилась бы с патрульным Хэмильтоном из Коннектикута в его предположении, что это запах беды.
Она стояла, все еще глядя на скомканную подушку и слыша радио. То, что не смогли вызвать три лестничных пролета, запросто вызвала эта самая невинная подушка — ее сердце громко колотилось в груди, а дыхание сделалось трудным и прерывистым. Что-то здесь было не в порядке. И даже еще хуже. Вопросом оставалось, стоит ли ей вмешиваться в это или нет.
Здравый смысл советовал ей уйти, уйти, пока еще есть путь назад, и этот здравый смысл всегда был очень силен в ней. Любопытство толкало ее оставаться здесь и поглядеть… и оно было еще сильнее.
Она повертела головой у входа в гостиную и сперва посмотрела направо, где стоял этот дурацкий камин и находились два окна, открывавшие обзор на Эл-стрит. Там не было больше ничего. Затем она посмотрела налево, и ее голова внезапно застыла. Казалось, ее закрепили в этом положении. Глаза Доди вытаращились.
Это оцепенение длилось секунды три, не более, но показалось ей намного дольше. И она увидела все, вплоть до мельчайших деталей; ее мозг сделал собственную фотографию того, что увидели глаза, с той же ясностью и четкостью, которую затем вскоре пытался обеспечить следственный фотограф.
Она увидела две бутылки пива «Эмстел» на кофейном столике, одну пустую, другую наполовину полную с кружочком пены, еще оставшимся на ее горлышке. Она увидела поднос с надписью «ЗЕМЛЯ ЧИКАГО» на изогнутой поверхности. Она увидела два окурка сигарет без фильтра, вдавленных посередине кристально белого подноса, хотя, как она знала, «Большой кадр» и не курил — по крайней мере сигареты. Она увидела небольшую пластиковую коробку с кнопками, лежащую между бутылками и подносом. Большинство кнопок, которыми Клоусон прикреплял на доске в кухне всякие вырезки, были рассыпаны по стеклянной поверхности кофейного столика. Она также заметила, что некоторые кнопки застряли в журнале «Пипл», том самом номере, где рассказывалась история о Таде Бомонте и Джордже Старке. Она могла увидеть мистера и миссис Бомонт, пожимающих на фотографии руки другу другу через могилу Старка, хотя с ее места они казались стоящими где-то ниже могилы. Эту историю, как говорил Фредерик Клоусон, не должны никогда напечатать. Поэтому он и надеялся стать сравнительно богатым человеком. Но он ошибался. Вообще, как выяснялось, он ошибался во всем.
Она могла видеть Фредерика Клоусона, сидящего в одном из двух кресел гостиной. Он был привязан. Он был раздет, и вся его одежда была заброшена комком под кофейный столик. Она увидела кровавую дыру в его паху. Во рту мистера «Большой кадр» торчал его же член. Убийца также вырезал язык Клоусона, прибив его на стену теми же самыми кнопками. Вся эта ужасная картина молниеносно отпечаталась в мозгу Доди. Кровь растеклась по обоям причудливыми волнами.
Убийца использовал еще одну кнопку с ярко зеленой шляпкой, чтобы приколоть вторую страницу статьи из журнала «Пипл» к груди бывшего «Большого кадра». Она не могла рассмотреть лицо Лиз Бомонт — оно было залито кровью Клоусона, не смогла увидеть женскую руку, высовывающую парочку гномов для демонстрации их улыбающемуся Таду. Она вспомнила, что это фото особенно раздражало Клоусона. — «Какая чушь! — воскликнул тогда он. — Она ненавидит домашнее хозяйство — я помню, как она заявляла об этом в интервью сразу после публикации первого романа Бомонта».
На стене поверх прибитого языка были написаны кровью при помощи пальца следующие слова:
ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА
— Иисус Христос, — подумалось вдруг ей. — Ведь это же совсем как роман Джорджа Старка… то, что обычно проделывает Алексис Мэшин.
Сзади нее послышался мягкий звук, как от легкого удара.
Доди Эберхарт вскрикнула и круто обернулась. Мэшин шел к ней со своими ужасными ножницами, обагренными кровью Фредерика Клоусона. Его лицо представляло собой лишь сетку шрамов, которыми разукрасила его Нони Гриффитс в самом конце романа «Путь Мэшина» и…
Но на самом деле здесь никого не было. Просто захлопнулась дверь, и все, а это нередко случается с дверьми.
«Что же это? — снова спросили самые потаенные закоулки ее мозга, все более громким и испуганным голосом. — Надо было остаться там, на лестнице, в стороне, не открывать эту проклятую дверь — и у тебя не было бы никаких проблем. Тебе же вполне хватило бы небольшой щели у двери, чтобы позвать его, даже без крика».
Теперь ее глаза снова обратились на пивные бутылки, стоявшие на кофейном столике. Одна пустая. Другая полупустая, с еще не осевшим колечком пены внутри горлышка.
Убийца был за дверью, когда она вошла. Если бы она повернула к нему голову, она бы тотчас увидела его… и, конечно, уже была бы на том свете, как и Клоусон.
И пока она стояла там, потрясенная столь красочным зрелищем, убийца просто вышел из квартиры, закрыв дверь.
Ноги не выдержали этого напряжения, она рухнула на колени с грацией слонихи, и в такой позе очень напоминала девушку, принимающую причастие в церкви. Ее мозг исступленно прокручивал одну и ту же мысль, подобно белке, бегущей в своем колесе: «Ох, я не должна кричать, он ведь вернется, ох, я не должна кричать, он ведь вернется, я не должна кричать…»
А потом она услышала его тяжелые шаги по паркету коридора. Позднее она убедилась, что эти придурочные Шульманы снова запустили свое стерео, и она попросту приняла тяжелый звук бас-гитары за шаги убийцы, но в тот момент она готова была поклясться, что это был Алексис Мэшин и он вернулся… человек столь целеустремленный и убийственный, что даже смерть не смогла бы остановить его.
Впервые в жизни Доди Эберхарт упала в обморок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});