Читать интересную книгу Год Людоеда - Петр Кожевников

Впрочем, в некогда славном граде на Неве имелись фигуры, которые Ангелина никогда не критиковала. Среди них числился политик и бизнесмен и, как поговаривали, то ли одноклассник, то ли любовник Ангелины — Игорь Семенович Кумиров, про которого вездесущие злые языки поговаривали, будто он не только содержит приют «Ангелочек», но и каким-то образом эксплуатирует тамошних питомцев.

Благодаря покровителям вроде Игоря Семеновича Шмель не очень-то опасалась вмешательства в ее дела таких персон, как Федор Борона, Борис Следов или Лолита Руссо. Правда, несколько лет назад эта троица ощутимо попортила ей кровь, вплоть до того, что чуть не упекла заслуженного педагога Российской Федерации за решетку. Хотя Ангелина довольно быстро разгадала метод этих дотошных неформалов, но все равно упустила темп и ей пришлось расстаться с солидным местом и фантастическими для любого директора интерната доходами.

Обычно компромат добывал Борона и подсовывал его Следову, а тот уже начинал кликушествовать на весь город, сочинял петиции во все органы контроля, госбезопасность, прокуратуру, СЭС, Президенту, ЮНЕСКО и дьявол его разберет куда еще. После нескольких ответов на имя Бориса в игру включалась Руссо. Журналистка делала сюжет, в котором Следов тряс заявлениями якобы избитых или изнасилованных детей, показывал на зарешеченные окна учреждения, где, по его словам, губили детские души и подтачивали отечественный генофонд. Скандалист не гнушался вовлечением в свои склоки несовершеннолетних, которые маловразумительно рассказывали о своих изломанных судьбах. Дети обзывали учителей и воспитателей нецензурными словами, грозились в будущем зверски с ними расправиться и никогда не обижать собственных ребятишек, если таковые у них наплодятся.

Борис дополнял поток оскорблений собственными язвительными и очень обидными для адресата словечками и обещал в случае необходимости представить все необходимые доказательства вины тех, кого он нынче предал анафеме.

Детские сюжеты Лолиты завершал, как правило, Федор Данилович. Знаменитый своими скандалами педиатр выступал всегда крайне резко и вызывающе, но при этом оставался неуязвимым для обвинений в клевете, распространении заведомо ложных слухов, порочащих честь и достоинство добропорядочных граждан, и по другим статьям Уголовного или Гражданского кодекса.

Это обстоятельство заметно печалило Шмель, поскольку она не раз обращалась с исками против надоевших ей склочников, но все ее усилия оказывались тщетны. Борона продолжал компрометировать учебно-воспитательные учреждения города и области, добиваясь увольнения или даже уголовного наказания всеми уважаемых специалистов.

Наиболее досадным для директора приюта «Ангелок» являлось то, что Борона был мужем .ее одноклассницы Зины Подопечной, а Руссо приходилась ни много ни мало дочерью другому однокласснику — Стасу Весовому.

* * *

В настоящее время Ангелина ощущала себя защищенной длинными тенями (аж до Москвы, а то и дальше!) могучих персон, имевших наиболее прямое отношение к большим деньгам и большой власти. Эти люди были связаны с детским приютом «Ангелок» благодаря своему неподдельному интересу к участи детей, взятых под опеку милосердной госпожой Шмель. Они наведывались в дом на берегу Невы, встречались с воспитанницами, одаривали их гостинцами, бродили с девчушками по набережной, оставались для доверительных бесед наедине в специально приготовленной гостиной, а позже, очевидно проникшись поведанной драмой, оказывали приюту услуги и помощь.

Находились и такие доброхоты, которые устраивали для детей увлекательные походы и поездки. Очень, например, запомнился девчатам круиз на теплоходе по Ладоге. Это развлечение Ангелина сумела устроить под эгидой борьбы за экологическую чистоту уникального озера. Согласно программе, дети должны были выступать в местах швартовки судна с песнями и танцами.

Шмель добилась льготной аренды плавсредства, финансовой поддержки от администрации города и области, пищевой и питейной поддержки от ряда весьма известных фирм. Билеты в несколько кают были проданы состоятельным защитникам детства, которые в течение всего незабываемого путешествия гостеприимно впускали в свои номера по две-три девочки, желавших получить наставления и добрые напутствия от опытных и дружески настроенных мужчин…

Шмель часто поражалась собственной безоглядности. Это ведь кому рассказать, так не поверят — она у всех на виду организовала публичный дом, а люди словно не видят и не понимают того, что здесь на самом деле происходит.

Особенно умиляли учредителя и директора «Ангелка» те, кто вроде бы принимал за чистую монету ее россказни о детских бедах и необходимости хоть как-то приюту помочь. Чего стоили ее речи в поддержку красной гостиной, а фактически комнаты для свиданий, рекламируемой ею как необходимый компонент задуманного и научно обоснованного комплекса реабилитации подростков. «Неужели же, — с трудом скрывала ехидную улыбку Ангелина, — эти лохи не догадываются об истинном назначении комнатных качелей и двухметровых зеркал?»

Ну а если бы кто и догадался, попадись ей такие подозрительные типы, как Следов или Борона? Смогли бы они хоть как-то повредить репутации ее заведения? Вряд ли. Если у тебя в клиентах состоят бугры из законодательной и исполнительной власти, банкиры, крупнейшие оптовики, да что всех перечислять, не донос же она собирается на них строчить? (Кстати, и этого нюанса никогда нельзя исключать из своей практики!) Неужели эти киты не задавят таких мелких рыбешек, как Федор или Борис вместе с их неугомонной Лолитой? Да они и сами, она убеждена, не прочь полакомиться ее девчонками и мальчишками, да вот только кишка тонка — чересчур трусливая команда для таких дел. Как говорится — и хочется, и колется!

А что же ее бывший муженек и отец ее единственной родной дочурки Людочки — «законник» Лазарь Вершков — оставит в настоящей беде? Да никогда! Он ведь настолько безбашенный, что готов, кажется, любую шишку завалить, стоит ему только разозлиться хорошенько. Ну а уж как позлить суматохинского авторитета, кроме нее, наверное, вряд ли кто-то лучше знает. Главное, ей самой понять, что это действительно необходимо.

Да и клоповцы, надо полагать, не оставят маму Ангелину без своих кулаков и бензопил. Они ведь друг про друга уже достаточно много знают, чтобы не бросать компаньона на произвол судьбы, а позаботиться о ее покое и процветании. Хотя что все эти мелкотравчатые насекомые по сравнению с ее главным защитником, а когда-то одноклассником, господином Кумировым, одного взгляда которого достаточно, чтобы… Да чего там взгляда — мысли, которая тотчас станет приказом для всех тех чиновников, без которых ни один пасквиль ее врагов не подымется выше уровня участкового уполномоченного.

* * *

Ангелина часто жалела о тех внешне безалаберных, но по-деловому необычайно выгодных и плодотворных временах, когда в начале девяностых имелась возможность учредить контору по международному усыновлению чуть ли не при пункте приема вторсырья или общественной уборной. Тогда славная радетельница детства потрудилась на славу. Благодаря нескольким десяткам удачно сплавленных за рубеж деток Шмель смогла приобрести элитную, как тогда стали выражаться, трехкомнатную квартиру в старом фонде на столь милом ей Марсовом поле, двухэтажный коттедж со всеми удобствами на берегу третьего Суздальского озера, новехонькую «восьмерку», обстановку, бытовую аппаратуру и прочие мелочи, а также открыла валютный счет в России и Франции. Кроме того, бескомпромиссная защитница детских судеб приобрела двухкомнатную студию в Париже в районе Трокадеро, что давало ей право на постоянную визу и беспрепятственный въезд в этот очаровавший деятельную госпожу город — законодатель всемирной моды.

Практичная женщина сдавала свою скромную недвижимость во Франции клоповцам, имевшим в Европе свои криминальные интересы, коттедж арендовала пожилая финская писательница и издательница, родившаяся и выросшая в этих местах, а в квартире разместился представитель американской религиозной секты.

В усыновлении, произведенном за деньги, а по сути — продаже детей, Шмель старалась не усматривать ничего дурного, ведь в большинстве случаев новые родители должны были, по мнению Ангелины, относиться к своим приемным чадам вполне по-человечески, то есть так, как это и принято или, во всяком случае, распропагандировано на Западе. К тому же иностранцы ведь кое-что заплатили, а следовательно, также должны были беречь свою необычную покупку.

Конечно, на глаза Шмель попадались материалы завистливых и в большинстве своем нищих журналистов, в которых размазывались душераздирающие истории про западных извергов, использующих для удовлетворения своих неуемных страстей детей, вывезенных из стран угасшего социализма. В этих сюжетах приводились фотографии истерзанных ребятишек и даже их подлинные имена и фамилии. При этом авторы возмущались тем, что западные адвокаты неизменно настаивают на неподсудности приемных родителей, перелагая вину на малышей, которых, по их убеждению, настолько испортили на родине, что своим отвратительным поведением они разбудили во взрослых добропорядочных гражданах немотивированную агрессию, выразившуюся в насилии и истязании своих недавних любимцев.