– Значит, историю с бракосочетанием придумала Валентина Сергеевна, – заметила я, – скажи, твоя мама дружила с сестрой?
– Они часто ругались, – прошептала Надя, – мамахен выпить любит, тетя Валя ее за это сильно чехвостила.
– Не знаешь, с кем Валентина Сергеевна дружила?
Надя вытерла нос рукавом свитера.
– С тетей Алей. Алевтина Михайловна Долецкая, детский врач, она нас с Лидой лечила.
– Адрес ее знаешь?
– Новопольск, улица Ленина, дом четыре, – шепотом сказала студентка и разрыдалась.
Глава 14
Понедельник начался плохо. Ровно в девять утра меня разбудила Анечка и запела веселой канарейкой:
– Карелий Леопардович ждет вас в группе.
Я, мечтавшая как можно быстрее отправиться в Новопольск, живо оделась, вышла в коридор и спросила:
– Когда закончится мероприятие?
– Как пойдет, – ушла от прямого ответа медсестра.
Я насторожилась.
– А что там с людьми делают?
– Ничего плохого, просто поговорите, – обнадежила меня Аня и втолкнула в кабинет.
– Отлично! – обрадовался врач. – Дарья, выбирайте место по вкусу.
Я оглядела не очень просторную комнату и покосилась на улыбающегося врача. Он издевается? В помещении только четыре кресла. В одном вольготно развалился Карелий, в другом сидит тетка, нацепившая жуткую темно-фиолетовую хламиду, третье захвачено маленьким, похожим на обиженную мышь дядечкой. У меня нет выбора.
– И где вы устроитесь? – поторопил меня эскулап.
– Там, – я ткнула пальцем в пустое кресло.
– Отличное решение, – похвалил Карелий, – нуте-с! Приступим. Даша у нас первый раз, ей трудно сразу начать откровенный рассказ. Давайте, Тася, покажите, как работают в группе.
Женщина в хламиде кивнула и пронзительным высоким голосом заявила:
– Уже давно я ощущаю бесцельность жизни. На душе лежат несгибаемые камни!
Я попыталась сохранить невозмутимое выражение лица. Несгибаемые камни! Емкий образ.
– Собственная никчемность толкнула меня на действия, – продолжала Таисия, сверля меня взглядом, – однажды я поняла: мне не нужен синий! Нет! Синий лишний! Ведь есть зеленый! Его я сама захотела! Это было мое собственное решение! Полюбить синий! Взять его домой! Ухаживать за ним! А зеленый от мамы. Она восторгалась зеленым! Хотела его! Постоянно! Запрещала мне иметь дело с синим! Понимаете, Даша?
Опешив, я кивнула, Таисия вытянула вперед руки.
– Мать всегда подавляла меня! Выбивала почву из-под ног! Постоянно была права! Зудела, воспитывала, мучила!
Я изумилась. Таисии на вид лет шестьдесят, к этому возрасту люди, как правило, теряют отца и мать. И кто такие синий и зеленый? Наверное, мужчины, которым Тася присвоила такие клички.
– Как я любила синего! – причитала Тася. – Но ему не нашлось места в доме! Мать выставила его за порог! Вечером! Ясное дело, зеленый остался! Она хотела зеленый! А я синий! И когда напряжение дошло до точки… я… я… я… Карелий Леопардович, не могу! Очень трудно признаться.
– Давайте, котенька, мужайтесь, – закурлыкал врач, – вы же освободите душу, и она обретет крылья. Ну… Я с вами. Даша!
– Что? – очнулась я.
– Поддержите Тасю.
– Как? – не поняла я.
– Социальная глухота, – бормотнул Карелий, – синдром отсутствия соучастия. Ничего, Дашенька, мы справимся. Видите, как вылезают на группе проблемы. Вы знали, что не способны на сопереживание? Впрочем, займемся Таисией. Даша, поддержите подругу, это ее утешит. Начинайте, Тасе требуется добрая дружеская рука.
– Мне вас жаль, – завела я и остановилась.
– Ну ладно, ладно, для первой попытки неплохо, – ободрил меня Карелий, – Тимофей, ваш черед.
Крохотный мужчинка дернулся.
– Сердце рвется на части, когда слышишь о чужих муках, слезы закипают на глазах, дыхание прерывается, ноги подламываются и болит-болит-болит аппендицит от глубочайшей жалости к страданиям. Тася, вы не одна!
– Замечательно! – подпрыгнул Карелий. – Таисия, далее! Ждем вашего признания!
Тетка закатила глаза.
– Я не могла позволить и дальше унижать себя, топтать мое достоинство! Я поняла: если зеленый уйдет, мать вернет синий! У нее не будет иного выхода! Никогда! Зеленый должен умереть! И я… я… его убила!
По моей спине побежали мурашки, а Таисия, раскрасневшись, стала живописать процесс умерщвления.
– Сначала я ударила его о перила! Потом ножом выковырнула внутренности! Топтала их ногами! Расшвыряла в разные стороны!
– Вы это проделали на лестнице? – спокойно уточнил Карелий.
– Да! – с вызовом выкрикнула убийца.
– А реакция матери? – спросил врач.
– Она рыдала! Умоляла не трогать зеленый! Обещала, что вернет синий! Но я ей не верила! Распахнула окно и швырнула во двор останки зеленого! Вот! Ну а потом упала в обморок и очнулась в больнице.
– Странно, что вас не отправили в институт судебной психиатрии, – вырвалось у меня.
Таисия надулась.
– Я не сумасшедшая! Она хочет меня обидеть!
– Конечно, нет, котик, – быстро сориентировался Карелий, – проблема Даши серьезней вашей, у нее развивается социопатия с элементами нарциссцизма и комплекса кастрации. Вы своим откровенным рассказом помогаете установить ее диагноз.
– Если женщина убила зеленого, – возмутилась я, – ее нужно изолировать от общества. Знаю, что врач обязан блюсти тайну, но речь идет о тяжком преступлении. Если у Карелия Леопардовича руки связаны врачебной этикой, то я не давала клятву Гиппократа!
Карелий встал и похлопал меня по плечу.
– Спокойно. За сломанные утюги не сажают.
– Утюги? – изумленно повторила я.
Доктор сел.
– Мать Таисии доминирующая личность, желающая всецело контролировать дочь. Она не дает ей никакой самостоятельности. Тася купила утюг синего цвета, мама моментально сбегала в магазин и приобрела такой же, но зеленый.
– Весь сыр-бор из-за электроприбора? – заморгала я.
– Да! Ужасная трагедия, – с чувством произнес Карелий Леопардович.
Тася истерически зарыдала.
– Можно мне? – робко поднял руку Тимофей.
– Пожалуйста, – кивнул врач.
– Сердце рвется на части, когда слышишь о чужих муках, слезы закипают на глазах, дыхание прерывается, ноги подламываются и болит-болит-болит печень от глубочайшей жалости к страданиям. Тася, вы не одна.
– Хорошо, но я уже слышал сей текст, – с легким недовольством прогудел Карелий Леопардович.
– Раньше у меня болел аппендицит, а теперь печень, – не согласился Тимофей.
– Отлично! – Доктор стукнул рукой по колену. – Даша! Вам жаль Тасю?
– Нет, – откровенно призналась я.
– Диагностирую комплекс снежной королевы, – заявил Карелий. – Почему?
– Разбитый утюг еще не повод для драмы, – пожала я плечами, – а где работает Таисия?
– Моя мать не дала выбрать мне дело по вкусу, – всхлипнула женщина, – я сижу дома.
– А сколько вам лет? – заинтересовалась я.
– Сорок, – плаксиво отозвалась Таисия, – кому нужна некрасивая, необразованная неудачница.
– В больницах всегда требуются нянечки, – парировала я, – зарплата невелика, зато дел полно. Весь день занят, на глупости ни сил, ни времени не останется.
– У меня депрессия! – зарыдала Таисия. – Я не могу работать! Очень плохо себя чувствую!
– Можно я? – поднял руку Тимофей.
– Прошу, – разрешил Карелий.
– Сердце рвется на части, когда слышишь о чужих муках, слезы закипают на глазах, дыхание прерывается, ноги подламываются и болит-болит-болит…
– Желудок! – не выдержала я.
Тимофей замер, потом спросил:
– А вы откуда знаете?
– Чисто логическое предположение, – усмехнулась я, – сначала аппендицит, затем печень, на очереди желудок и легкие.
– Нет сил терпеть издевательства, – закричала Тася, – Карелий Леопардович! Не хочу быть с ней в одной группе.
– И я! – подхватил Тимофей.
– Давайте голосовать, – развел руками врач, – кто за то, чтобы Даша осталась в составе нашего коллектива. Никого. А против? Двое! Дарья, что вы чувствуете после изгнания из общины?
– Легкий голод, – честно призналась я, – не успела позавтракать.
– Симптом пищеварительной агрессии я ставил вам и раньше, – обрадовался Карелий, – а теперь к нему присоединяется аутический диссонанс.
– Мне можно уйти? – обрадовалась я.
– Нет, занятие не окончено, – посуровел доктор, – у вас желание панического бегства. Мда, не совсем радостная картина.
– Разве меня не выгнали? – расстроилась я.
– Это понарошку, – вдруг улыбнулась Тася, – для вашей же пользы, чтобы душа выздоровела.
– Ясно, – приуныла я.
– Переходим ко второй части, – торжественно объявил Карелий, – тактильные упражнения. Даша, пощупайте Тимофея.
– Не хочу, – решительно заявила я.
– Почему? – прищурился Карелий.
– Ну… просто не желаю.
– А причина?
– Не люблю прикасаться к посторонним.
– Вы боитесь всего-то руку на плечо положить? – расстроился доктор.