Внезапно мне в голову пришла еще одна мысль. А если Женевьева явится в мою комнату и спрячет вещи, чтобы все подумали, будто я уехала? Она даже может сочинить записку с объяснением от моего имени — дескать, я уехала, потому что мне не понравилось, как меня приняли… потому что не хочу у них больше работать.
Способна ли она на такое?
Почему бы и нет? Дочь убийцы!
Испытывала ли я страх? Я почти ничего не знала о трагически погибшей жене графа — лишь то, что с ней связана какая-то тайна. Но дочь у нее — очень странная девочка. Дикая. Теперь я верила, что она способна на все.
Вскоре я поняла, что чувствовали люди, оказавшись в этом ужасном месте. Я, конечно, не могла сравнивать себя с ними. Они сюда падали, ломая руки и ноги. Я, по крайней мере, спустилась по лестнице. Я была жертвой розыгрыша, они — жертвой мести. Это не одно и то же. Крышка люка скоро откроется и покажется голова девчонки. С ней придется серьезно поговорить — не выдавая страха, сохраняя достоинство.
Я села на пол, прислонившись к холодной каменной стене, и посмотрела вверх, на незримую крышку люка. Попыталась узнать время по приколотым к блузке часам, но не смогла разглядеть циферблат. Часы тикали, отсчитывая минуты. Зачем притворяться, будто я не боюсь? Мрачная комната, спертый воздух. Мне было душно, я чувствовала, что при всей своей хваленой невозмутимости готова потерять самообладание.
Зачем я приехала в замок? Лучше бы попыталась найти место гувернантки в каком-нибудь приличном доме. Меня бы это вполне устроило. Как было бы здорово поехать к тете Джейн, быть ее сиделкой, ухаживать за ней и даже выслушивать бесконечные упреки, раз уж такова участь всех бедных девушек, ухаживающих за своими богатыми родственниками.
Мне хотелось жить спокойно, без волнений. Больше мне ничего не требовалось. Я так часто говорила, что лучше умереть, чем жить в зависимости, что в конце концов уверилась в своей правоте. Теперь я была готова отдать и независимость, и интересную работу… все, лишь бы остаться в живых. Раньше я никогда не думала, что такое возможно. Что я знала о себе? Может быть, броня, в которую я облачилась, чтобы сражаться со всем миром, обманула не только окружающих, но и меня?
Я пыталась думать о чем-нибудь таком, что отвлекло бы мои мысли от этого страшного места, населенного — так мне теперь казалось — душами замученных здесь людей.
«Мадемуазель, вы верите в привидения?»
Среди бела дня, когда в каком-нибудь досужем разговоре можно позволить себе долю здравого скептицизма — нет. В темном каменном мешке, в который тебя заманили, чтобы оставить на неопределенное время… не знаю.
— Женевьева! — позвала я.
В моем голосе прозвучала нотка паники. Я поднялась на ноги и стала ходить взад-вперед. Я звала снова и снова, пока не охрипла. Потом села и постаралась успокоиться. Затем опять зашагала из угла в угол. Поймала себя на том, что с опаской оглядываюсь через плечо. Мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Я присмотрелась к щели в стене. В темноте она была едва различима. Женевьева сказала, что там лабиринт, а оказалось — тупик, просто небольшая ниша… но я ждала, что оттуда вот-вот выглянет кто-нибудь… или что-нибудь.
Я боялась впасть в истерику. Чтобы взять себя в руки, громко повторяла, что непременно найду какой-нибудь выход — хотя знала, что выхода нет. Я снова села и, чтобы спрятаться от мрака, закрыла лицо руками.
Вдруг послышался какой-то звук. Я подскочила как ужаленная, инстинктивно зажав рот ладонью, чтобы подавить крик. Мой взгляд застыл на проклятой черной дыре. Чей-то голос сказал:
— Мадемуазель! — и комната наполнилась светом.
Не в силах сдержать чувств, я громко всхлипнула. Люк был открыт. Сверху на меня с испугом смотрела седая Нуну.
— Мадемуазель, как вы?
— Ничего… все нормально…
Я задрала голову.
— Сейчас принесу лестницу, — пообещала она.
Мие казалось, что прошла целая вечность. Наконец Нуну вернулась и скинула мне лестницу. Я ухватилась за конец веревки — и чуть не упала: мне так не терпелось оказаться наверху, что я никак не могла поставить ногу на шаткую ступеньку.
Няня тревожно вглядывалась в мое лицо.
— Вот шалунья! Ох, не знаю, что с нами со всеми будет. Вы такая бледная… сама не своя.
— Еще бы, просидеть взаперти в таком месте! Ох, совсем забыла поблагодарить вас за то, что вы пришли. Не могу выразить вам, как я…
— Мадемуазель, пойдемте в мою комнату. Я сварю вам хорошего крепкого кофе. Мне надо поговорить с вами.
— Вы очень добры. А где Женевьева?
— Понятно, вы все-таки сердитесь. Но я вам все объясню.
— Что вы мне объясните? Как это можно объяснить? Женевьева рассказала вам, зачем она это сделала?
Няня покачала головой.
— Пожалуйста, пойдемте ко мне. Там вы сможете немного отдохнуть. Сейчас вы взвинчены, и я очень хорошо понимаю вас. Кто же на вашем месте чувствовал бы себя иначе?!
Она взяла меня под руку.
— Идемте, мадемуазель. Нам нужно поговорить.
Покидая эту злополучную комнату, я дала себе слово не возвращаться в нее по собственной воле.
Заботливая Нуну помогла мне немного придти в себя. В моем состоянии я нуждалась именно в таком добром и сильном человеке.
Я шла, не разбирая пути, но, когда она распахнула дверь и пропустила меня в маленькую уютную комнату, я сообразила, что мы оказались в одной из современных пристроек замка.
— Вам надо прилечь. Вот сюда, на диван.
— Спасибо, я посижу.
— Извините, мадемуазель, но вам необходимо отдохнуть. Сейчас я сварю кофе.
В камине горел огонь, вскоре на полочке вскипел чайник.
— Горячий крепкий кофе, — приговаривала она. — Это вас взбодрит. Бедная барышня, какой ужас!
— Как вы узнали о том, что произошло?
Она отвернулась к огню и занялась кофе.
— Женевьева вернулась одна. Я увидела по ее лицу…
— Вы догадались?
— Такое уже случалось. С одной гувернанткой. Она была совсем не похожа на вас… хорошенькая, молоденькая, может быть, немного заносчивая… Женевьева поступила с ней точно так же. Это произошло вскоре после смерти ее матери… Почти сразу же.
— Значит, гувернантку она тоже заманила в каменный мешок! Долго там пробыла эта несчастная?
— Дольше, чем вы. Это случилось впервые, и ее не сразу хватились. Она со страху потеряла сознание, а после отказалась остаться в замке… Больше мы о ней не слышали.
— Вы хотите сказать, у девочки это вошло в привычку?
— Она поступила так только два раза. Пожалуйста, мадемуазель, успокойтесь. Сейчас вам вредно волноваться.
— Мне надо с ней поговорить. Она должна понять…