Читать интересную книгу Вольфсберг-373 - Ариадна Делианич

Австрия.

КОНЕЦ ВИКТРИНГА

Еще одна заря после бессонной ночи. Все тело ныло. Казалось, что вот сейчас, если бы не нужно было ехать, заснула бы, как убитая, но за мной пришел поручик Ш.

Пошли к майору, который устроился в том же доме у австрийских «бауэров», в котором уже жила жена командира полка и сестра милосердия Ленни Гайле.

На английском языке, скрепив полковыми печатями, майор нам выдал удостоверение-путевку. В ней говорилось, что мы едем в Виктринг для связи с немецким комендантом, старшим над военнопленными этого района, полковником 3. Нам дали «Опель», который был в большем порядке, чем «Тришка». На всякий случай, не зная, когда вернемся, захватили с собой хлеба и консервов на два дня. Нам дали некоторую сумму денег в марках. Майор предложил нам сделать, после посещения Виктринга, небольшую вылазку по дорогам, по которым могли провезти русских. Он не терял надежды, что где-то мы откроем след «Варяга», желая узнать о его судьбе и одновременно боясь, что он тоже находится среди выданных советчикам.

Подъехали к Клагенфурту к восьми часам утра. По обе стороны дороги, на больших выгонах, привязанные к сделанным на скорую руку коновязям, стояли тысячи лошадей. Они протяжно ржали, вытягивая шеи. Исхудавшие, слабые, страдающие дизентерией из-за корма — свежескошенного клевера, они падали, как мухи. Трупы, страшно вздувшиеся на жаре, очевидно, лежали сутками между живыми. Над ними, как черное облако, вились насекомые. В небесах кружили коршуны.

На жалобное ржание лошадей отвечал вой собак. Англичане построили огромную клетку, в которую сгоняли военных собак, прекрасных овчарок и доберманов, отобранных от немцев. Они визжали и лаяли, метались по этому загону, на смерть грызлись между собой. Кормили их и поили раз в день. Давали кровавые куски мяса павших лошадей. Впоследствии их почти всех перестреляли.

Не считая двух проверок документов по дороге, все шло гладко. Объехали Клагенфурт боковыми улицами. На пути к Виктрингу нас обогнали три громадных грузовика с прицепками, не покрытые брезентом. В них сидели люди в ярко зеленых лохмотьях советских военнопленных, с такими же зеленоватыми, обалделыми лицами. Над ними развевались красные тряпки и плакаты с надписями: «Мы счастливы, что едем на дорогую Родину к любимому Вождю». «Да здравствует освободитель Европы, генералиссимус Сталин». «Тебе, отец народов, наш привет!» и прочие заготовленные лозунги.

Несчастные, взятые из лагерей немецкого рабства, прямиком отправлялись в рабство другое. Позже мы встречали подобные «поезда возвращенцев», бывших «остов» и «остовок». Некоторые пели, иные плакали. Везли их массами, и этому тщательно способствовали западные союзники, стараясь, как можно скорее, очистить от них Австрию и Германию.

Уже с дороги мы обратили внимание на зловещую пустоту на Виктрингском поле. Только на одном краю его стояли телеги, самодельные палатки и навесы, и в них ютились гражданские беженцы-словенцы. Поле казалось выметенным. При съезде с шоссе на полигон, мы увидели группу человек в двести словенских домобранцев в их голубоватых формах. Они стояли перед десятком грузовиков и перед столькими же маленькими танками, на которых боком, сидели англичане с автоматами на груди. Немного дальше был выстроен ряд мотоциклистов в черных беретах.

Перед нашими глазами развертывался последний акт ужасающей драмы. Англичане, выдавшие уже всех сербских добровольцев и четников и главную часть домобранцев, отправляли на расправу Тито раненых и больных. Вокруг них сновали те же смуглые солдаты в английских формах, которых мы видели в Лиенце. У некоторых через погон на левом плече были пришиты бело-голубые ленты и шестиконечная металлическая звезда. Те, кто мог идти, шли сами к машинам. Лежащих на носилках, ампутированных, в гипсе, слепых, толкали в машины грубо, не обращая внимания на их стоны и крики. Отношение к ним было такое же, как к лошадям у коновязей и собакам в загоне.

Мы сошли вниз и стали рядом с небольшой группой немецких офицеров, которые буквально в оцепенении и ужасе смотрели на происходящее. Вблизи меня на носилках лежал молодой домобранец Янко Оцвирк, брат моей подруги, потерявший глаза во время отступления: телега, около которой он шел, наехала на итальянскую ручную гранату, и она, взорвавшись, осколками выбила ему глаза. Повязка, наполовину скрывавшая его молодое лицо, с двумя яркими пятнами просочившейся крови из глазных впадин, и его судорожно сжимающиеся на груди руки говорили о тех физических и моральных страданиях, которые он переживал. Его подняли двое английских солдат и ногами вверх втолкнули в машину. Воздух прорезал протяжный вопль боли.

Ударами прикладов в грузовики загоняли сестер милосердия, врачей и санитаров. Девушки цеплялись за руки своих палачей, молили о пощаде, хватались за края машины и отталкивались. Одна упала, и англичане стали избивать ее ногами.

Немного дальше, у самого холмика, ведшего к шоссе, стояли восемь домобранских офицеров. Лица их были пепельно серыми, глаза пустыми, оловянными. Казалось, что это живые трупы, что они уже ушли из этого мира, и только их неодушевленные тела подчиняются приказаниям мучителей. Между ними был и известный герой югославской авиации, полковник М-к.

За спинами немцев я тихо подошла к М-ку вплотную и, сдерживая волнение, взяв его осторожно под руку, сказала: — Полковник! Вы меня знаете… Я могу вам помочь бежать. За третьим от угла домом направо по улице, стоит наш «Опель». Сейчас сюда никто не смотрит. Идите, не обращая на себя внимания. Садитесь в машину и ждите. Мы вас увезем…

Полковник не обернулся. Краем глаза скользнул по моему лицу. Я почувствовала, как дрогнули мускулы его руки, отвечая на мое пожатие. Едва слышно он ответил:

— Мои солдаты и офицеры уже отправлены на смерть сегодня рано утром. Сейчас грузят раненых, моих храбрых соратников. Я не оставлю людей. Я виноват… Они хотели разбежаться, а я их отговаривал, веря в гуманность извергов… Передайте всем, кто меня знал, что я спокойно иду на смерть. Я не хочу жить предателем…

Стоявший невдалеке английский сержант, заметив наш разговор, внезапно заорал, ругаясь самыми скверными словами:

— Вон отсюда, нацистская свинья! Что вы здесь делаете? Хотите, чтобы и вас, немцев, отправили туда, куда мы шлем этих?

Немецкие офицеры быстро отступили, повернулись и почти бегом взбежали на откос к шоссе. Полковник повернулся ко мне, перекрестил меня католическим крестом и пошел к грузовику. В этот момент раздался выстрел, второй, затем началась беспорядочная стрельба.

По выгону бежал, вернее скакал, как загнанный заяц, какими-то зигзагами одноногий инвалид на костылях. Отталкиваясь от земли своими подпорками, громадными прыжками, несчастный стремился укрыться в лесу.

Английские солдаты стали на колено и начали бить его из карабинов. Они хохотали. Они веселились. Очевидно, забавляясь «игрой», они не стреляли в тело, а под ноги калеки, поднимая пулями всплески пыли и земли. Тот негодяй, который заорал на меня и полковника М-ка, сорвал с груди автомат и с живота пустил очередь по инвалиду.

Мне рассказывали, как страшно кричат подстреленные зайцы. Я никогда не была на охоте, чувствуя непреодолимое отвращение к убийству животных из забавы. Но я никогда не забуду крика калеки, падавшего на землю…

Набитые в грузовики люди взревели. Стоявшая невдалеке от меня немка, сестра милосердия, упала в обморок. Загудели моторы, и грузовики пошли к шоссе. Впереди них и сзади затопали танки. Из последней машины мне махнула бледная рука полковника М-ка…

Стоявшие вдали словенские беженцы, опустив головы, поплелись к своему скарбу. Австрийцы из соседних с полем домов, перешептываясь, юркнули в свои калитки. Поручик Ш. дал мне знак и пошел к машине. Было опасно оставаться одним на поле с англичанами.

Я пошла, но остановилась и обернулась. На затоптанной ногами земле, у самого леска, среди потухших костров Виктринга, лежало бездыханное тело инвалида и его сломанные костыли…

* * *

Мы зашли к полковнику 3., и там немецкие офицеры рассказали нам о совершившейся виктрингской трагедии.

Выдача сербов началась одновременно с выдачей частей генералов Доманова и фон-Паннвица. Русских обманули «конференцией». Югославам сказали, что их отправят в «Пальма Нуову, где их ждет король Петр II».

На заре 28-го мая за ними пришли первые грузовики. Погрузка началась с большим подъемом. Четники штурмом брали места в машинах, желая «первыми попасть к королю». Первые 800 человек, с небольшим «почетным» эскортом англичан, криками «ура» и «живели» и воинственными анти-титовскими песнями, двинулись навстречу смерти.

Уже по дороге в сердца людей вкралось сомнение. Путь не вел к Томеццо и на Италию, а к Ферлаху, через Драву, в Югославию. Однако, их убедили, что для сокращения пути они, под эскортом англичан, пересекут маленький кусок Югославии и через село Крушчицу, лежащее на самой границе Италии, отправятся к месту назначения.