— Можете убрать учебники. — Миссис Бэнкс посмотрела на часы и засуетилась, — Нас сейчас навестит наш новый директор. Мистер Телеомара раньше руководил очень престижной частной школой в Нью-Йорке, и нам на редкость повезло, что у нас теперь такой директор.
Она пригладила волосы и взглянула на свое отражение в стекле аквариума мистера Бизли. А это еще что, неужели помада? Мне просто не верилось, но она действительно повернулась к нам спиной — как будто нам не видно! — и накрасила губы. Вот подлиза! Да ей же сто лет в обед! Пятьдесят точно.
— Я хочу, чтобы вы вели себя отлично, — сказала миссис Бэнкс и устремила на нас с Джереми убийственный взгляд. — Только попробуйте нашкодить — и мы всю следующую неделю будем писать контрольные каждый день.
Замечательно! Конечно, класс уставился на нас. Джереми состроил наивную рожицу, от которой все засмеялись, а я просто опустила глаза в книгу, изо всех сил стараясь показать, какая я прилежная ученица. Нового директора еще никто не видел. Считалось, что он жутко строгий и, возможно даже, ест маленьких детей. Ну, сами понимаете. Я продолжала делать вид, что с головой ушла в дроби, а миссис Бэнкс, с придыханием вереща, ринулась к двери приветствовать директора.
— Здравствуйте, дети. Рад с вами познакомиться, — раздался низкий голос.
Серебро?
Я прищурилась. Он немножко искрился в воздухе, будто блестки на одежде. Я никогда прежде такого не видела, поэтому подняла голову. Оказалось, он высокий и выглядит как кинозвезда. Наверно, поэтому миссис Бэнкс накрасилась. Она снова поправила волосы, глупо улыбнулась, и в голосе у нее появился зеленоватый оттенок. Даже мистер Бизли подключился к происходящему, фиолетово зашипев на весь класс. Я посмотрела на питона. И еще раз посмотрела. На его голове, прямо посередине, появился ярко-синий драгоценный камень. И глаза у него стали человеческими, то есть с радужкой и круглыми зрачками.
И да, я ему не нравилась.
Что-то тут не так.
— А, любительница рептилий!
Тут мистер Бизли зашипел совсем фиолетово, я же быстренько вернулась к книжке, но было поздно. Оказалось, что новый директор стоит рядом с моей партой. И улыбается. И знаете что? Мне его улыбка напомнила мистера Бизли. Кажется, новому директору я тоже не нравилась.
— У Мелани проблемы с вниманием, — защебетала миссис Бэнкс, — Она сложная ученица.
Катерина Саммерс, здешняя заводила, захихикала, и я почувствовала, как у меня горят щеки. Но потом я заметила ту старую уродливую чашку на столе миссис Бэнкс — ту, в которую она ссыпает канцелярские скрепки.
Чашка стала золотой. А в ней — рубины, кажется…
Да, что-то тут явно не так.
— Я с нетерпением жду, когда начнется сотрудничество с каждым, кто учится или работает в этой школе, — Серебристые слова мистера Телеомары словно повисли в воздухе. Как туман. Это не было похоже на обычную синестезию. Они плавали вокруг меня, и я их чувствовала, словно истолченные в пыль бритвенные лезвия. У меня от них начался зуд.
Мистер Телеомара снова улыбнулся и стал еще больше похож на мистера Бизли.
— Мелани Дрейлинг! Вот это встреча!
Ничего себе! Дрейлинг — это моя настоящая фамилия.
Он не мог ее знать. Но он улыбался конкретно мне. Серебряная завеса из толченых лезвий сделалась такой плотной, что я едва могла разглядеть удивленное лицо Джереми. Мне захотелось выбраться из класса. Захотелось рассказать обо всем папе. Или даже нет — Крису. Он наверняка объяснит, что случилось с мистером Бизли и с чашкой.
Но я не могла пошевелиться. Не могла вздохнуть. Воздух был заполнен этой серебряной дрянью.
— Я знал твою мать, — продолжал мистер Телеомара. — Ты очень на нее похожа.
Тут у меня загудело в ушах, и мне представилось, как мистер Бизли хватает несчастных мышей и как они отчаянно пищат, пока он их окончательно не задушит. Потом к этому жужжанию в ушах прибавилось чувство, что мой желудок вывернулся наизнанку — может, из-за того, что я надышалась лезвиями. Миссис Бэнкс как раз захихикала над моей фамилией, и я решила, что теряю сознание…
…и меня вырвало.
Прямо на мой учебник математики. И на парту. И на пол.
Серебро исчезло. Миссис Бэнкс начала зудеть — мерзко, цветом моря в шторм, — и все стали издавать гадкие звуки, и цвета вокруг были тошнотворные. Меня снова замутило, и я пулей вылетела из класса. За дверь, и дальше, по коридору. Черта с два я сюда когда-нибудь вернусь!
Мистер Телеомара веселится ничуть не хуже, чем мистер Бизли с мышами.
— Эй, погоди! — Джереми поймал меня в тот самый момент, когда я собиралась нырнуть в пожарный выход, что располагался в конце коридора. — Ты в порядке?
Голос у него был встревоженный, немного с оранжевым оттенком.
— Нет. Да. В порядке.
Ничего я не в порядке. Я оглянулась, но за нами никто не гнался.
— Я пошла домой. А ты возвращайся обратно, пока тебя не оставили после уроков.
— Да что случилось? — Джереми не собирался уходить. — Почему он назвал тебя Дрейлинг? Отчего тебя вырвало?
— Отравилась. Что-то съела.
Я зашагала через спортплощадку, ожидая, что кто-нибудь вот-вот начнет вопить. Может, я бы себя и убедила, что этот таинственный серебряный голос мне померещился… но я его чувствовала, и мне от него становилось плохо. А еще были мистер Бизли и золотая чашка.
И мистер Телеомара.
Нет, надо поговорить с Крисом.
— Я тоже ел в столовой. — Джереми никак не хотел отставать, — Но я не блюю. А что такое он выдал насчет твоей мамы? Моя мама говорит, что она умерла, правда, запрещает обсуждать с тобой это, потому что у тебя вытеснение.
— Она не умерла! — огрызнулась я.
Но потом мне стало стыдно. Джереми заступался за меня, когда я только пришла в эту школу, прошлой зимой. Он со мной общался, когда никто из местной компании и словом со мной не желал обмолвиться.
— Извини. — Я вздохнула. — Слушай, мне очень надо увидеться кое с кем. Это действительно важно.
Мы уже прошли почти всю спортплощадку, и до сих пор никто не поднял крика. Мне прямо не верилось, что я так легко удрала из школы. Я пролезла сквозь ограду за качелями и через лаз, во дворик, где жила маленькая брехливая собачонка. В тот момент она, видимо, сидела в доме. Джереми упорно следовал за мной.
Надо было дать ему понять, чтобы он отвалил. Обидится? Подумаешь! Но мне не хотелось его обижать. Он считает, что слышать цвета — это клево, пускай даже его мама — школьный психолог, и решила, что у меня реакция вытеснения. И я подумала: а вдруг — ну вдруг! — он хорошо поладит с Крисом? Так что я промолчала, он перелез через старую дощатую ограду следом за мной, мы срезали путь через заросший сорняками пустырь и зашагали по Фир-стрит. Вскоре улица превратилась в изрытую глубокими колеями фунтовую дорогу, уходящую в лес, к хибаре, которую мы снимали. Но вообще-то я шла не домой. Сначала мне нужно было поговорить с Крисом. Если бы я сказала папе о мистере Телеомаре, то и глазом бы моргнуть не успела, как мы бы уже мчались в другой штат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});