Джо вытащил с полки второй альбом, который оказался заполненным глянцевыми снимками двадцать на двадцать пять: рекламными фотографиями Джанет и её работ. На первом снимке она стояла спиной к пёстрому пейзажу, на котором каменный утёс был изображён снизу вверх, с уровня пенистых волн. В самом верху картины угадывались блестящие крыши на фоне тонкой полоски неба. Джанет стояла перед этим полотном, глядя прямо в камеру и лукаво улыбаясь. Её руки и спецовка были перемазаны в краске, а глаза полны энергии и жизни.
Дульси вздрогнула, поплотнее обернулась хвостом и оглядела комнату, где жила Джанет. Где она проснулась в то утро понедельника, не имея понятия, что всего спустя час будет мертва.
«Как же так, — подумала Дульси, — умрешь, и дальше – ничего?» С тех пор как погибла Джанет, этот вопрос постоянно беспокоил её.
В том же альбоме кошки нашли датированные снимки последних работ Джанет, а в конце обнаружилась фотография белого кота, цветной снимок двадцать на двадцать пять. Он сидел на голубой драпировке, ткань была старательно подобрана под цвет его глаз и голубого ошейника. У кота была длинная ухоженная шерсть, а хвост напоминал огромный пушистый плюмаж. Вид у него был умный и насторожённый, однако высокомерный и холодно-требовательный.
Были ещё совместные снимки кота и Джанет: на одном он сидел у неё на коленях, на другом лежал на её плече, полуприкрыв глаза.
— И всё-таки, может быть, он ещё жив? Возможно, ранен. Может быть, потому он и снится мне, что ему нужна наша помощь?
— Дульси, добровольные спасатели искали везде. Человек двадцать прочёсывали холмы. Тебе не кажется, что, останься он жив, его нашли бы? Даже раненый, он попытался бы вернуться домой.
— А вдруг он очень серьезно ранен? Или приходил домой и нашёл пепелище, а Джанет исчезла, нет её свежих следов? Должно быть, он ужаснулся. Он мог снова уйти, напуганный в растерянный. Его наверняка до смерти напугал пожар, и он теперь боится приближаться к дому.
— Неважно, насколько он испугался: если бы он был голоден, пошёл бы к соседям, по крайней мере попросил бы у них поесть.
— Но ведь я почему-то вижу его во сне, — Дульси в упор взглянула на Джо своими ясными зелёными глазами. — Это не просто так. У этих снов должна быть какая-то причина, они не могли возникнуть в моем сознании сами по себе. Прежде чем он явился мне во сне, я даже не знала толком, как он выглядит, ведь я видела его только издалека. Я не знала, что у него голубые глаза и что он носит голубой ошейник с медной бляшкой. — Дульси помолчала, не отводя глаз от Джо. — Откуда я всё это узнала?
— Может, ты всё же видела его разок вблизи, видела его ошейник, только забыла.
— Нет, не видела. Я бы точно запомнила.
Джо не ответил, и она не стала продолжать. Возможно, в 11 мужских генах есть нечто, не позволяющее размышлять о подобных загадках.
Остальную часть содержимого альбома составляли любительские снимки: Джанет на пикнике, на вечеринке; на нескольких фотографиях она была запечатлена рядом с пышно разодетой толстухой.
— Беверли, — сказала Дульси. — Должно быть, это и есть её сестрица Беверли. Именно так её описывала Вильма. Похожа на раскормленного мопса.
На трех фотографиях Джанет в купальнике стояла на каменистом берегу; были снимки, сделанные во время игры в бейсбол: на одном загорелая и улыбающаяся Джанет готова была подавать мяч, а на другом отбивала подачу.
Джо и Дульси вытащили с полок и просмотрели все большие альбомы в кожаных переплетах, их было столько, что они заняли всю кровать. Дневника не было. Дульси залезла под кровать, пол съехавшую простыню и стеганое одеяло, затем ещё раз проверила книжные полки, расталкивая носом беспорядочно стоявшие книги. Когда, балансируя на нижней полке, Дульси почувствовала, что та шатается, она спрыгнула на кровать и попыталась подсунуть лапу под неровно лежавшую доску.
Кошки принялись сдвигать полку, покачивая её и поддевая когтями. Наконец она подалась.
Внизу оказалось нечто вроде узкого ящика, где лежали коробка косметических салфеток, крем для лица, баночка крема для рук, два небольших альбома для эскизов, карандаши, ручки и маленькие настольные часы с крышкой. Из-под этой груды едва виднелась небольшая книжка в кожаной обложке.
Дульси нерешительно потрогала её лапой. К запаху кожи примешивался запах Джанет. Дульси ухватила книжку зубами, вытащила, положила на кровать и осторожно открыла.
Кошки переглянулись и заулыбались. Они таки нашли его, дневник Джанет.
Почерк у Джанет был мелкий и аккуратный. Она заполняла всю страничку, оставляя только узенькие поля. Строчки жались друг к другу так тесно, будто Джанет старательно экономила место, намереваясь пользоваться этой книжкой как можно дольше.
Половина дневника была пуста.
Джанет начала вести его ещё в художественной школе, но тогда это были лишь отрывочные заметки, главным образом беспорядочные записи о сценах и видах, которые она хотела бы нарисовать.
«Угол улиц Джонс и Ломбард, белое викторианское здание возвышается над магазинами…
Верхняя часть Каштановой улицы, когда штормовое небо низкое и тёмное, а Восточная бухта кажется такой близкой, будто её можно потрогать… Свет на Русском холме, когда солнце пробивается сквозь облака. Можно ли положить этот свет на холст?»
Несколько строчек касались переезда в Молена-Пойнт, здесь же указывались некоторые затраты на переезд. Целая страничка была посвящена поискам квартиры. Затем следовал перерыв по времени. Позже, во время бурного брака с Кендриком Малом, записи стали длиннее и наполнились болью. Это был настоящий калейдоскоп обид, которые причинял ей Мал: сарказм мужа по отношению к её работе ранил Джанет. Вдобавок он ей изменял. Эти записи не предназначались для посторонних глаз: Джанет изливала на бумагу свое мучительное разочарование в Кендрике и в конце концов написала о своём решении уйти от него. Отзывы о разводе были несдержанными и резкими, полными всё возрастающей ненависти.
Джо никогда не думал, что Джанет может быть такой злопамятной, однако она не забывала о нанесённых ей ранах, копя в душе гнев. Но разве можно винить её? Кендрик Мал – человек мстительный, безжалостный и хладнокровный. У Джо не было причин не верить Джанет, она бы не стала врать попусту. С Клайдом она почти не говорила про Мала.
В дневнике не было никакой системы: вперемешку шли записи о личной жизни, о сюжетах для картин, о том, где и когда выставлялись её работы, о призах и наградах; пёстрые фрагменты жизни смешались в единое целое, словно кусочки пазла. Кое-где попадались весьма нелестные отзывы о Беверли. Сёстры явно не ладили. За год до трагедии Беверли решила открыть галерею и забрать работы Джанет у Сесили. Это предложение отвергла сама Джанет. О её настроении свидетельствовала гневная жирная запись в дневнике. Только обиды, нанесенные Малом, были запечатлены на этих страничках с такой же неприкрытой яростью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});