одной стороны стола, а Квятко с Коноваловым оказались по другую. Все мирно пили чай и когда напились и наелись пряниками, слово взял Алексей Кобяков.
— Позвольте, товарищ следователь, на правах старшего среди всех нас объяснить ситуацию, чтобы у вас уже не было никаких сомнений в нашей невинности, а главное незаинтересованности в поползновении на жизнь и здоровье моего племянника.
Он всех обвел взглядом, будто ожидая согласия или одобрения, но все были равнодушны, а Квятко приготовилась слушать.
— Здесь представители двух общин города: одни ждут, другие им мешают. — Начал Кобяков.
— Вы что материалисты? — вставил свое слово, неожиданно Коновалов. Юлия Борисовна посмотрела на него строго, и он не решился дальше развивать свою мысль.
— Нет, нет, Юлия Борисовна, Петр правильно развивает свою мысль. В некотором роде представления Общества материалистичны, в том смысле, что мы не хотим допустить того, чего хотят люди Союза. Мы просто смотрим на это реалистично.
— Вот, вот, в этом ваша ошибка! — С горячностью вступил в беседу Бобков. — Мы знаем, что Ненармунь прилетит и даст нам, то, что желает каждый.
— В том-то и дело, что нельзя полагаться на случай, мало ли что она там со дня может вытащить. — Горячился Алексей Кобяков.
— И поэтому птицу надо уничтожить. — Добавил Игорь.
— Стоп. — Остановила всех Квятко. — Вы все это всерьез?
— Совершенно. — Подтвердил Алексей Кобяков — Юлия Борисовна, вы зря воспринимаете наши увлечения не всерьез. С утратой прежних ориентиров мы ищем и нашли новые. Они, в наследии наших предков и каждый из нас в этом наследии нашли что-то свое. Союз видит спасение в Ненармуни, а мы в том, чтобы проконтролировать ее действия, воспрепятствовать ей, если нужно будет, вытащить со дня мирового хаоса ненужное и опасное в этом мире. Чтобы не было конца света, и сохранилась непрерывность поколений.
Юлия Квятко ничего больше не стала возражать, но про себя думала, что у этих людей, судя по высказыванию Игоря Кобякова, нет единого мнения о том, как контролировать птицу. Для нее это было важно как следователя. Это могло быть мотивом для одного из них. А вслух она сказала:
— Хорошо, вы меня почти убедили.
Она встала и вышла из дома не попрощавшись, а Коновалов последовал за ней. Семья осталась в безмолвии, но вскоре взял слово Алексей Кобяков, и оно было сурово:
— Игорь, тебя кто за язык тянул?
Но Игорь все также оставался невозмутим и с достоинством ответил:
— Это мои убеждения, птица должна быть уничтожена.
— Да не о том речь, Игорь! Они не должны были понять, что мы агрессивно настроены.
Игорь промолчал. Любовь Кобякова начала собирать со стола и все неторопливо разошлись по своим домам и каждый занялся своим делом.
Между тем Квятко и Коновалов покинув жилище его тёти также некоторое время шли молча, свернув в сквер. Уже вечерело, наступало тёмное время суток, ветерок приятно обдувал кожу и путался в волосах.
— Ой, смотри, а что это там? — Вдруг сказала Юлия Борисовна и указала рукой куда-то вперед. Там, на возвышенности темнело какое-то здание с куполами.
— Это церковь в старой части города. — Просветил Юлию Коновалов.
— Странно, что я ее раньше не видела. — Удивилась она.
— Не удивительно: у нас все дороги ведут к озеру или окольными путями, мы редко идем так, чтобы прямо лицом развернуться к храму.
Они шли по центральной аллеи сквера. Этим путем шли и утром, когда направлялись к Кобяковым. Уже горели фонари, ярко освещая асфальтовую дорожку и скамейки вдоль них. На одной все также сидел Дракон-Драконов, но теперь в компании писателя Пикова. Они выпивали из бумажных стаканчиков водку, бутылка из-под которой на половину пустая стояла тут же на асфальте. Не закусывали. Они выпивали и играли в шахматы. На лавке, между ними помещалась маленькая магнитная шахматная доска с такими же маленькими фигурами. Борис Петрович выглядел бодро, о его утренней депрессии ничто не напоминало, а увидев Коновалова с Квятко, он даже улыбнулся.
— Я рада, что вам лучше, и вы мужественно переживаете утрату, Борис Петрович. — Сообщила Юлия, когда они приблизились к скамейке. Пиков поздоровался с ними, важно кивнув своей лысой головой.
— Зачем же переживать? Ведь Клава жива. — Бодро ответил Дракон-Драконов.
— Как жива? — Возмутилась Квятко, вспомнив бледный труп жены профессора, который она лично видела утром.
— Так, я ее видел. Здесь в сквере вскоре после того, как мы с вами расстались.
Памятуя как из морга пропали, и до сих пор не найдены предыдущие два трупа, Квятко стала звонить Комову, но тот упорно трубку не брал. Пиков сделав на доске очередной ход философски рассуждал:
— Не каждому человеку спасаться надо. Не каждый этого заслуживает.
— Это как? — Не поняла Юлия Борисовна
— Человек может потерять свою сущность. Ведь это такой дар — быть человеком, не всякий может его удержать.
— И в каких случаях он его теряет, можно только догадаться, сам человек не всегда это понимает: когда это с ним произошло. — Добавил Дракон-Драконов.
Квятко решила позвонить в сам морг, там ей сонный дежурный ответил, что все трупы на месте. Квятко не стала говорить об этом Борису Петровичу, чтобы не расстраивать его. А он, переставляя фигуру, ладьи сказал Пикову:
— А вам, Роман Викторович, мат.
Пиков руками развел, что ж он проиграл, по этому случаю он допил водку, аккуратно бросил стаканчик в урну и, попрощавшись со всеми, отправился домой. Борис Петрович был задумчив, он оперся пьяной головой о руку, локоть которой поставил на спинку и продолжил свою мысль:
— Вот чтобы заслужить спасение, чтобы не потерять свою человеческую сущность, люди и создали Союз спасения в коем и спаслась моя Клава. И я вместе с ней спасусь.
Квятко и Коновалов не стали больше слушать захмелевшего профессора и также пошли домой. Странно это было для Коновалова. Он шел рядом с Юлией по ночному городу домой, но к ней, а не к себе и принимал как данность этот факт. Она считала, что ему грозит опасность, хотя ему казалось, несмотря на реальные покушения, что это не