Это так ошеломило Джона - то есть увидеть Джулию в компании совсем для нее не привычной, - что он застыл как вкопанный. На него даже налетел кто-то сзади и ругнулся весьма энергично. Джон спрятался за столб и впился взглядом в мужчину, пока парочка шла под навесом, протянувшимся через ширину тротуара, к дверям, где стояли бравые швейцары.
Спутник Джулии был солидный мужчина с сединой на висках. В его аккуратно подстриженных усиках тоже белели седые волосы. Он был похож на воротилу с Мэдисон-авеню.
Ему было не меньше пятидесяти пяти лет, но у него была не плохая фигура, - несомненно, он проводил немало времени в гимнастическом зале.
На Джулии было надето её любимое черное платье, похожее на нижнее бельё. Она была сексуальна до неприличия.
"Вот сука", - с ожесточением подумал Джон и невольно устремился вперед.
У стеклянных дверей Джона остановил швейцар, похожий на отставного адмирала какого-нибудь опереточного флота.
- Прошу прощения, - сказал он простуженным голосом, - без галстука не пускаем. И в джинсах - тоже, - добавил он, оглядев клиента с головы до ног. - И в сникерсах нельзя. И куртка у вас...
- А если я надену женскую комбинацию, вы меня пустите? - спросил Джон.
- Педиков вообще не пускаем. Идите в свой гей-клуб.
- Очень хорошо... Скажите, любезный страж, мужчина, который сейчас зашел с женщиной, вам не знаком?
- Знаком, еще как знаком, - охотно подтвердил страж. Это Джаст Лестер Дорхэм - очень богатый человек. Он здесь часто бывает... и все с разными курочками, - добавил швейцар и доверительно-гадко рассмеялся, как будто он уже зачислил Джона в приятели, перед которым можно не стесняться.
Джон Кейн готов был врезать швейцару по его холуйской роже, но только равнодушно спросил, как скучающий обыватель:
- А чем он занимается, этот Лестер?
- Джаст, его зовут Джаст... Джаст означает "справедливый", "праведный", - как-то машинально, будто школьный учитель, пояснил швейцар. - А занимается он... Бог его знает. Надо полагать, что бизнесом.
- Значит, все время с разными? Хорош праведник.
- О, да! Такой, знаете ли, витальный! - Швейцар, откинув голову, захохотал, и безволосый затылок его уперся в твердый стоячий воротничок и налился кровью.
- Да вы, я смотрю, образованный человек, - удивился Джон. - Латынь знаете, и вообще...
- Я, парень, двадцать лет преподавал в колледже английский язык и литературу...
- Ого!
- Да-а-а... И на старости лет погорел на этих самых курочках. Какие там были девочки! - Он мечтательно закатил глаза, и с уголка его перекошенного рта выглянула и перелилась через край тонкая струйка слюны.
Джона всего передернуло от отвращения. Швейцар вытер рот несвежей белой перчаткой и продолжил признание:
- Отсидел я свои шесть лет за якобы изнасилование, а на самом деле никакого насилия не было. Она сама, сучка длинноногая, юбку сняла у меня в кабинете, ей нужно было сдать тест, а она тупая, как все блондинки, зато между ног у неё была такая узенькая щелочка, такая сладкая щелочка, - швейцар снова вытер слюни, в глазах его стояли слезы.
- И вот мне шестьдесят лет, - закончил свою исповедь адмирал шутовского флота, - от меня ушла жена, мне запретили заниматься преподавательской деятельностью, лишили пенсии, забрали у меня всё... Помните, как у Фицджеральда: "Богатые - это другие".
Тяжелая печать страданий исказила большое лицо в морщинках и алкогольных венозных паучках. У Джона шевельнулось в душе некое чувство, похожее на сострадание.
- Даже здесь у меня самая унизительная должность младшего швейцара. А вон та морда - старший. - Старик кивнул на долговязого своего напарника, стоявшего неподалеку от них и все прислушавшегося к разговору, наконец, поняв, что его подчиненный не выполняет обязанности, а попросту болтает с посторонним, долговязый бесцеремонно подошел и сделал старику обидное замечание.
Старик встряхнул всеми своими аксельбантами, сверкнул галунами, вцепился в ручку двери, будто его сейчас хватит удар. Но нет, едва подошли посетители, старик довольно резво отворил перед ними дверь и почтительно поклонился, принимая чаевые. На Джона он уже не смотрел, выказывая к нему такое же равнодушие, как к любому стоящему столбу.
В тот вечер Джон Кейн сильно напился в баре "Нирвана", подрался с каким-то типом так, что их - его и типа - забрали в полицейский участок. Хорошо, у него хватило рассудка не драться с полицейскими. А вот у типа не хватило, и ему вломили по первое число.
Джон отсидел ночь в обезьяннике, утром его выпнули, вручив повестку в суд. Вдогонку предупредили, что за неявку к судье к провинившемуся будут применены крутые меры.
Пару дней спустя он предстал перед судьёй. Седые курчавые волосы и цвет кожи делали судью похожим на старого продавца из Гарлема, у которого Джон когда-то купил пишущую машинку. Как давно это было, вздохнул Джон. С тех пор он уже купил себе новую - айбиэмовскую, с памятью...
Судья приговорил его к штрафу в 500 долларов и сказал, что подсудимый еще легко отделался. Типу, с которым Джон подрался, светит два года тюрьмы.
Джон Кейн обналичил чек, полученный из редакции "Нью-Йоркера", и заплатил штраф. Вот так, горько посетовал Джон, Бог дал, Бог взял. Всё правильно: "Богатые - это другие".
Джулия почувствовала, что с мужем не все в порядке. Он с ней почти не разговаривал, а если отвечал, то неохотно и сквозь зубы. Как всякая женщина, Джулия любила ясность в отношениях. Она вообще любила выяснять отношения. Ей всегда казалось, что её недостаточно уважают и мало любят.
- О'кей, - сказал Джон, - ты сама напросилась. Тогда ответь мне на такой вопрос: кто такой Джаст Лестер Дорхэм?
- Кто? - довольно натурально удивилась Джулия.
- Джаст Дорхэм, по прозвищу "Праведник", - со всем возможным сарказмом повторил Джон.
- Откуда тебе известно это имя? - Джулия нахмурилась, занервничала.
- От одного адмирала в отставке...
- Я не знала, что ты вращаешься в столь высоком кругу.
- Ты мне зубки не заговаривай, отвечай на вопрос.
- Причем здесь прозвище? Он не уголовник какой-нибудь, мистер Дорхэм - порядочный, уважаемый человек.
- Ну, разумеется, таковым он представляется всем девушкам, которых водит в "Белую розу".
- На что ты намекаешь?! - повысила голос Джулия и густо покраснела.
- На все сразу я намекаю! - тоже гаркнул Джон. - Отвечай, что ты делала с этим грязным типом в ресторане?!
Джону на секунду пришла в голову мысль, что он задает дурацкий вопрос. Что делают в ресторане, пришедшие туда люди? Разумеется - едят, пьют и танцуют. Но потом пришла трезвая мысль: главное - что они делают ПОСЛЕ ресторана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});