не были друзьями, даже товарищами не были. Виделись только у общих знакомых. Давид Маркович был интересным собеседником, с ним забавно было поспорить.
Майор был явно не в своей тарелке. О чьей смерти он больше переживал, возник интересный вопрос, Давида Марковича или его супруги?
– Ладно, работайте, – разрешил Скобарь, – форсируйте это дело, результаты должны быть уже завтра.
Он вышел из квартиры, хлопнул входной дверью.
– А почему не сегодня? – фыркнула Кира и насмешливо уставилась на Павла: – Что же вы теряетесь, великий сыщик? Где ваш дар? Только и можешь задавать неудобные вопросы.
Через полчаса Павел все-таки отыскал свидетеля. Им оказался некто Платонов, слесарь с фабрики металлоизделий – мужчина серый, незаметный, имеющий обыкновение прикладываться в бутылке. Он проживал в соседнем доме (не столь добротном) и имел сарай с выходом на задний двор. Отработал три смены по шестнадцать часов, впереди два выходных, один из них и провел в компании с зеленым змием. Поругался с женой, бежал из дома и отправился допивать в сарай. Там и уснул. Проснувшись, обнаружил, что он не один. Испугался, мурашки поползли по коже. Списать на белую горячку не удалось. Рядом с сараем стояла машина, и кто-то прохаживался рядом. Заскрипела дверь, Платонов отполз в угол – тупым он все же не был. Незнакомец не стал заходить, он просто караулил машину, спрятанную за сараем. Чиркнула спичка, человек закурил. Который был час, Платонов не знал. Водка дурманила голову, но инстинкты работали. Долго таиться, к счастью, не пришлось. Раздался шум, подбежали несколько человек. Они кого-то волокли, он слышал мычание. Набравшись храбрости, Платонов припал к дверной щелке. Но что там толком увидишь? Очертания машины, стоящей задом к сараю, вроде «эмка», но внушительный дорожный просвет. Ночью все кошки серы, и машины – такие же. Люди почти не говорили, обменялись парой фраз. Вроде мужчины. В «эмку» загрузили двоих. Кто-то обежал вокруг капота, забрался сзади. Помимо Каплина и женщины, сели трое, больше бы и не влезли. Машина ушла, и никого не осталось.
«Значит, в квартире орудовали двое, – прикинул Павел. – Мужчины явно не слабые, не старые».
– Что еще?
Свидетель развел руками:
– Всю правду сказал, товарищ начальник, нечего добавить.
– Слушай, мужик, – рассердился Горин, – ты столько всего наплел, по существу – хрен с маслом. Все это мы и без тебя знаем. Зачем нам такой свидетель? Рассержусь и посажу тебя на пятнадцать суток – за подрыв семейных устоев и ведение бродячего образа жизни. Решай: или вспоминаешь еще что-то, или…
Свидетель вспомнил:
– Машина при заводе издает особенный звук. Стартер несколько секунд еле тащит мотор, тот шелестит, как опавшие листья под метлой дворника, потом раздается высокий дребезжащий звук, после чего двигатель, собственно, и заводится. А еще под капотом вышел из строя водяной насос – в работу двигателя вмешивается постороннее гудение. На ходовые качества это не влияет, но когда-нибудь начнутся проблемы… Найдете такую машину, товарищ начальник, значит, она и есть.
– И откуда такие познания в автоделе? – удивился Горин.
Свидетель признался:
– До войны я работал в гараже райкома, откуда был уволен… Нет, не за антисоветскую деятельность, как можно? Я убеждений не меняю! Просто выпить люблю – и не только в часы досуга, но и на работе…
Когда Горин выложил коллегам информацию, Кира фыркнула:
– Подумаешь, достижение! В этом городе все машины заводятся через чертову мать. Но да ладно, учтем.
Очередное чинное семейство проживало на соседней Пролетарской улице. Двухподъездный кирпичный дом был смещен в глубину квартала. Раньше от дороги его заслонял пышный сквер, сейчас – бульдозеры с задранными ковшами, траншеи и торчащие из пасти земли обрывки труб. Семейство обитало на последнем, третьем, этаже. Парадное было вымыто, проветривалось. Звонок работал. Дверь приоткрылась, в щели появился настороженный женский глаз. Куренной предъявил удостоверение. Возникла хрупкая женская фигура в шерстяном домашнем платье. Девушке было лет двадцать с небольшим. В красивых глазах метался испуг, выделялась интересная ямочка на подбородке. Из недостатков – белесый шрам на нижней челюсти. Стриженые волосы едва доставали до плеч.
– В чем дело, товарищи? – У нее был печальный, но в целом приятный голос.
– Просто поговорить, гражданка. Начальник уголовного розыска капитан Куренной, а это… тоже наш сотрудник. Игорь Леонидович Душенин дома? Вы же в курсе, что случилось с семьей ваших знакомых Каплиных?
– Да, мы знаем… – Девушка помедлила, посторонилась. – Проходите. Игорь Леонидович недавно пришел с работы. Он не в настроении. Надеюсь, вы понимаете…
Квартира была просторной, уютно обставленной. Пахло лекарствами. Похоже, здесь были в ходу сердечные капли. Из дальней комнаты вышел моложавый подтянутый мужчина в домашних брюках и жилетке поверх рубашки, сдержанно пошутил:
– Это же не арест? Тогда здравствуйте, – протянул руку, поздоровался с каждым: – Я Душенин. Мы, кажется, незнакомы… – Он всмотрелся в предложенное удостоверение. – Понятно, с вашими коллегами до сегодняшнего дня не сталкивались… Проходите, присаживайтесь. Может, чаю?
– Спасибо, не стоит. Несколько слов. Это ваша супруга? – Он покосился на женский силуэт в глубине комнаты.
Мужчина улыбнулся – на этот раз без принуждения. Заблестели здоровые зубы. У него были густые русые волосы, зачесанные на затылок.
– Это комплимент мне или упрек моей дочери? Маша, тебе надо обратить внимание на свою внешность.
– Не стоит, – улыбнулся Куренной. Он умел в случае суровой необходимости притвориться воспитанным. – Ваша дочь прекрасно выглядит, Игорь Леонидович. Да и вы неплохо сохранились для своих…
– Сорока пяти, – подсказал Душенин. – Маша моя родная дочь, ей двадцать три.
Девушка сидела в углу, разглядывала Куренного. Затем переключила внимание на его спутника. Горину было безразлично, с некоторых пор он оброс толстой кожей. Девушка встала, исчезла в узком коридоре. За ним, по-видимому, находилась еще одна комната.
– Вы живете вдвоем с дочерью? – спросил Куренной.
– Нет, нас трое. Еще супруга Елена Витальевна, мама Марии. Но она… – Душенин как-то замешкался, – ей немного нездоровится.
Из глубины коридора послышались странные звуки. Кто-то говорил, но невнятно, словно на другом языке. Потом глухой звук перерос во что-то сдавленное, похожее на мычание. Куренной насторожился, отвел полу куртки, чтобы в случае нужды не терять ни секунды. Звук повторился, потом резко оборвался. Душенин смутился, немного побледнел.
– Нездоровится, говорите, супруге? – Куренной наморщил лоб.
– Можете посмотреть, – разрешил Душенин. – Только я вас умоляю, не шумите.
– Я посмотрю. – Павел поднялся, перешел гостиную.
В глубине короткого коридора находилась одна дверь. Она отворилась без скрипа. Горин застыл на пороге. На разобранной кровати, подбив подушки, полулежала женщина в кружевной ночной сорочке. Седые волосы рассыпались по подушке. Она держала открытую книгу. Рядом в напряженной позе сидела Мария. Она повернула