Ратха стояла на берегу ручья, с ее мокрой шкуры капала вода. Она не могла отвести взгляд от луга. Сначала ей показалось, будто он пуст, но почему тогда вон тот кустик травы раскачивается, когда другие стоят неподвижно? Вскоре трава замерла, и сколько ни всматривалась Ратха, больше ей ничего разглядеть не удалось. Ей стало холодно от мокрой шерсти, и она снова задрожала.
— Кто-то нас выслеживает, — прошептала Ратха, поймав вопросительный взгляд Фессраны.
— Какой-нибудь молокосос охотится на кузнечиков, — насмешливо сморщила нос пастушка. — Эй, отъемыш, выходи из травы и поздоровайся с теми, кто стоит выше тебя! — крикнула она. Но на лугу все осталось тихо.
— Это не молокосос, — сказала Ратха.
— Откуда ты знаешь? Мне казалось, что ты ничего не чувствуешь, потому что Красный Язык дышит тебе в морду!
— Мой нос молчит. Я просто знаю, и все, — проворчала Ратха.
Фессрана подняла хвост и помахала белой кисточкой на его кончике. Ратха знала, что ни один сосунок племени не посмеет ослушаться такого сигнала. Однако из травы по-прежнему никто не вышел, и Фессрана опустила хвост.
— Отряхнись досуха, — раздраженно бросила она Ратхе, — а этот шутник пусть сам играет в свои игры!
Отряхнувшись, Ратха пошла по тропе за Фессраной. Дорога петляла между редкими деревьями, пощаженными Красным Языком, и лесными исполинами, рухнувшими прямо на тропу. Ратха видела, что Фессрана тоже чувствует себя неуверенно, хотя когда-то эта тропа была ей хорошо знакома.
Внезапно пастушка остановилась, подняв одну лапу.
Ратха резко встала у нее за спиной.
— Они следят, — прошипела Фессрана. — Они прячутся вдоль всей тропы и следят за нами. Эй! Если вы из племени, то выходите и поздоровайтесь! — крикнула она, но и в этот раз никто не показался, хотя Ратха почувствовала быстрое движение между деревьями и даже успела заметить светящиеся зеленые глаза.
— Это Безымянные? — спросила Ратха и снова вздрогнула хотя на этот раз шерсть ее была почти сухой.
— Нет, — бросила Фессрана, не опуская голову. — Я чувствую очень знакомые запахи.
— Тогда почему они не выйдут и не поздороваются с нами?
— Не знаю. — Фессрана сделала несколько шагов вперед, остановилась и закричала: — Я Фессрана из логова Саларфанга, пастушка племени. Я по праву хожу по этой земле. Слышите меня — вы, которые здесь? Срасс, твой мерзкий запах я не спутаю ни с каким другим! И ты, Черфан, я почуяла тебя, и тебя, Пешар, и тебя, Мондир. Выходите и покажитесь!
Ее грозный рык эхом прокатился над землей, но стоило ему смолкнуть, как вечер вновь в полной тишине продолжил свой путь к сумеркам.
Ратха припала к земле и подобрала брошенную ветку.
— Постой, Фессрана, — сказала Ратха. — Мой питомец слабеет. Ему нужна еда. Дай мне палку, которую несешь.
Фессрана поднесла ветку к факелу Ратхи и подержала, пока та не занялась. Она держала горящую ветку, пока Ратха забрасывала умирающую головню землей, а потом отдала ей свежий факел.
Огонь затрещал и загудел, обрадовавшись свежей пище.
Ратха подняла факел как можно выше и пошла по тропе следом за Фессраной.
И снова они услышали шорох в зарослях возле тропы, и опять зеленые глаза засверкали в сгущающейся темноте. Доносившиеся издалека крики говорили о том, что новость об их возращении бежала впереди них. Фессрана молча шагала вперед, опустив голову и напружинив хвост.
— Чую запах убоины, — прошипела она, оборачиваясь к Ратхе. — Племя встретит нас раньше, чем мы придем, в этом я уверена!
Ратха почувствовала, как голодная слюна увлажняет конец палки, зажатой в ее пасти. Голод уже давно превратился в тупую боль в желудке, высасывавшую силы из лап, так что они дрожали при каждом шаге. Ратха видела, что и Фессрана уже не может скрыть голод. Только Красный Язык был по-прежнему сыт и силен.
Они поднялись по поросшему травой склону холма и миновали могучий дуб, склонивший до самой земли толстые ветки, на одной из которых Ратха когда-то впервые увидела Безымянного разбойника.
Поступь Фессраны замедлилась. Ее шаги стали тише, потом и вовсе замерли. Ратха кралась рядом с ней.
— Вот. Впереди. — Усы Фессраны защекотали ей морду. — Видишь? Вот они. — Усы дрогнули и отстранились. — Стой здесь, Ратха, — шепнула Фессрана. — Я переговорю с ними.
Ратха впилась когтями в землю, чтобы удержаться на трясущихся лапах. Потом в упор посмотрела на светящиеся глаза, следящие за ней из темноты. Они перестали скрываться и с безмолвным вызовом сбились в кучу.
Ночной ветер доносил до Ратхи запахи. Она поискала среди них знакомые по воспоминаниям запахи племени, родни и братьев-пастухов, которые учили ее всему, что она знала, и бежали рядом с ней по лугу, когда Безымянные, их общие враги, совершали свои набеги. Запахи были рядом, но Ратха больше не узнавала их. Запах племени превратился в запах стаи.
Не успела Фессрана сделать несколько шагов вниз по тропе, как из толпы раздался единственный голос:
— Ни шагу дальше, если не хочешь почувствовать силу наших зубов на своей жалкой глотке!
— Ты ослеп от старости, Срасс? — донесся до Ратхи разъяренный вой Фессраны. — Ты знаешь меня и знаешь Ратху, которая стоит за моей спиной. Дай нам пройти и поесть убоины.
Ответом ей была тишина и горящие глаза.
— Племя знает тебя, Фессрана, — прозвучал глубокий низкий голос, при звуках которого у Ратхи дыбом встала шерсть на загривке, ибо она знала этот голос и ненавидела его. — Но ту, что стоит за тобой, мы не знаем. Прогони ее прочь, и тогда можешь прийти к нам и поесть.
— Вожак племени! Та, что стоит за мной, тебе знакома, и хорошо знакома, — ответила Фессрана. Она говорила очень осторожно, и Ратха понимала, что ее бывшая наставница старается не злить Меорана. — Запах, что смешивается с моим, принадлежит Ратхе, маленькой самке, которую обучали мы с Такуром.
— Маленькая самка? Мы не чуем запаха никакой маленькой самки, — взвыл Срасс, и Ратха живо представила, как Меоран стоит рядом с ним и шепчет нужные слова в облезлое ухо старого пастуха. — Мы не чувствуем самку! Мы чувствуем лишь то, что горит — то, что мы ненавидим.
— Яран! — окликнула Фессрана, и Ратха поразилась, услышав, что она обращается к ее отцу по имени. — Если ты стоишь среди этих паршивых мешков с блохами, то ответь мне! Неужели ты отвернешься от маленькой самки, рожденной от тебя и Нарир?
— Я не чувствую никакой маленькой самки, — раздался в ответ мрачный голос Ярана, и боль, страшнее голода, стиснула желудок Ратхи.
— Да неужели вам всем забило носы пометом? Ратха, выйди сюда и покажись, чтобы мы могли закончить эти детские игры!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});