Стоуна.
– Зачем? Почему бы просто не оценить систему безопасности, обнаружить слабые места и устранить их?
– Ему нужен более практичный подход.
– Скорее, не знает, что еще придумать.
– Скажем так, у него достаточно денег, чтобы оплатить твои уникальные навыки.
– Ну что ж, тем хуже для него – потому что мне‑то наплевать на его деньги, мне они не нужны. – Финн многозначительно поглядел на друга: – И тебе тоже.
Тот пожал плечами:
– Верно, но нашей компании финансы не помешают.
– Глупости.
– Хорошо, как насчет такой формулировки: нам нужно зарекомендовать себя, а лучший способ это сделать – довольные клиенты, готовые о нас рассказывать? Мы не планируем рекламных кампаний, ведь наш сегмент рынка весьма узкий.
– Ты имеешь в виду, что есть те, кто рассказывает слезливые истории, а есть те, кому реально нужна помощь, – уточнил Финн. Он знал, что у Стоуна столько денег, что тот может себе позволить провести всю жизнь где‑нибудь на пляже с белым песочком, попивая коктейль, как знал и то, что друг никогда не станет так жить.
– Нам повезло, Финн, тебе, мне и Грэю. У каждого из нас были проблемы, но в конце концов на наших счетах скопились суммы, благодаря которым мы можем себе позволить больше, нежели остальные.
Не иначе как везением можно было объяснить тот факт, что всем им пришлось немалое количество времени провести за решеткой, с иронией подумал Финн. Правда, пожалуй, он действительно заслужил это, в отличие от друзей. Стоун защищал честь девушки, а Грэй… скорее всего, он тоже был несправедливо обвинен, и Финн с радостью помог бы ему это доказать.
– У этого твоего клиента, кажется, тоже куча денег – так зачем ему наша помощь?
– Он близкий друг семьи. Я знаю его всю свою жизнь.
– Ага.
– И потом, если мы будем работать с денежными клиентами, это поможет нам не отказывать тем, у кого денег нет, но кто в нас нуждается.
– Ты, похоже, не сдашься до тех пор, пока я не соглашусь, да?
– Помнишь то соглашение, что мы заключили, когда ты подписал бумаги о совладении компанией? Считай, это твой вклад.
– Негодяй.
Стоун хитро улыбнулся.
– Ты хочешь увидеть, что не так с его системой безопасности, или нет?
Финн состроил недовольную гримасу, но сделал Стоуну знак рукой, означающий готовность слушать.
– Что вообще у него есть?
– Он обладает одной из самых больших частных коллекций на Юге, в нее входят картины Рембрандта, Дега, Поллока, Ван Гога и Баския. Также он считает себя любителем археологии и приобретает артефакты древних цивилизаций. Но он вовсе не эгоист и регулярно одалживает что‑то из своей коллекции музеям по всему миру.
– Боже, – протянул Финн. – Похоже, денег у него больше, чем мозгов.
– Да нет, он просто коллекционер, верящий в то, что сохраняет произведения искусства и историю для последующих поколений.
– Вот только и то и другое нужно защищать, а это время и деньги.
– Тут в игру вступаешь ты. Он считает, что настало время обновлений, и готов инвестировать в лучших экспертов. Так используй свой опыт, познакомься с его системами и расскажи нам, что ему нужно.
Финн помолчал – что‑то в доводах Стоуна ему не нравилось, хотя было трудно найти изъян в его объяснениях.
– Ты знаешь его долгое время?
– Да. Он дал нам разрешение на доступ ко всему, что может понадобиться, и знает, что у нас могут быть нестандартные методы оценки его системы безопасности.
– Ну, так это снижает градус веселья, разве не так?
Озорная улыбка заиграла на губах Стоуна.
– Не совсем. Мы не расскажем ему, что собираемся сделать. Я смогу вытащить тебя из тюрьмы, но, если попадешься, учти, что какое‑то время тебе придется провести за решеткой.
– К ужасу моего инспектора, я как‑никак условно осужден.
– Так не попадайся.
И впервые за последнее время Финн ощутил знакомое волнение, точно кровь начала закипать в его венах.
– О, у меня нет ни малейшего намерения это делать, мой друг.
Женевьева оттолкнула от себя микроскоп, за которым сидела над ожерельем – в последнее время она работала над филигранным плетением платины и крохотных алмазиков, что оттенили бы глубокий богатый цвет александритов. После разговора с Финном дело сдвинулось с мертвой точки, и впервые за все время она ощутила, что идет в нужном направлении. У нее появилось вдохновение, и она за последнюю неделю провела больше часов в студии, чем за весь месяц. Оставшееся время по максимуму проводила с Финном и Ноа. Но даже прилив вдохновения и новые впечатления не помогали справиться с навалившейся усталостью. Однако в этом был и плюс – некогда было ощущать чувство вины, и мысль о том, что через несколько недель их странным отношениям с Финном придет конец, помогала удерживать это чувство, не давая ему воли. Женевьева потерла глаза и откинулась на спинку кресла.
– Ты слишком много работаешь, – раздалось над ухом.
От неожиданности девушка подпрыгнула вместе с креслом, колесики его покатились назад, но невидимая преграда остановила их. Повернув голову, она увидела над собой лицо Ника.
– Ты напугал меня, – произнесла она с облегчением.
– Прости, не хотел. Пришел сказать, что ухожу – и предлагаю тебе сделать то же самое. Ты здесь сидишь уже не один час.
Ник откинул волосы с шеи девушки и принялся массировать ее большими пальцами.
– Твоя шея, наверное, отчаянно болит после долгого сидения за микроскопом.
Женевьева вдруг поняла, что даже не чувствовала того, как затекли мышцы, и лишь теперь пальцы Ника дали ей расслабиться – она даже застонала от удовольствия. Спустя несколько минут, однако, в голову полезли странные мысли – черт бы побрал Финна с его предположениями. Ник всегда был для нее только другом, и массаж он ей делает не в первый раз, как в студии, так и когда она работала у деда.
Повернувшись, Женевьева благодарно улыбнулась:
– Спасибо, а я и не чувствовала усталости.
– Не за что. – Сделав шаг к двери, Ник произнес: – Я ухожу. Так, может, и ты домой? Я запру студию.
Женевьева поглядела на дверь – предложение было заманчивым, что и говорить. Ей отчаянно хотелось приехать домой, обнять сына, покормить его и искупать, а потом, свернувшись калачиком рядом с Финном на диване, уставиться в экран телевизора, где бы показывали какое‑нибудь глупое шоу… но, с другой стороны, какая‑то часть ее ехать домой не хотела. Покоя не давала мысль о том, что у них с Финном странные отношения. К чему это все приведет?
Со стороны могло бы показаться, что они состоят в серьезных