Читать интересную книгу Золото мертвых. Смута - Юрий Корчевский

7 января 1598 года умер, не оставив наследника, последний отпрыск великой династии – царь Фёдор Иванович. Долгое правление Рюриковичей закончилось, ввергнув страну на долгие 14 лет в пучину Смуты: внешней интервенции, гражданской войны, череды временных правителей – Лжедмитрия, Шуйского, Петра, Тушинского вора, королевича Владислава. Русь залилась кровью, была разграблена. И только после разгрома поляков Дмитрием Пожарским с его ополчением, собранным Кузьмой Мининым, избрали первого царя из рода Романовых, Михаила. Эта династия правила 300 лет. А начиналось всё 26 октября 1601 года, когда стрельцы подожгли в Москве усадьбу Фёдора Никитича Романова. Главу семьи насильно постригли в монахи и сослали в Антониево-Сийский монастырь, не ведая, что это будущий патриарх Филарет. Жену его «замчали» в Заонежский Толвуйский погост, дочь Татьяну и сына Михаила – в Белоозеро. Выслали братьев: Александра Никитовича в Усолье-Луду на Белом море, где он и умер в 1602 году, брата Михаила Никитовича – в Пермскую землю, там он умер в земляной яме. Брата Ивана Никитовича – в Пелым, Василия Никитовича – в Яренск, и он умер там в 1602 году. Ещё более жестоко поступили с челядью – многих холопов подвергли страшным пыткам. Объяснялось происшедшее просто: правящий Годунов получил донос о заготовке Фёдором Никитовичем ядовитых кореньев – якобы для отравления его, Годунова. Стрельцы искали не только коренья, но и корни заговора.

Сыск ничего не дал. Лишь один холоп сбежал из-под стрелецкого караула и теперь из глубины переулка смотрел, как пылает усадьба его благодетелей.

Холопа звали Гришка Отрепьев. Он не был Романовым, но стал первым со двора Романовых, кто стал русским царём.

Холоп укрылся, принял постриг и жил среди чернецов Чудова монастыря в самом Кремле, рядом с Теремным царским дворцом. В дальнейшем, сев на престол, Лжедмитрий не забыл Романовых. Митрополита Филарета поставил на Ростовскую кафедру, брата Ивана Никитовича жаловал боярином, жене Фёдора Никитовича, Ксении Ивановне, подарил Игнатьевский монастырь.

Народ в Москве выжидал, что предпримет, какие шаги сделает новый государь.

Наследство Шуйскому досталось тяжёлое. Страна оказалась малоуправляемой, на военных постах в городах сидели тайные или явные сторонники Лжедмитрия, казна была разграблена и пуста. Из деятельных помощников – только один, молодой воевода князь Скопин-Шуйский, из родственников дальних.

Андрей же на улицах Москвы почти не показывался. Бояться ему было нечего, к нынешней власти он лоялен и даже участвовал в заговоре против Лжедмитрия. Просто ему нужно было время для раздумья – что предпринимать дальше? Помогать Шуйскому? Советчиков среди бояр у того и так много, да советы большей частью своекорыстные. А реального помощника, Скопина-Шуйского, убоявшись его возвышения, отравят на пиру в доме князя Ивана Михайловича Воротынского. И если уж воеводу, родственника царя не испугались отравить, то его, Андрея, и вовсе прихлопнут, как муху. В борьбе за власть, за влияние на царя все средства хороши. Впрочем, за жизнь свою Андрей не боялся, он сумеет постоять за себя, однако на пиры не ходил, поскольку не приглашали. Для князей он был слишком мелок, им не ровня.

Он о другом думал. О том, что князь Шуйский недолго на троне продержится. Уже в сентябре 1610 года польский гетман С. Жолкевский вывезет его в Смоленск, а затем и в Польшу, где Василий Иванович умрёт в заточении в Гостином замке. Помнил также, что и после Шуйского временщики будут. Только все они не добра Руси будут желать, не возвышения её, а только вечной власти и обогащения. А королевич Владислав так и вовсе Русь подчинить Польше хотел, превратить её во вторую Малороссию, где будут править польские паны, кичливые да гордые непомерно.

Вот и выходило, что некому пока служить. Шуйский тоже разбазаривал русские земли – ведь за наём шведского войска для борьбы с появившимся Лжедмитрием II он по договору обязывался отдать шведам Корелу.

Против него восстали народ и часть московского дворянства. В Теремной дворец, что в Кремле, отправился царский свояк, князь Воротынский, и объявил Шуйскому приговор Собора: «Вся земля бьёт челом: остави государство ради междоусобной брани, затем, что тебя не любят и служить тебе не хотят».

Царь положил посох и выехал из Кремля вместе с женой в свой боярский дом. 19 июля 1610 года боярин Ляпунов с четырьмя товарищами и монахом Чудского монастыря ворвался в дом Шуйских и насильственно постриг Василия Ивановича в монахи. Патриарх пострижения не признал, но это уже ничего не изменило – Шуйского свезли в Чудов монастырь. Жену его также постригли в монахини, а братьев взяли под стражу. Осенью этого же года Шуйский умер в Польше, и только в 1635 году прах его был перевезён в Москву и погребён в Архангельском соборе, усыпальнице русских царей.

Но это будет позже. Кое-что Андрей помнил из истории, однако же не в подробностях, а так, основное. Он понимал, что имело смысл познакомиться, войти в доверие к князю Дмитрию Пожарскому, войско которого изгонит поляков из Москвы и страны. Но до 1612 года ещё далеко, и если на перспективу – то стоило приложить руку к содействию в возведении на престол Михаила Романова, первого царя из династии. Но сейчас он ещё даже не подросток – сейчас он просто мальчик, да и семья его не в лучшем положении.

Андрей размышлял несколько недель, иногда выходил на торг и слушал городские новости, которые день ото дня становились всё тревожнее, а подчас – и страшнее. Но ему очень не хотелось, сердцу было противно предлагать свои услуги одному временщику, выступая против другого. Как всегда, в период сумятицы, смены власти, тревожных вестей о новом самозванце и польской интервенции поднялись цены на продукты. Немногие москвичи могли позволить себе пшеничный хлеб – ржаного покушать бы досыта. Народ из города потянулся к родне, в сёла и деревни, где было легче выжить.

Купец Наум, у которого он квартировал, а заодно и охранял дом, приметил, что постоялец его не столь активен, как раньше.

– Андрей, не случилось ли чего? То ты целыми днями в городе пропадал да ещё и в нищего рядился, а ноне всё больше в комнате сидишь?

– Так власть изменилась, выжидаю.

– Чего тебе от власти-то? Царю, будь то это Годунов или Дмитрий, либо того же Шуйского возьми, до нас дела нет. Это бояре за власть дерутся, а у простого люда, такого, как я, о хлебе насущном забота. Где копейку добыть, как семью прокормить. Чую – засиделся ты. Через два дня обозом идём до Нижнего, на ярмарку. Заодно и развеешься, косточки разомнёшь.

Андрей даже рад был такому известию. Действительно, засиделся он в Москве. Ну – убил самозванца, а что изменилось кроме того, что поляков из Кремля изгнали? Так и они – как тараканы. Только выбили, так вновь идут. Поистине, выгонишь в дверь, а они лезут в окно. Уж больно лакомый кусок – Русь. И земли обширны и людны, леса зверьём полны, и путь к персам и туркам – даже в Синд – свободен.

Полдня Андрей приводил оружие и амуницию в порядок. Пистолеты чистил, смазывал, заряжал, саблю и нож до бритвенной остроты довёл, одежду и сапоги проверил. На кафтане пуговицу, едва державшуюся, пришил. Обнаружив, что на подошве сапога скоро дырка появится – сносилась толстая свиная подошва от беготни по мощёным улицам столичным, – вздохнул и отправился на торг, за новыми сапогами. До похода обновку обносить ещё надо, обмять по ноге. В походе хуже нет, если обувь жмёт или натирает.

Выехали обозом из шести телег. Науму уже давно пора было кораблик купить – для летних месяцев самое то. И груза больше возьмёт, и быстрее, и безопаснее. Однако жался Наум, выжидал чего-то, хотя деньги были. Андрей знал об этом.

Не успели они преодолеть за четыре дня и сотни вёрст, как навстречу попался отряд всадников. Обоз в сторону, на обочину съехал, возчики шапки стянули и застыли в поклоне.

Когда всадники исчезли из виду, Андрей спросил купца:

– Кто такие?

– Из князей Стародубских, Пожарский.

Ёлки-палки! Сам Дмитрий Михайлович! Как будто бы судьба или случай сами подсказывали ему, подталкивали к решению.

Андрей успел разглядеть молодое лицо князя с аккуратно оправленной бородкой.

По богатству род Пожарских значительно уступал тем же Романовым или Годуновым, но по знатности и древности рода превосходил их и вполне мог претендовать на престол. Ведь родословная их шла от великого князя Всеволода Большое Гнездо, который брату своему Ивану дал в удел город Стародуб на Клязьме. Княжество было невелико, но занимало стратегическое значение между Владимирским и Нижегородским княжествами.

В бытность Ивана Грозного тот сослал своего двоюродного брата Владимира Андреевича Старицкого в Стародуб, а князей Стародубских-Пожарских скопом отправил в Казань и Свияжск. Так знатный род оказался на периферии. И не только географически – их отдалили от жизни политической.

В 1593 году пятнадцатилетний Дмитрий прибыл на дворянский смотр. Борис Годунов оставил его при царском дворе, присвоил звание рынды, через два года – стряпчего, а в 1602 году жаловал в стольники. В ночь на 17 мая 1606 года Пожарского в Москве не было, в свержении Лжедмитрия он не участвовал, к заговору Василия Шуйского не примыкал. Его не наказали, но и не возвысили. А ноне он был призван на службу и участвовал в боях против Ивана Болотникова. Ехал же он из села Мугреево, своего родового гнезда. Жаль было князю бывшего удельного княжества. После смерти Старицкого город зачах и со временем превратился в село Клязьменский городок Ковровского уезда Владимирской губернии.