Читать интересную книгу Колумбы российских древностей - В. Козлов

Болховитинов и Берлинский стали участниками первых раскопок фундамента по всей площади киевской Десятинной церкви, в результате которых были обнаружены остатки древних фресок. Описание раскопок здесь, а также в Вышегородской и Ирининской церквах вместе с рисунками найденных предметов посылались Румянцеву[100].

Раскопки в Новгороде-Северском, осуществленные Лобойко, привели к открытию камней с записями о построении в 1086 г. Николаевской церкви и в XII в. — церкви Спасского монастыря. Лобойко после переезда в Вильно провел обследование так называемых рыцарских могил, встречающихся в Самогитии. Анализируя находимые в них предметы, он поставил вопрос о сходстве самогитских захоронений с захоронениями, встречающимися в скандинавских странах и относящимися к дописьменным временам[101].

Причерноморье — «неисчерпаемое дно самых редких древностей», по выражению Румянцева, также стало одним из районов археологических разысканий кружка. Раскопки местных курганов возглавил здесь директор керченской таможни П. Дюбрюкс. Энтузиаст-археолог, он вел их вначале на свои средства, а затем, как утверждают его биографы, получал на это от Румянцева по тысяче рублей в год. Выдающееся значение приобрели разыскания Дюбрюкса на горе Митридат, где были найдены остатки древних захоронений. Для того чтобы продолжить раскопки в этом районе, Румянцев предложил генерал-губернатору Новороссии и Бессарабии графу А. Ф. Ланжерону продать ему часть побережья у горы Митридата и Золотой горы[102].

Сам Румянцев не раз с помощью местной администрации и краеведов производил раскопки курганов и осмотр древних памятников в районе Кавказских Минеральных вод. Это были одни из первых археологических обследований Кавказа.

Еще в XVIII в. историк П. И. Рычков, обратив внимание на древние укрепления в районе Чердыни и в верховьях реки Камы, соотнес их с остатками сказочной страны Биармии, известной из скандинавских саг и русских преданий. С тех пор одни исследователи полагали, что Биармия — это Пермь Великая, а другие связывали расположение этой страны с берегами Белого моря. В 1818–1820 гг. по просьбе Румянцева в районе Чердыни и в верховьях Камы провел разыскания Берх. Их результаты серьезно подорвали гипотезу Рычкова и его последователей. С помощью местных жителей Берх раскопал Урольское, Искорское и Чердынское городища, обнаружив лишь остатки плавильного производства. Здесь же он разыскал крест, поставленный учениками деятеля русской православной церкви и автора алфавита для языка коми Стефана Пермского, и приобрел для графа несколько старинных предметов. По просьбе Румянцева Берх не раз собирал местных жителей, которые исполняли для него старинные песни, рассказывали предания и сказки. Он внимательно сравнивал все услышанное от них с записями Кирши Данилова, специально присланными Румянцевым[103].

Большое значение имели разыскания Берха и Калестинова наскальных изображений по берегам рек Тагила, Лобви и Чусовой. Позже на средства Румянцева некоторые наскальные памятники, собранные ранее в Сибири Г. И. Спасским, были опубликованы с комментариями на латинском языке[104].

В 1824 г. Румянцев обратился к генерал-губернатору Западной Сибири П. М. Капцевичу с просьбой помочь в организации разысканий древностей. Тот дал соответствующие распоряжения тобольскому и томскому гражданским губернаторам и управляющему Омской областью, будущему генерал-губернатору и командующему войсками Восточной Сибири С. Б. Броневскому.

Это совпало с военной экспедицией С. Б. Броневского по Баян-Аульским и Каркаралинским степям. По пути от Омска до Аягуза тот тщательно описал исторические достопримечательности, попадавшиеся во время похода, в частности на реках Конге и Нуре, приобрел для графа несколько древних вещей. В письмах к Румянцеву Броневский впервые описал знаменитый Кзылкенчский замок, а также памятники, в настоящее время не сохранившиеся. По поручению Румянцева он проводил раскопки в Кентских горах и в других местах. В 1825 г. Броневский вместе со своими солдатами вскрыл курган «от гор Каркаменских в северо-западную сторону, примерно в 150-ти верстах расстояния между сопкой, именуемой Чечен — горы и речки Малой Нуры, от первой на восточную сторону в 3-х верстах, а последней на левом берегу в 100 саженях на открытом, имеющем малую плоскую возвышенность месте, под именем бугра». Присланное Румянцеву описание раскопок свидетельствует об их тщательности и квалифицированности: замерены и зарисованы высота холма, окружность, внутренность раскопа, предметы и их расположение. Найденные здесь «каменное подножие, золотое украшение и серьги малахитовые» были отправлены Румянцеву. В ответ тот предложил Броневскому составить смету расходов, приобрести необходимый инструмент и нанять людей для дальнейших раскопок в этом районе. Их осуществление, однако, встретило запрет со стороны Капцевича, сославшегося на «еще не совершенно утвердившееся управление российское в здешнем крае». С помощью казаков Броневский произвел лишь несколько раскопок в тех местах, «кои скрыты от взоров киргизцев»[105].

Со временем археологические разыскания кружка все более подчинялись решению определенных исторических проблем, причем в процессе изучения, например, вещественных памятников совершенствовались специальные методы их анализа. Это был неизбежный процесс развития исторической науки, и в деятельности кружка он находил отражение независимо от того, какие цели первоначально ставили по отношению к этим памятникам сотрудники графа.

Характерен в этом смысле такой пример. Из сочинения Т. С. Мальгина «Зерцало российских государей» Румянцев узнал о существовании в районе Орши камня с загадочной надписью о молитвенной помощи некому Василию Рогволоду (1171 г.). Имя Рогволода издавна существовало в роду полоцких князей. Об его основателе летопись сообщает как о князе варяжского происхождения. Было естественным предположить, что под камнем захоронен один из потомков варяжского князя. Через Канкрина и местных жителей Румянцев предпринял разыскания этого камня. «Многолетние, часто повторительные домогательства» завершились, наконец, находкой и копированием надписи. Сделал это ректор оршанской иезуитской коллегии Дезидерий Ришардот. В процессе поисков в районе рек Двины и Дисны были обнаружены еще четыре камня, находившиеся почти на равном расстоянии друг от друга и с подобными, но более древними заклинательными надписями. Порядок расположения и явная символика камней сразу же поставили под сомнение существовавшее до этого представление о них как об обычных надгробиях. Члены кружка первыми поставили вопрос о назначении этих археологических памятников.

Уже Канкрин был уверен в том, что они служили в древности «знаком или владения или для истребления языческого суеверия». В дальнейшем с этим согласились и другие члены кружка. Камни неожиданно осветили важную историческую проблему, показав живучесть еще в XII–XIII вв. (именно к этому времени они относились) языческих верований. В настоящее время признано, что их создание связано с языческими молениями во время страшных голодов, постигших Полоцкое княжество в XII в.[106]

По ходатайству Румянцева правительство приняло решение об их сохранении — в это время шли работы по улучшению судоходства в руслах рек, где находились памятники, и им грозило уничтожение.

С открытием оршанских камней в научный оборот вводился один из древнейших русских эпиграфических источников. Изучение их и подобных памятников продолжило изыскания, положенные в XVIII в. открытием и исследованием Тмутараканского камня с русской надписью XI в. Поиски древнейших русских надписей для кружка становятся самостоятельной задачей. Некоторые из сотрудников Румянцева полагали, что их скорее всего можно обнаружить в местах древнерусских погребений. Правда, Карамзин решительно заявил об отсутствии на Руси, по крайней мере до XVI в., самого обычая захоронения с надгробными надписями, но Румянцев упорно давал задания своим сотрудникам разыскивать «надгробные камни с точным означением какого-либо древнего года, именно который бы предшествовал самому началу XVI века». Такие поиски были проведены по всему течению Дисны, Двины, Альбы, Шосны (Шлиссельбургский уезд), в районах Полоцка, Орши, Переяславля, Смоленска, Новгорода и в других местах.

В 1820 г. Румянцев просил новгородского губернатора Д. С. Жеребцова организовать обследование берегов Тесовского озера, где, по сведениям Канкрина, находили множество «крестов каменных, даже сотнями древнего изображения…». Созданная по распоряжению губернатора комиссия не обнаружила древних крестов с надписями. Зато она обследовала и описала местные достопримечательности. В пещере в Старой Руссе был обнаружен шишак и панцирь, переданные Румянцеву в обмен на земледельческие орудия. В 1821 г. земский исправник Нармоцкий произвел «обыск» древностей у жителей деревни Горки Должинской вотчины, а затем здесь же раскопал подземные ходы, оказавшиеся «жилищами хищных зверей»[107].