Читать интересную книгу Рублевка-2. Остров Блаженных - Сергей Антонов

Бежать помешала мерзкая серая трава. Она опутала «берцы», пролезла в отверстия для шнурков. Вот почему, когда верхняя часть тела рванулась вперед, ноги остались на месте. Кровью истекали не только отломанные ноги. Она хлестала из обрубков, оставшихся при Хиле.

Несчастный не стал доискиваться причин поразительной хрупкости своего тела. Он просто пополз в ту сторону, откуда доносился зов. Тянущаяся за Хилой кровавая дорожка мгновенно исчезла – серая трава жадно впитывала кровь.

– Хила… Хила…

– Я здесь! О, мой Бог, я здесь! Ползу к тебе!

Еще несколько рывков, и Хила увидел того, кто его звал. Под высоким, разлапистым деревом на корточках сидел Ахмаев и мирно жарил над костром насаженное на прутик мясо. Картина выглядела бы вполне идиллической, если бы не крестообразный разрез на животе Умара. Кишки его, подобно толстым ленивым змеям, лежали на земле. Пламя костра добралось до их концов. Кишки обуглились и испускали невыносимое зловоние, но Ахмаева такая мелочь ничуть не беспокоила. Он продолжал жарить мясо. Изредка подносил прутик к носу, втягивал ноздрями аромат и блаженно улыбался.

Хила был очень близок к обмороку. Он был бы даже рад потерять сознание, но увиденное мешало окунуться с головой в блаженное забытье.

– Умар?.. Умар, ты же умер!

Вместо того чтобы отреагировать на замечание Хилы, Ахмаев исчез. Испарился вместе со своими горелыми кишками, прутиком и костром. На том месте, где он сидел, теперь возвышались обломки какого-то механизма. Ржавый, развалившийся на несколько одинаковых кусков корпус и центральная часть – медный конус высотой в метр и диаметром основания в три метра, установленный на решетчатой платформе и окруженный шестью конусами поменьше. Вся эта система, соединенная шинами из блестящего металла и разноцветными кабелями, гудела и вибрировала.

От потери крови у Хилы закружилась голова. Он почувствовал, что каждая клетка тела отзывается на вибрацию загадочного прибора. Эти конуса, а вовсе не мертвый Ахмаев, звали его к себе.

Теперь Хила ничему не удивлялся. Даже тому, в следующую секунду платформа с конусами исчезла, и вместо нее вновь появился Умар со своим костром. Теперь у его ног стояли два доверху набитых чем-то вещмешка.

– Здорово, Хила. Вижу, сегодня ты не в лучшей форме. Отобедаешь со мной?

– Я не обедаю с мертвецами.

– Напрасно. У меня здесь полно разных деликатесов. Вот, посмотри-ка.

Ахмаев потянулся к одному из мешков. Холодея от ужаса, Хила увидел, что те шевелятся. Умар развязал один.

– Тут у меня кошки…

– Мя-у-у-у!

Ахмаев вытащил из мешка худющего черного кота. Хохоча и подбрасывая его, схватил за хвост.

– Мя-у-у-у!

Хлоп! Голова животного разлетелась вдребезги от удара о ствол. Зашипели упавшие в костер куски мозга. Умар отшвырнул тушку мертвого кота и погрузил руки в другой вещмешок.

– А тут у меня змейки…

Клубок змей в руках Умара шипел, извивался. Черные с голубыми крапинами рептилии жалили Ахмаева, но ему было все нипочем. Когда клубок змей упал в костер, пламя сделалось голубым. К лесу вернулись его прежние краски. Вновь появился прибор. Только выглядел он теперь по-другому – большой конус венчала голова Умара.

– У-у-у, как трясет! – застонал гибрид, закатывая глаза от удовольствия. – Такая штука и мертвого на ноги поднимет!

Новый приступ головокружения у Хилы вызвал очередное превращение. Прибор исчез. Испарились мешки с котами и змеями. У костра опять сидел Умар с распоротым животом и разбросанными вокруг кишками. Он успел доесть мясо, швырнул прутик в костер.

– Такие дела, Хила. Что у тебя с ногами? Могу помочь, но с одним условием: ты все-таки перестанешь брезговать моим обществом, корчить из себя гурмана и присоединишься к трапезе… Вот облом! Мясо-то у нас закончилось. Но ниче – это дело поправимое. Секундочку.

Умар вытащил из-за голенища нож и, деловито сопя, отрезал у себя полоску плоти с левой руки. Крови не было. Умар швырнул мясо в костер и улыбнулся Хиле.

– Вот и решен продовольственный вопрос. Если расходовать пищу экономно, мы сможем пробыть здесь достаточно долго. Закончусь я – примемся за твои ноги. Закончатся ноги…

Запах горелого мяса стал невыносимым. Хила, наконец, потерял сознание и сразу очнулся. Не в лесу, а в своей лаборатории, которая располагалась в верхней части жуковской Пирамиды. В ноздри продолжал бить мерзкий запах. Правда, не мяса, а горелых грибов. Уходя в отключку, штатный астролог покойного Рамзеса забыл погасить огонь под котелком, и вода выкипела.

Лавируя между сложенных в стопки книг, Хила подкатил свое инвалидное кресло к столу. Закрутил вентиль горелки.

– Проклятье! Так, чего доброго, и заживо сгореть можно. Хотя… Если смотреть на вещи с философской точки зрения… Что сгорит, то не сгниет.

Резиденция Хилы имела пирамидальную форму, повторяя внешние очертания Пирамиды. Стены были задрапированы белой тканью, исписанной черными рунами, а четыре узких как бойницы окна выходили на четыре стороны света. Однообразие комнаты несколько оживляла большая, от пола до потолка картина, изображавшая самого Хилу в старинном камзоле с пышным воротником, в черной, украшенной пером шляпе, с массивной золотой цепью на груди.

У трех окон стояли приборы, с помощью которых целитель следил за движением небесных светил. Был тут небольшой, но мощный бинокулярный телескоп на треножнике, а вертикальный шест, закрепленный на горизонтальной площадке, называемый гномоном, позволял астрологу устанавливать высоту солнца над горизонтом, дни наступления осеннего и весеннего равноденствий, а также зимнего и летнего солнцестояний. Кроме того, Хила пользовался секстантом – прибором, смонтированном на специальной раме, состоящем из лимба, отсчетного барабана и пары специальных зеркал.

Лишь из четвертого, западного окна астролог наблюдал за звездами без специальных приспособлений, используя собственные глаза. Некогда серые, теперь они стали бесцветными. Лишенным жизненных красок было и узкое лицо астролога. Когда-то подвижные, его черты теперь застыли, отчего выражение почти не менялось. Кожа обвисла, пошла складками…

– Будь все проклято…

Целитель коснулся пальцами колен. Слегка надавил. Ущипнул. Больно. Теперь ниже. Хила наклонился, ощупал свои лодыжки. Ничего…

Этот ритуал он проводил каждый день. Надеялся, что когда-нибудь произойдет чудо, и он почувствует ноги ниже колен. Он был согласен на боль, на что угодно, только бы не таскать за собой эти две засохшие деревяшки. Но счастливый день так и не наступал. Раны давно зажили, даже рубцы стали почти незаметными… Так почему же тонкие проводки, называемые нервами, не желают соединять ноги с мозгом?

Став инвалидом, Хила уже не придавал собственной внешности особого значения: не пытался расчесывать седые пучки волос по бокам головы, редко подстригал свою академическую бородку, а белую сорочку и черные брюки менял лишь по настоятельной просьбе приставленного к нему Носителя Истины. Телесная оболочка постепенно переставала интересовать Хилу – все свои силы он направлял на совершенствование разума, надеясь с помощью него победить физические немощи.

Работал он, преимущественно, ночью. Электрическим освещением давно не пользовался, заменив его свечами разных цветов и форм, хаотично расставленными на огромном столе.

Сам стол, испещренный пятнами от кислот и залитый каплями стеарина, был завален толстыми фолиантами и подлинными пергаментными свитками, которые Рамзес Садыков скупил еще до Катаклизма. Оставшееся место занимали колбы, пробирки, песочные часы, плавильные тигли, ступки с пестиками и перегонный куб. На отдельном, меньшем по размеру столе стояла муфельная печь. В большом шкафу со стеклянными дверцами поблескивали бутылки, банки и аккуратно разложенные на резиновых подстилках медицинские инструменты.

Хила с сожалением осмотрел грибы, превратившиеся в горстку углей. Вытащил из нагрудного кармана не первой свежести носовой платок, вытер покрытый испариной лоб и задумчиво уставился на песочные часы. Что-то было не так. Сознание не могло пробиться через какой-то невидимый барьер, а из обрывков наркотического бреда никак не складывалась, цельная картинка. Ничего нового он не увидел и в этом путешествии. Просто порылся в собственной памяти и оживил воспоминания об Умаре, сделавшим себе харакири, о торсионном генераторе в лесу, продолжавшем излучать свою смертоносную энергию. Все это было известно и без грибного отвара. Зря только продукт перевел. Он надеялся увидеть совсем другое. Добиться иного. Установить связь с мудрецами, победившими смерть, познать тайны существ, живущих вне времени и пространства, получить точную формулу философского камня.

– Ошибка? Конечно, ошибка. Да, ошибка. Думаю, что… ну конечно! Визуальные графики движения Юпитера и Сатурна составлены неправильно! Все дело в них. Ну-с, попробуем еще раз.