Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда связь с Джеком распалась, некоторые вещи омрачали ее дальнейшие развлечения. Во-первых, было непреодолимое чувство, что Джек ждал от нее большей инициативы, большей изобретательности, большей энергии в постели, но она не знала, что предпринять, кроме повторения своего успеха с Терри Радомски во время учебы в школе. Джеку, в общем, нравились эти опыты, но иногда она чувствовала его раздражение, а однажды он грубо оттолкнул ее голову и сказал:
— Не сейчас, милая.
Это изумило ее, равно как и его молчаливое, но непреклонное ожидание каких-то действий.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — наконец-то спросила она.
— Для разнообразия ты хочешь лечь сверху?
Анита согласилась, но ей не понравилось. Она не знала, что в этом случае делать, и эта поза казалась ей неестественной для женщины. Его просьба обидела, но Анита храбро пыталась симулировать восторг, которого не испытывала. В это время она думала, что будет покоряться любым прихотям Джека Бейли до тех пор, пока… Почему она должна стыдиться своих мыслей? Они весьма серьезны. До тех пор, пока не станет миссис Джек Бейли и не сможет сама выбирать форму удовольствия.
Еще одним поводом для разногласий было желание Джека заниматься любовью во время месячных. Анита и не слышала о подобном. Она была в шоке. Настолько, что даже поделилась сомнениями с Симоной, но реакция подруги была по меньшей мере бездушной.
— Это не так страшно, — заметила Симона. — Он же не съест тебя. Пусть попробует поцеловать.
Именно тогда Анита решила, что Симона безнадежно испорчена, хотя в приливе болезненной зависти подумала, что подружка лучше ее, более раскованна, меньше связана суровыми правилами того, что хорошо и что плохо, тогда как у самой Аниты были спутаны руки и ноги, она была прикована к миру старомодных идей и представлений. Анита ощущала, что ее заставляли отречься от идеи материнства, чтобы скакать в постели, как сексуальной маньячке, мысли которой ограничены следующим оргазмом. Она мыслила шире. Сексуальную близость воспринимала серьезно, это был драгоценный дар, самый драгоценный, это была часть ее личности, и она не могла тратить его попусту в бездумных удовольствиях. Нет, это не для нее, ее сексуальные желания и супружеские чувства были тесно переплетены, и с этим она ничего не могла поделать. Анита отчаянно пыталась объяснить свою позицию Джеку.
— Извини, милая, — отвечал он. — Я дважды разводился, и мне совсем Не улыбается еще кому-то платить алименты.
— Я знаю, что сделаю тебя счастливым.
— Счастье вызывает запоры.
(Все пилоты помешаны на дерьме.)
— И это все, что ты можешь сказать?
— А недостаточно?
— Тебе не одиноко жить? — (Она собиралась кормить его самыми изысканными блюдами, когда они станут мужем и женой… У нее самой слюнки текли при мучительной мысли о замужестве.)
— Одиночество — естественное состояние, — изрек Джек. — А вот брак — нет.
— Если можно, мне виски с содовой, — сказал в эту секунду Йен.
Секс и выпивка, выпивка и секс. И мужчины думают только о них? Когда она вернулась с бокалом, то спросила, с кем из девушек он хотел бы познакомиться.
— Другими словами, ты даешь мне от ворот поворот? — насмешливо спросил Йен.
Это было еще одно, что она не любила в англичанах: их постоянный юмор. Они вечно шутили, считая себя очень остроумными даже тогда, когда их замечания были явно неуместными. Но факт был тот, что она не интересовала Йена, он искал богатую девушку, о чем рассказал сам. После первой же совместной ночи произнес:
— У тебя чудная задница. Как жаль, что ты бедная работающая девушка.
Когда она спросила, что он имеет в виду, Йен вздернул бровь и жестко ответил:
— В этой стране я ищу только одно, дорогая, — девушку с деньгами. Ты же не думаешь, что я буду пахать на сраном телевидении всю оставшуюся жизнь?
Анита сказала, что так не думает, но почувствовала себя глубоко оскорбленной из-за того, что он выбрал такой интимный момент, чтобы сообщить ей, как ему плевать на нее. Хуже не бывает, считала она, если тебя оскорбляют, когда ты голая. Оскорбление ощущаешь с двойной силой.
— Ты настоящий мерзавец, — сказала Анита, когда это случилось с ней, ощутив некоторую гордость за то, что впервые в жизни произносит эти слова мужчине в лицо.
— Да не впадай в ярость из-за моей честности. Людям незачем обманывать друг друга, особенно если речь идет о деньгах, как сейчас.
Анита от гнева не нашлась с ответом, оскорбление было столь сильным, что она не могла даже заплакать. Ее вычеркнули по финансовым соображениям, или в расчет принималось и социальное положение? В конце концов, что такое стюардесса? Небесная официантка, что бы ни болтали рекламные объявления о наборе на эту работу. Она бы смирилась, если бы Йен сказал, что не любит блондинок, или что у нее маленькая грудь, или что она слишком похожа на его мать, но выбросить ее потому, что у нее нет денег, доходов, наследства, — это уж слишком. Это было так не демократично, так не по-американски, поэтому она напомнила себе, что Йен — не американец и не уважает американских ценностей. Последнее соображение позволило ей простить его тупость.
— Ты все еще на телевидении? — спросила Анита, решив, что в черном свитере и твидовой куртке он выглядел как никогда хорошо.
— Да. Всегда было мерзостно, а сейчас еще хуже. А ты? Все еще подаешь еду над Атлантикой и меняешь пеленки младенцам?
— Верно.
Странно, но у нее сейчас не было обиды на Йена. Возможно, потому, что, увидев его впервые в этом году, она поняла, как он раним, как несчастлив в работе, которую ненавидел (помощник режиссера дневной викторины), как хочет найти богатую невесту, что совсем не так легко, как он думал, покидая берега Англии три года тому назад.
— Что на личном фронте? — спросил Йен. — Встречаешься с кем-то? Влюблена?
— Да.
— Полагаю, этот счастливец здесь?
— Да.
Но где? Аниту охватила паника, но тут она заметила, как Джек вышел из ванной и сразу направился к той самой девушке, а затем они начали танцевать, дразня друг друга и танцуя в отдалении. У Аниты сжался желудок, их танец напоминал половой акт на расстоянии, соблазнительный, возбуждающий, всепоглощающий. Боже, однажды Джек засунул ей палец в зад. Почему она вспомнила об этом сейчас? Потому что было больно, как при виде этого танца? Может быть, может быть.
— Йен, ты не принесешь мне выпить?
— Конечно. А что?
— Водку со льдом, пожалуйста.
— Одна нога здесь, другая там.
— Спасибо.
Но он замешкался.
— Ты как-то помрачнела. Тебе плохо?
— Просто здесь жарковато. А тебе?
— Я принесу выпить и открою окно, — озабоченно сказал Йен.
Во время их короткого романа он никогда не проявлял заботы, и Анита подумала, что он так изменился потому, что сейчас между ними не было секса, не было любви и проблем брака. Ей было любопытно видеть, как у него возникло человеческое отношение к ней, когда исчезли все важные вопросы взаимоотношений между мужчиной и женщиной.
— Льда я положил мало, — сказал Йен, вручая бокал. — Кажется, тебе нужно кое-что покрепче.
— Правда.
— Он задает тебе перца?
— Да. Да.
Анита сделала большой глоток, потом еще один. Стакан, из которого она сейчас пила, был из-под сливового желе. Этот стакан достался ей в наследство со времен совместной жизни с Симоной. Симона и купила это желе, она любила намазывать его на хлеб по утрам. Анита подумала: а как там обстоят дела у Симоны и Роберта Фингерхуда? Может, они полюбят друг друга, поженятся, и Симона попросит ее быть свидетельницей на свадьбе. Наверное, все знакомые девушки выйдут замуж раньше ее. Вот на прошлой неделе одна из старших стюардесс объявила о своей помолвке. Этой лошади по документам было тридцать пять лет. Другая стюардесса съязвила: «Клянусь, в постели она делает чудеса».
Анита прикончила водку и пошла к бару, пока Йен сражался с окном, которого не открывали несколько месяцев. В этом момент «Сюпримз» запели «Остановись во имя любви».
— Тебе лучше? — спросил Йен, когда она вернулась с полным бокалом.
(«Вам лучше, миссис Нортроп?» — спрашивала в это время Маргарет в кухне цвета сливочного масла.)
— Свежий воздух помог, — сказала Анита.
— Так где же он?
— Танцует вон с той.
— Неплохо.
— Да, он привлекательный.
— Я о девушке.
— Не остри.
— Извини. Это бестактно. Но ты гораздо лучше. Честное слово. Это не слова утешения.
— Спасибо.
— Не за что. Я мерзавец и прекрасно это знаю.
— Возможно, но сегодня ты очень мил.
— Огорченные дамы всегда полагаются на мою рыцарскую натуру. Мы, англичане, дорожим легендой о нашем романтическом прошлом.
Разве я не был мил и нежен с тобой?