Читать интересную книгу Деревенский дурачок - Патрик Рамбо

По вечерам родители приходили пожелать мне спокойной ночи. Сначала меня целовала мама и уходила, отобрав комиксы или книгу, с которой я никак не мог расстаться. Потом заглядывал папа и гасил лампу в изголовье постели. В темноте я быстро засыпал, но перед сном еще успевал помечтать, что теперь я проживу детство и юность заново и совсем иначе, гораздо лучше, не упущу ни одной благоприятной возможности. И впоследствии мне не придется ни о чем пожалеть. Сколько молоденьких девушек, недотрог, тихоней, воображал, кокеток, мне пришлось повидать, и разве я догадывался о значении их взглядов, об их смущении и застенчивости? Долой сдержанность и осторожность, отныне я отвечаю нежным взглядом на каждый нежный взгляд. Тут я тяжело вздохнул. Такие мысли мне явно не по возрасту.

В первый день занятий я боялся школы не меньше, чем в прежней жизни. Мы с мамой приехали на автобусе. Портфель у меня за плечами был набит чистыми тетрадями, карандашами и перьями. Мама подтолкнула меня к стайке школьников, что робко топтались в тени каштанов, тихонько окликали друг друга и вполголоса рассказывали, кто как провел каникулы. А сама остановилась у ворот вместе с другими родителями и аббатами в черных сутанах. На фасаде главного здания под самой крышей висели большие часы, все ждали, пока маленькая стрелка доползет до восьми. Я всматривался в лица, многих узнавал, но не мог вспомнить ни одной фамилии. Вон тот парень с рыжим бобриком дружелюбно мне подмигивает. Как же его зовут? Ничего, скоро перекличка, я узнаю имена всех одноклассников. Пора! Надзиратель позвонил в бронзовый колокольчик, которым всегда возвещал начало и окончание занятий. Толпа учеников прихлынула к крыльцу. Аббат, следивший за поведением в младших классах, вышел вперед и встал около колонны перистиля, у самых остекленных дверей. Он хлопнул в ладоши, призывая к тишине, и объявил громким голосом: «Ученики из класса господина Петито строятся вот здесь, у крыльца. Подходите по очереди, я сейчас назову ваши фамилии. Итак: Абрамов, Аврен, Адам, Арманбуа, Арно, Бернигон…» Родители ушли, сторож в серой блузе запер двери школы. Господин Петито оглядел озорников, которых ему предстояло учить три года. Небольшого роста, с внушительным брюшком, в довольно тесном костюме, в очках с толстыми линзами, наш учитель постоянно улыбался, причем его улыбку трудно было назвать доброй. Еще во дворе я понял, что у рыжего фамилия Аврен, узнал Пакота, которого всегда наказывали за болтовню на уроках, а также Форена, Меркаде и Поластрона.

Мы сели за парты. Между рядами прошел сторож и налил каждому из огромной бутыли с носиком чернил в белый крошечный керамический стаканчик, заменявший нам чернильницу. Аккуратно выводите тонкие линии! У меня никогда не выходило аккуратно писать перьевой ручкой: и перо сломаешь, и страницу забрызгаешь, и пальцы перемажешь. «Не болтать!» С первого урока первой четверти аббат Монжен, наш классный надзиратель, с угрожающим видом следил за Меркаде и Поластроном. А те все шушукались. Их говорливость не пропадет даром: оба станут блестящими адвокатами. Я еще встречу их в 1980 году.

Но после того как аббат потряс металлической линейкой, все болтуны умолкли. Неслухи не раз пребольно получат ею по рукам. Господин Петито поприветствовал нас и сказал несколько слов о том, что нам предстоит изучить. Каждый написал свое имя и фамилию на листочке в клеточку, чтобы учителю легче было нас запомнить: до конца года мы будем сидеть так, как нас рассадили сегодня. Затем Петито продиктовал расписание: «Понедельник: география, математика…» И так далее и тому подобное…

Мне совсем не понравилось в школе. Ни о каких преимуществах перед другими и речи не шло. Весь накопленный за жизнь багаж не в помощь, коль скоро нужно вызубрить все префектуры и супрефектуры. А как их запомнишь! Меня снова принуждают осваивать азы жизни в коллективе: как отвечать, учить наизусть, читать вслух стихи, писать, считать, рисовать, трудиться, подчиняться, терпеть насмешки и страшную скученность. Жить можно только дома и во дворе, школу нужно переносить молча, как пытку. Что делать: отстаивать свои права и драться либо испуганно притихнуть и смириться, пускай оболванивают?!

Пакот, тощий, щуплый, с брекетами на зубах, мешающими ему говорить, в нашем классе выше всех на голову. В дальнейшем он станет послом, а пока что он конь, а я всадник. Класс разделился на два враждующих лагеря, мелкие оседлали длинных. Мы жестоко сшибаемся. Побежденный валится с коня на асфальт. Увечий не избежать. В столовой мы заключаем тайные соглашения и разрабатываем стратегию будущих битв. О ней разговор особый. Ровно в полдень аббат Монжен рявкает: «Стройся в затылок!» И мы гуськом спускаемся в полуподвал с зарешеченными окнами, провонявший хозяйственным мылом. Здесь мы завтракаем. Учителя и надзиратели восседают за отдельным столом на возвышении. Наскоро прочитав молитву, ученики стремительно набрасываются на корзины с булками и опустошают их. При этом ругаются, толкаются, тузят друг друга и визжат. Гвалт стоит неимоверный. В качестве горячего блюда нам ставят на грязные, липкие длиннющие мраморные столы тарелки с покрытыми желтым жиром сосисками и чечевицей, в которой полно мелких камешков.

В столовой за дисциплиной не следят, якобы дают ученикам выпустить пар. Вообще, суровое обращение призвано искоренить жестокость, от природы свойственную большинству мальчишек. В действительности лицемерные воспитатели всего лишь загоняют внутрь дурные инстинкты, кстати необыкновенно живучие. Ученики им в ответ тоже лицемерят. Научаются изворачиваться и лгать, чтобы на них не надели дурацкий колпак, не били по рукам линейкой и не ставили на колени на гравий. Круговая порука у школьников не хуже, чем у бандитов. Девять лет ежедневно по восемь часов я терпел эти муки, неужели мне предстоит это вновь?

Средняя школа. Здесь не прекращается скрытая война между учениками и учителями, вражда между классами и внутри классов. Драки стенка на стенку, травля. Здоровяки похваляются силой, колотят слабых и вконец запугивают их. Верзилы-старшеклассники тащат в туалет с решетчатой дверью несчастного Меркаде. Чем-то он им не понравился. Его бьют, заламывают ему руки. В коридоре на перемене шумно, во дворе вопят футболисты, криков бедняги не слышно. Аббаты в развевающихся сутанах, с молитвенниками в руках с голубиной кротостью прогуливаются парами. Они вмешаются, только если запахнет смертоубийством. И посадят виновного писать строчки после уроков. Наиболее предприимчивые и тут не растерялись: Поластрон заготовил огромную стопу исписанных листков и продавал их наказанным в обмен на пирожные, стеклянные шарики и йо-йо.

Учителя живут по тем же звериным законам. Выбрать козла отпущения и всласть потешаться над ним — какой прекрасный способ разрядить напряжение в классе! Добрейший господин Петито, с вечной насмешливой улыбочкой, с первого же дня стал издеваться над Бернигоном, неуклюжим, нелепым, красневшим как помидор, когда его спрашивали. Вот его-то он и сделал всеобщим посмешищем, принялся задавать ему каверзные вопросы, измываться, снижать оценки. «Бернигон, к доске!» «Встаньте, Бернигон! Прочтите нам с места басню „Волк и ягненок“. Только будьте любезны, по-французски». Дело в том, что Бернигон, родившийся в чудесной области Морван, говорил на диалекте, так что класс забавлялся от души. Отчего Бернигон ни разу не взбунтовался? Отверженный, осыпаемый насмешками, униженный, опозоренный — как, наверное, он страдал, скрываясь под маской непрошибаемого благодушия! О дальнейшей его судьбе я узнал двадцать лет спустя. Поластрон вскользь упомянул, что он заведует отделением крупного голландского банка в Сингапуре и стал человеком черствым, желчным и озлобленным.

Когда вам семь или восемь лет, вы стыдитесь, если родственники ожидают вас у дверей школы. Кому понравится такая забота, к тому же неизвестно, что скажут про них ваши товарищи. Если вы чем-то похожи на маму, брата или старшую сестру, не избежать издевок: «Эй! Видал сестру Бернигона? Ну и носищи у них у всех!» Вы уже вошли в образ, пустили всем пыль в глаза, а тут являются домашние и вас развенчивают. Сущее наказание! Отправившись в школу, вы начинаете вести двойную жизнь.

Школу отделяет от семьи прочная стена. Там вы становитесь абсолютно другим человеком. Школа — замкнутый социум, по определению враждебный ребенку и подавляющий его, не важно, какую роль он играет: примыкает ли в силу внутреннего тяготения или случайности к какой-нибудь группе, остается ли одиночкой, которого изгоняют и преследуют. Для таких, как Бернигон, нет спасения. Кто станет дружить с шутом? Доверять ему, делиться с ним секретами, хвастаться перед ним, обмениваться таинственными посланиями, вместе изобретать особый язык, непонятный непосвященным? Никто. Ведь все самоутверждаются, учатся не быть, а казаться. Бернигон обречен до конца учебы потешать учителя и весь класс.