В итоге возникала некая государственная эклектика смешение старого и нового, сокращение при одновременном увеличении. Типичным примером стала учрежденная при Екатерине Доимочная канцелярия, при организации которой верховники искали в прошлом «примеров, каким образом доимочные приказы и канцелярии бывали». Когда же само ведомство было организовано, то стало ясно, что это не приказ в старинном смысле, а упрощенная коллегия с президентом, советниками, секретарями, канцеляристами и копиистами, а также ставшим типовым коллежским делопроизводством. Время приказов прошло безвозвратно, вернуть приказной строй управления, о котором стали уже забывать, было невозможно, как и разрядную систему управления территориями – Россия уже жила при губернаторах, ландратах и комиссарах, и изменить это было трудно…
По мере того как правительство втягивалось в обсуждение внутренних проблем, решать их становилось все труднее и труднее – слишком остры были противоречия группировок у власти, слишком многим приходилось жертвовать для «поправления» положения в стране. Протоколы Совета за 1726 год– начало 1727 года свидетельствуют, что в Верховном тайном совете шла явная борьба двух группировок: Меншикова и Карла-Фридриха, которого активно поддерживал последовательно и настойчиво критиковавший светлейшего граф П.А.Толстой. Иногда к ним примыкали другие члены Совета. На стороне Меншикова нередко были А.И.Остерман и Д.М.Голицын. Светлейшему часто удавалось перетянуть на свою сторону «болото» – безынициативных Головкина и Апраксина. Тем не менее Толстой и герцог не давали покоя Меншикову, требуя на заседаниях Совета проведения, например, не ревизии недоимок, на чем настаивал Меншиков, а ревизии расходов Военной коллегии.
«Как же так? – вопрошал в Совете граф Петр Андреевич. – Войны давно нет, а армия никогда не имеет полного комплекта ни в людях, ни в лошадях, ни в амуниции. Немало офицеров находятся в отпусках, и денег им за это не платят. Непременно должны быть деньги в Военной коллегии!» Меншиков, думая о своих, далеко не благородных личных интересах и о престиже военного (своего) ведомства, последовательно отклонял идею такой ревизии. Направляя коллег по Совету по ложному следу, он предложил собрать финансовые ведомости из всех центральных учреждений, чтобы их обсудить.
Ведомости составлялись весьма долго, и когда они в конце 1726 года пришли в Совет, то все увидели, что Толстой прав – обнаружилось, как деликатно отмечалось в протоколе Совета, «несходство»: «Камер-коллегия объявляет денег в сборе больше, а Военная – меньше». А в 1729 году, когда оба непримиримых спорщика – Меншиков и Толстой – заканчивали свои жизненные пути, один в Березове, а другой на Соловках, стало известно, что за 1724–1727 годы военные получили с крестьян 17 миллионов рублей, а на военные нужды израсходовали лишь 10 миллионов. Сведений о том, на что были истрачены остальные семь миллионов рублей, да еще постоянно поступавшие по сборам прошлых лет недоимки, в материалах Военной коллегии мне найти не удалось.
9 января 1727 года был составлен развернутый проект указа императрицы, который после обсуждения был утвержден и реализован серией именных указов. Они предусматривали: прощение крестьянству 23 копейки майского 1727 года сбора подушной подати, отзыв из губерний всех военных, посланных для завершения переписи и взыскания недоимок. Армия выводилась из деревень и поселялась в городах, а функция сбора подати передавалась местной администрации и помещикам, владельцам «душ мужеска полу». Кроме того, начали сокращать штаты центральных и местных учреждений, закрывали некоторые коллегии и канцелярии, наконец, установили практику длительных отпусков офицеров-дворян без содержания.
Но самым важным было решение Совета образовать две комиссии: комиссию «об окладе» подушной подати, цель которой состояла в «основательном определении знатной убавки в платежах подати», и комиссию «об армии» (штаты, расходы). Это представлялось выходом из тупика, компромиссом между Сенатом и военным руководством.
Идея передать все проблемы в особую комиссию, составленную из чиновников, заинтересованных в решении этих проблем по-своему, исходя из своих собственных и ведомственных интересов, как видим, не нова в России. В сущности, комиссии создавали иллюзию деятельности, за ними тянулся шлейф слухов, подчас весьма выгодных для тех, кто затевал комиссии совсем не для решения вопросов, а для затягивания радикальных решений по ним.
Так было и в этот раз. Лишь к концу 1720-х годов, то есть к концу царствования Петра II, комиссии «об армии» и «об окладе» собрали материал и подготовили свои предложения, которые новое правительство уже не сочло нужным реализовывать – надвинулись другие, более актуальные проблемы, также требовавшие срочного решения.
Глава 5
Империю никто не отменял
Обзирая наследие исполина
Наследие, доставшееся преемникам Петра в международной сфере, было поистине огромно. Могущественную империю, протянувшуюся от Колы на Кольском полуострове до Астрабада в Персии, от Киева до Охотска, представляла собой Россия 1725 года. Для всех было очевидно, что это могущество даже не достигло своего пика – империя «прирастала», перед взором великого реформатора вставали картины новых завоеваний и походов. Как уже говорилось, одним из последних постановлений Петра был указ об отправке экспедиции Беринга для изучения северо-восточной оконечности Азиатского континента. Пройдет еще несколько лет – и 21 августа 1732 года русские мореплаватели Иван Федоров и Михаил Гвоздев высадятся на побережье Аляски, чтобы распространить владения империи на Новый Свет.
Имперская мечта Петра об Индии после присоединения к России в 1724 году северных провинций Персии стала казаться как никогда близкой. Усилия Петра были направлены на освоение новых территорий, понимаемое как выселение из них мусульман и заселение колонии христианами – русскими и армянами. Астрабад, Решт и вновь основанный город Екатеринополь должны были стать опорными базами русского могущества в Азии, исходной точкой движения империи в Индию. В конце петровского царствования было положено начало активной политической и военной разведке в Закавказье. Заключенное в 1724 году соглашение с Турцией о разграничении влияния в Персии могло продержаться недолго: турки продолжали неуклонное давление на ослабевшую Персию и ее владения на Кавказе, это не могло не привести к столкновению с Россией. Печальная «Прутская конфузия» 1711 года, когда армии Петра (с величайшим трудом и посредством унизительных территориальных уступок) удалось вырваться из западни, в которую она угодила на берегу Прута, чрезвычайно болезненно была воспринята в Петербурге, и ее не забывали. Словом, вероятная война с Турцией прочно заняла одну из первых строчек листа внешнеполитических проблем России.
Но все же по традиции главным объектом внимания первого императора России оставался Балтийский регион. Именно здесь делалась политика России с конца XVII века на протяжении трех десятилетий, и, «прорубив окно в Европу», Россия стремилась его максимально расширить. Целью империи было стремление превратить Балтийское море в «Русское озеро». Достигалось это как расширением территории империи вдоль его берегов, так и усилением русского влияния в странах бассейна Балтийского моря.
Бесспорно, что успехи Петра здесь были грандиозны. Он был одним из тех редких в России государственных деятелей, которые умели извлекать максимальную пользу из последствий войны. Трудно переоценить эти способности, редкостное сочетание государственного, полководческого и дипломатического дарования в одном человеке. Ништадтский мир 1721 года, заключенный со шведами, оказался подлинно триумфальным и наивыгоднейшим: за Россией навсегда были закреплены провинции Швеции на восточном берегу Балтики, причем Петром были не только возвращены территории, принадлежавшие России в начале XVII века, но и присоединены земли, ей не принадлежавшие (Эстляндия, Лифляндия, Выборг).
Умело играя на противоречиях партнеров и противников, Петр сумел расширить и сферу влияния России в Северной Германии. Военные, дипломатические, династические шаги России привели к тому, что русское присутствие и влияние в Мекленбурге, Голштинии, Курляндии стало истинной проблемой для стран, традиционно доминировавших на Балтике и в Германии: Дании, Швеции, Англии, Голландии. Игра на внутренних противоречиях и борьбе партий и группировок в Польше и Швеции позволила Петру фактически оккупировать Курляндию, геополитически тесно связанную с Ригой и Лифляндией, где стояли русские гарнизоны. В Швеции после Ништадтского мира были сильны реваншистские устремления, но они (после ограничения в 1720 году власти короля, в обстановке упорной внутренней борьбы) были в значительной степени подавлены действиями прорусской партии, делавшей ставку на голштинского герцога Карла-Фридриха – претендента на шведский престол – и стоявшего за его спиной Петра. В 1724 году сложная дипломатическая игра завершилась победой России – русско-шведский союз был торжественно подписан, и Швеция, казалось бы, окончательно была втянута в фарватер русской политики, как раньше Польша…