и преуспеть благодаря красоте и податливости их жен!
Не хочу никого обижать, но осмелюсь все же заметить, что, по мнению многих мужчин и женщин, дамы оказывают мужьям своим неоценимую услугу, раздобывая то, чего собственными достоинствами супругу вовек не раздобыть.
Я знавал одну весьма ловкую даму, которая добилась ордена Святого Михаила для своего мужа: награду сию, кроме него, носили всего только двое наизнатнейших принцев во всем христианском мире. Дама часто говаривала мужу во всеуслышание (она была нрава общительного и любила принимать у себя гостей): «Ах, друг мой, долгонько же пришлось бы тебе гоняться за сим диковинным зверем, что нынче ты носишь на шее!»
Слышал я историю об одном вельможе времен короля Франциска: вельможа этот, получив тот же орден и желая возвыситься над покойным господином де Шатеньере, моим дядею, сказал ему с насмешкой: «Вам, верно, хотелось бы носить на шее такой же орден». На что дядя мой, острослов и шутник, каких мало, отбрил не задумавшись: «По мне, лучше сдохнуть, нежели лазить за орденами в ту узкую щель, в какую вы пролезли». Вельможа не нашелся что ему возразить на это, слишком хорошо зная, откуда подул ветер.
Слышал я и другую историю об одном знатном сеньоре, коему жена выхлопотала и сама принесла указ о назначении на некий высочайший государственный пост; указ этот даровал ей принц в благодарность за известные милости; муж решительно отверг сие назначение, ибо супруга его целых три месяца пребывала в фаворитках у принца, о чем он догадывался; тем самым проявил он благородство души, коим выгодно отличался всю свою жизнь; но какое-то время спустя все же принял сию должность, совершив поступок, о котором я здесь распространяться не стану.
Вот эдаким-то манером дамы наши затевают и выигрывают баталии, какие кавалерам и не снились; я хорошо знаю сих воительниц и мог бы назвать их поименно, да боюсь угодить в сплетники и злопыхатели; расскажу лучше, как наши прелестницы доставляют мужьям не только почет, но и богатство.
Знавал я одного бедного дворянина, который привез ко двору красотку-жену; не прошло и двух лет, как они зажили припеваючи и деньгам счет потеряли.
Надобно еще благодарить тех дам, что доставляют прибыль мужьям своим, а не делают их разом и голодранцами и рогоносцами, как, например, Маргарита Намюрская, которая сдуру отдала все свое добро Людовику, герцогу Орлеанскому, притом что он и так был могущественным и знатнейшим сеньором, братом короля; она разорила мужа дотла, ввергнув в нищету и вынудив продать свое графство Блуа все тому же герцогу, который даже не подумал отблагодарить глупую женщину за то богатство, что она отобрала у мужа и принесла ему. Ну а в том, что она была глупа, сомневаться не приходится: кто же, находясь в бедности, отдает деньги богатому?! Герцог же взял, да еще и посмеялся над ними обоими, что было весьма свойственно этому вельможе, легкомысленному и непостоянному в любви.
Знавал я еще одну даму, которая, влюбившись по уши в некоего придворного и дозволив ему пользоваться ее милостями, все стремилась пощедрее одарить своего возлюбленного, но никак не могла сделать это, ибо муж прятал от нее мошну с деньгами не хуже иного кюре; тогда она преподнесла сердечному другу все свои украшения, стоившие не менее тридцати тысяч экю; при дворе шутили, что теперь человек этот может выстроить целую крепость из этих драгоценных камней – столько их было; вслед за тем даме досталось большое наследство; завладев еще двадцатью тысячами, она и из них бо́льшую часть подарила любовнику. Говорили, что, не получи она этих денег, она бы ему отдала и рубашку и платье с себя. Не правда ли, эдакие алчные злодеи и вымогатели достойны самого сурового осуждения за то, что вытягивают последнее из потерявших разум безумиц; ведь кошелек – не женское чрево, никогда не скудеющее от щедрот своих; он сам собою не пополнится, и то, что оттуда выудишь, – пиши пропало! Придворный, коего любовница осыпала своими каменьями, спустя некоторое время умер, и все его имущество, по парижскому обычаю, пустили с молотка; вот когда украшения дамы выплыли на свет божий, и их узнали все, кто видел эти камни на ней самой; то-то было позору безрассудной женщине!
Один знатный принц, питавший любовь к некой добронравной даме, приказал купить дюжину бриллиантовых пуговиц, великолепно обделанных и покрытых письменами в виде иероглифов загадочного содержания; он преподнес эти пуговицы своей любовнице, которая, внимательно рассмотрев их, заметила, что не нуждается в загадочных изречениях, ибо между нею и им все давно уже сказано ясно и непреложно.
Знавал я одну даму, которая часто говаривала мужу, что скорее сделает его вороватым, нежели рогатым; поскольку оба эти звания весьма двусмысленны, супруги, надо полагать, могли похвастать небольшою толикой и того и другого.
Однако думаю, что большинство дам поступают иначе, берегут кошельки свои куда строже, нежели пылкие тела, и, даже будучи весьма богатыми, редко одаривают кавалеров, разве что время от времени преподнесут недорогое колечко, муфту, шарф или иную безделицу, полагая, что так заставят больше уважать и почитать себя.
Впрочем, знавал я одну весьма знатную даму, отличавшуюся необыкновенной щедростью и дарившую любовникам своим шарфы, перевязи и прочее убранство, из коего даже малейший пустяк стоил от пятисот экю до трех тысяч; вещи эти, изукрашенные вышивкою, жемчугами и драгоценными каменьями, по великолепию не знали себе равных. И она требовала, чтобы мужчины не прятали ее подарки по сундукам да кошелькам, как иные дружки иных дам, но открыто щеголяли в них пред всем светом, украшая ими себя, а собою – их и прославляя щедрую дарительницу, которая отличала своих любимцев по-царски, как и подобает истинно благородной даме, не в пример тем прижимистым бабам, что раскошелятся, самое большее, на какой-нибудь серебряный перстенек. Но чаще всего дарила она мужчинам красивые кольца с драгоценными каменьями, ибо роскошный шарф, или бант, или кружево надевают лишь в торжественных случаях, кольцо же на пальце носится каждодневно и всегда уместно.
Разумеется, при этом истинно благородный и великодушный кавалер должен служить даме за красоту, которой она блистает, а не за золото и камни, коими блистают ее подарки.
Что до меня, то могу похвастаться: я и сам нередко служил добронравным дамам, притом отнюдь не низшего сословия, и коли бы принимал от них все, что они дарили мне, или вымогал то, что хотел, уж верно, был бы нынче богачом и имел предостаточно всякого добра, и мебелей, и денег на тридцать тысяч