Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ну, понимаете, он… того, - медленно покрутила я указательным пальцем около виска, как будто бы наматывала на палец прядь волос.
- Что значит «того»? – с великим подозрением в глазах продолжал прожигать меня строгим взглядом полицейский.
- Он психически неуравновешенный, - нервно произнесла я, облизав губы. – Повторяет то, что услышит, а сам даже имени своего не знает.
- Ну, знаете, как попугай, - с полуслова понял меня Даниил.
- А он не пьяный ли просто? – подозрительно глянул на меня мужчина в форме. – Вы же все с клуба едете. Надрались, небось, как черти.
К сожалению, он был недалек от истины. Но я продолжила сражаться.
- Он не пил. Ему же нельзя, иначе припадок случиться, - самозабвенно врала я, хотя терпеть это дело не могу и по-крупному стараюсь не лгать, хотя, если честно, в моей жизни очень много неправды, из-за которой мне порой до головокружения стыдно перед друзьями, хотя ничего плохого я не делала.
- Припадок? – повторил полицейский. Кажется, он не особенно верил мне, но насторожился.
- Ага, припадок. Но у него сейчас редко бывают припадки. – Я печально вздохнула. - После курса в больнице - специализированной больнице - наш Олег себя лучше чувствует.
- А зачем вы его с собой взяли-то, больного? – строго взглянул на меня капитан Пилимонкин, как будто бы я была опекуншей этого умника, в которого вселился дух алкаш.
- Мы взяли его, потому что водитель – его сестра. Она не могла его дома одного со старой бабушкой оставить, потому что если Олег буянить начнет, она с ним не справиться, - всегда умел надавить на жалость Дан. Женька хмыкнул в кулак. Бабушку Темных Сил мы отлично знали – эта старушка весьма преклонных лет иногда казалась моложе всех нас. Олежка ее уважал и даже побаивался, а потому даже слушался.
- Так он еще и буянит! Вашему парню точно не место в клубе, - покачал головой страж правопорядка, качая головой, не зная, то ли верить нам, то ли нет.
- А чего, он не человек, что ли? – возмутился Даниил, всегда очень чутко относившейся к вопросам справедливости и предвзятости. – Если он не такой, как все, ему что, дома прятаться? Почему если он отличается от других, он автоматически считается кем-то таким, с чьим мнением нельзя считаться?
- Согласно статьи 1 Всеобщей декларации прав человека, принятый Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А десятого декабря 1948 года в Париже, все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, - процитировала наизусть Алсу, вновь зажимая рот своего мычащего парня рукой. Капитан поднял густые брови, каждая из которых была похожа на ус, но ничего более нам не сказал. То ли Всеобщую декларацию прав человека уважал, то ли в этом был виноват его заждавшийся коллега.
- Андреич, давай быстрее! – заорал ему напарник на наше всеобщее счастье. – Сколько тебя ждать можно?
- Ладно, сидите со своим равным и свободным другом, - проворчал мужчина в форме и, наконец, покинул нас.
- Пилимонкин – дурак, - сказал Темные Силы напоследок и вновь добросовестно вырубился, устроив голову на плече Алсу.
- Засада, - только и смог произнести Дан, а Женька улыбнулся мне и показал большой палец, поднятый кверху – мол, хорошо придумала! Я улыбнулась в ответ, подумав вдруг, что у Евгения чудесные глаза. Захотелось вдруг коснуться его руки, но
Раджи вернулась минут через пятнадцать, вроде бы спокойная и, как и всегда, уверенная, но всем нам было понятно, что настроение у нее подпорчено.
- Так, поехали дальше, - невозмутимо сказала девушка и повезла нас на Монастырский остров. Когда-то давно на этом довольно большом, очень вытянутом острове, через который сейчас проходил самый длинный в городе мост, ведущий на другой берег, находились два старинный монастыря – один на одной стороне длинного острова, второй – на другом. Однако после революции их разрушили, и долгое время, почти неполное столетие, вместо звука колоколов здесь стояла тишина, затаившаяся в печальных развалинах. Десять лет назад один из монастырей восстановили, превратив его в белокаменную церковь, а вот к реконструкции второго еще только готовились. Алсу предлагала ехать именно ближе к безлюдным развалинам, которые находились почти на самом берегу острова – оттуда, по ее словам открывался изумительный вид на город, полыхающий огнями в ночи.
Подруга оказалась совершенно права. Когда мы приехали на остров и по плохой грунтовой дороге, которую Танк с легкостью преодолел, и подкатились к воде, встав под огромным ветвистым деревом, вид нам открылся потрясающий – городские огни в незамерзающей черной воде, кажущейся совершенно спокойной, как в озере, казались вытянутыми красно-желто-белыми стрелами, нацеленными куда-то в неизвестность. Зрелище завораживало. Природа словно дарила нам полотно, раскрашенная светом и огнями, над которым воцарила непривычная для города тишина. Казалось, даже облака на темном небе не двигались, застыли.
Мы всемером, встав стройным рядком около самой кромки неподвижной воды, у берега все же превратившейся в тонкий лед, дружно смотрели на эту красоту, вдыхая морозный воздух, и, кажется, чувствовали себя одинаково хорошо и беспечно. Безмятежно.
Несколько минут мы просто стояли и смотрели вдаль, не чувствуя, как в щеки целует холод, а наши пальцы потихоньку мерзнут. Даже слегка протрезвевший Олег вел себя сдержанно: обняв свою Алсу, он просто глядел вдаль, на высокий берег, на котором располагался город, словно пытался что-то разглядеть и понять. Почему-то лицо его было серьезным и даже не понятно было, что Олег нетрезв. Алсу, положив ему голову на грудь, тоже смотрела в ту сторону, но задумчивый ее взгляд ее был направлен сквозь высокие здания и стену Кремля на берегу.
Дан и Алена, не отрываясь, рассматривали реку, усыпанную огнями города, как мистическими кристаллами-самоцветами. На лице у Алены блуждала полуулыбка – видимо, на какое-то время, пленившись ночным пейзажем, подруга позабыла о том, что ей нехорошо от выпитого. Она глядела на воду так, словно вела с ней какой-то свой внутренний монолог.
Дан тоже едва заметно улыбался и пытался снять противоположный берег и часть реки на камеру телефона – наверняка хочет выложить в Инстраграм, у него там достаточно много фотографий. Часть – с девушками-моделями с фотосессий, часть – с ним самим, друзьями и зафиксированными на камеру моментами радости разной степени.
Женька смотрел вверх, на небо, на выглянувшую из редких облаков-шалей луну, которая, казалось, была посыпана морозной пудрой, Звезды стали ярче и с холодным блеском нехотя дарили свой свет тем, кто поднимал на них глаза. Он наслаждался тем, что видел. А может быть, и вдохновлялся – он музыкант, ему это нужно.
Я потерла ладони и, поднеся к губам, подула на кончики пальцев, стараясь немного согреть их своим дыханием. Перчатки остались в машине.
Небо надо мной было такое же неподвижное, как и речная гладь.
Часто говорят, что небо – это свобода, запредельная и бесконечная. Настоящая. Но мне почему-то казалось сейчас, что это небо – огромная клетка с невидимыми прутьями, в которую заключены далекие прекрасные звезды, взирающие на людей так же, как и звери в зоопарке – привычно, с опаской, надеждой, равнодушием. И непонятно, то ли они смотрят на нас, то ли мы на них.
Небо не свобода, и его несвобода вечная. Интересно, а есть ли свобода там, за гранью, за обителью звезд? И свободны ли в таком случае мы, находящиеся тут, на земле, или находимся в двойной клетке?
Ответа я не знала, но мне стало жаль заключенных в невидимую клетку звезды. А вот себя я чувствовала вполне вольготно, так, как будто бы целый мир принадлежит мне.
- Замерзла? – наклонившись, шепнул Женя мне на ухо.
- Есть немного.
- Возьми, - стащил с пальцев он свои кожаные перчатки и протянул мне. Я покачала головой.
- Не вредничай, - поймал мою руку Женька.
- Ладно, давай, но только одну, чтобы поровну было, - согласилась я. Он натянул мне на правую руку большую мне кожаную перчатку, хранившую тепло его пальцев.
- О, обмен перчаточками? – заметил это Даниил и тут же радостно сфотографировал нас двоих на камеру, а после принялся снимать всех по очереди, ослепляя вспышкой.
- Хочу сфотографироваться со всеми по очереди! – на правах именинницы заявила я. – Дан, работай фотографом!
- Уже, моя госпожа, - исхитрился заснять меня друг именно тогда, когда у меня был открыт рот. Фотографии в ночи вышли не очень качественными, зато эмоциональными. Мы смеялись, шутили, дурачились.
Я обнимала Алену и Алсу, развалилась в снегу вместе с Ранджи, ставила на снимке рожки полуживому Олегу, который впал в совершенно сонное состояние, целовала в щеку Даниила, играла в догонялки с Женькой, наслаждаясь простыми прикосновениями. В самом конце, разогревшись и навеселившись, мы попытались сфотографироваться всемером. Дан держал телефон в вытянутой руке и пытался заснять нас так, чтобы было видно всех нас, и, наверное, только с пятой попытки это у него получилось.
- Сильнодействующее лекарство - Артур Хейли - Прочее
- Приватизация по-российски - Анатолий Чубайс - Прочее
- Повесть о том, как в городе N основывалось охотничье общество - Николай Вербицкий-Антиохов - Прочее
- Абьюзер [СИ] - Эл Лекс - Боевая фантастика / Прочее / Космоопера / Периодические издания
- Экспансия: Катаклизм. Том 3 - Дмитрий Дорничев - Боевая фантастика / Прочее / Прочие приключения