Лампа входящего звонка с внешней линии загоралась у оператора нечасто. Хотя нечасто — это не совсем то слово: Эльза работала тут уже больше пяти лет, и ни разу ей не поступал входящий из центральных городов. Понятное дело, что девушка опешила, какую еще реакцию должен был вызвать звонок на оператора из центра? Эльза лишь знала, что звонки начальству «оттуда» ничем хорошим не заканчивались.
— Рита, Рита, ты знаешь, что делать? — спросила она у коллеги, разбирающей посылки.
Та нехотя подняла симпатичную моську от пыльных коробок и округлила глаза:
— Нет.
— Брать, как ты думаешь?
— По должностной инструкции должна брать. Да не беспокойся, на начальство переправишь — да и всё.
— Хорошо. Ты права, по инструкции надо брать.
Эльза сделала два глубоких вдоха, а на третьем сняла трубку, что точно должны были услышать на том конце провода. Девушку почему-то это очень смутило, и она залилась краской.
— Оператор радиокоммуникационного центра Кипоя слушает.
— Отлично. Вы-то мне и нужны, — послышался из трубки низкий мужской голос.
— Я? Но …зачем. Может, я вас на начальство переключу?
— Нет, ни в коем разе! Просто выслушайте. Если история, рассказанная мной, вас не тронет, просто повесите трубку. Зовут меня Эмир Митрофанович. Хм, пока, пожалуй, без фамилий обойдемся, но скажу, что я главный человек в одной редакции. Мне отправить сообщение надо, но сделать это только с границы можно, а мне никак. Выслушаете? Отвечайте да или нет, чтобы внимания не привлекать.
— Да, — немного подумав, сказала Эльза. Она стеклянным взглядом сверлила стену.
Вообще, в ее жизни мало что происходило. Жить в городе основной цепи — это, конечно, не в Периферии, но всё же. Развлечений тут не так много, а в центральные города пару раз в год разве что и вырвешься. В остальном — работа и дом. Многие уходили полностью в семью, но Эльза в свои двадцать пять лет всё еще надеялась, что жизнь может быть яркой, и приключения, похоже, сами нашли ее.
— Отлично, — продолжил незнакомец, — сейчас я говорить буду, а вы слушайте, кивайте головой и что-нибудь в блокнот записывайте. За вами же там камеры следят, я знаю. Линия частная, если что, кто звонил — не узнают. Если до конца дослушаете, я вам простое задание дам, чтобы не заподозрили. Всё понятно?
— Ага, понятно. Записываю! — четко, чтобы это записалось на камеру, отрапортовала Эльза.
— Вы такая молодец! Теперь слушайте.
Последовал рассказ минимум на пять минут о том, что произошло с Иваном, и почему так важно всеми правдами и неправдами отправить сообщение на тот самый пропускной пункт, где его и спасательную команду видели в последний раз. Оператор постоянно соглашалась и картинно кивала, а также записывала какие-то данные себе в блокнот. Трубку она так и не повесила.
— Надеюсь, теперь вы можете понять мое положение. В средствах я не стеснен, так что, если поможете, отблагодарю. А как Иван вас отблагодарит, если мы его найти сможем, я даже представить себе не могу! Поможете?
— Да, ваш запрос мне полностью понятен, — каменным голосом ответила Эльза.
— Замечательно! Я тогда завтра вам позвоню во время обеда, чтобы нас поменьше людей слышало, а вы уж подготовьтесь, чтоб записать.
— Хорошо. До свидания, — наиболее естественно постаралась ответить она и повесила трубку.
Вообще, сейчас внутри у Эльзы всё горело. Она чувствовала себя героиней тех книг, которыми зачитывалась, где искали правду и расследовали запутанные дела. Но то герои, а кто она? Обычный оператор на госдолжности. Руки тряслись. Эльза сглотнула.
— Что там было-то, ничего серьезного? — вывела из ступора коллега.
— Да нет, что там. Простое сообщение, ничего такого, — положив руки на колени и сжав их, ответила Эльза.
— Странно, чегой-с тогда не отправили просто?
— Ну, там человеку голосом удобнее.
— А, ну тогдам-с понятно. Странные они в Центре там все, да, Эль?
— Ага, странные, — почему-то улыбнувшись, ответила Эльза.
Граница Архызия — Королевство. День четвертый. Утро
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Будильник был бессердечен. Ему было совершенно всё равно, что вечером Ивана чуть не загрызли лютоволки, и потом сон приходил рваными частями. Просыпался электротехник в бреду, перенося будильник несколько раз, чего с ним раньше никогда не случалось. Тряхануло его знатно в эмоциональном плане, но ехать-то дальше нужно, никто, кроме него, за руль не сядет. Так что он волевым усилием часам к восьми поднял себя с кровати и без завтрака и какого-либо прощания с домашними поплелся к своему автотранспорту.
Со всеми нами бывало, что надо просто дойти из точки А в точку Б. Обычно ничего даже не замечаешь в такие моменты, действия отточены до автоматизма. Где стоит электротранспорт, Иван хорошо помнил, а ключи положил с вечера в карман, так что вскоре оказался на месте. Открыл дверь, плюхнулся в кресло и немного закемарил. Открыл глаза, когда сзади призывно гуднули.
Все уже поехали, и несколько человек точно успели встроиться впереди него. Не мог же он вырубиться на полчаса? Хотя почему нет. Размеренными движениями он снял автотранспорт с ручного тормоза, щелкнул замыкателем цепи и нажал акселератор. Дальше всё было точно так же, как вчера, хоть бросай электротранспорт и иди себе пешком. Лучше поспать, а Ивану сейчас хотелось именно этого.
Эта монотонность и однообразность что-то ему напоминали. Конечно же, все те будни на заводе, куда его определили после потери памяти! Сначала он прикручивал шестерни на конвейере, потом прошел курсы переподготовки и стал электротехником. Жить стало интереснее, но первое время ему давали только паять контакты в платах. Уже много позже его допустили до электрических цепей завода, где он показал свое мастерство.
Вспоминаются крики начальника смены на нерадивых работников. Медленная лента конвейера, которую всегда хотелось подогнать вперед, чтобы побыстрее отработать норму и пойти домой. Но скорость рассчитывалась по средним показателям, а среднее число, как известно, считают по самому медленному. Иван никогда не мог понять, как можно работать так медленно, да еще и косячить.
Работник, который ставил на место усиления конструкции до него, постоянно косячил. Как же это бесило только недавно выздоровевшего, свежего Ивана. Гриша, а именно так звали этого индивидуума, всегда приходил с перегаром после вчерашней попойки. Попойки эти случались крайне часто, и после них раздолбайство Гриши достигало невиданных размахов. Иван же не мог стерпеть халтуры. Сначала он показывал коллеге на его недоработки, на что тот постоянно кивал, но косячить не переставал.
Тогда Иван просто стал поправлять огрехи, приходящие к нему на конвейере, и будто бы в издевательство над ним Грише выдали грамоту за отсутствие брака в работе. Злоба душила Ивана, но сказать он ничего не мог: если пожалуется — получит выговор со штрафом, ибо занимается не своей работой, для которой не имеет квалификации и образования. Как бы под стражу за такое самовольство не загреметь! Но он не мог иначе.
Эта черта характера… как бы ее назвать? Наверное, она заключалась в поиске правды и устранении несправедливости. В общем, ничего с собой Иван поделать не мог. При работе на конвейере, позже электротехником, а потом и в экспедиции. Да, та самая экспедиция.
Единственное яркое воспоминание за всю жизнь. Так бывает? Нет, не должно так быть, чтобы военную экспедицию вспоминать ярче, чем совместную жизнь, свадьбу, рождение детей, получение квартиры, автотранспорта. Что же это всё значит? Будто и не свою он жизнь проживал, а та вот экспедиция — как раз его.
Монотонный простой в пробке просто убивал и клонил в сон. Его всё еще колошматило после вчерашнего. Лютоволки. Иван, конечно же, видел диких животных и раньше. И собак на выпасе огромных, по пояс, и волков тех же в экспедиции видел, но эти звери — они были другими. Будто не создания природы. Будто выживают они, как могут, в этом непростом мире Архызии. Мощные лапы с крепкими когтями покрыты шерстью, так что ступает зверь бесшумно. Мускулистые задние ноги выгибаются в неправильную сторону, это видно даже под шерстью — они позволяют зверю делать тот самый прыжок, в котором он утаскивает в туман. Глаза светились красным, но Сидор утверждал, что у лютоволков, которых он видел, были зеленые. Значит, мутация?