— Сетевые структуры?
— Да, товарищ Сталин, сетевые структуры. Например, уголовный мир. Он реально существует, имеет свои законы и довольно жестко управляется. Но какого либо единого центра, по которому можно было бы нанести удар, в нем нет. Только большое количество уголовных «авторитетов», всяких там воров в законе. И даже устранение всех этих «авторитетов» не решит проблемы, вместо них новые появятся.
— В этом что-то есть, — задумчиво произнес Сталин, — но уголовников сплачивает угроза наказания, нежелание нести ответственность за преступления.
— А еще их сплачивает нежелание честно трудиться на благо общества, презрение к нормальным людям которые это делают. Какого не возьми, каждый из этих уродов уверен, что общество его не оценило, не дало занять подобающее положение, так пусть теперь это общество пеняет на себя. Он сам возьмет у общества все, что ему якобы причитается. В любом государстве хватает людей такого психологического типа, уверенных, что именно государство виновато в их проблемах. И не только в уголовной среде. Взять, к примеру, творческую интеллигенцию, там таких индивидуумов просто кишмя кишит. Каждый уверен, что он гений и очень обижен, что его не носят на руках всем народом под рев фанфар. И не предоставляют машину, дачу и шикарные апартаменты. А еще он уверен, что ему ограничивают свободу творчества. И правильно уверен, общество ее действительно вынуждено ограничивать. Ибо если не ограничивать, то апофеозом свободы творчества неизбежно станет нависшее над человечеством изображение задницы в процессе акта дефекации, характеризующее истинное отношение этой публики к людям и миру.
Вот на этих недовольных и надо делать ставку, а вовсе не на честных и совестливых коммунистов.
— Думаю, что вы преувеличиваете, товарищ Прутов, — заметил Сталин усмехнувшись.
— Если и преувеличиваю, то не сильно, товарищ Сталин. Видели бы вы какие «шедевры» начали выдавать на-гора наша творческая интеллигенция, когда цензуру отменили. Казалось, что все честное, чистое, все, на что люди могли опереться в духовном плане, вызывает у этих деятелей дикую злобу и нестерпимое желание немедленно затоптать в грязь и обгадить.
— И вы действительно считаете, что мы должны делать ставку на подобных людей?
— На войне как на войне, — пожал плечами Николай Иванович, — идеологическая война вообще дело грязное, оружие выбирать не приходится.
— А вот мы большевики без этого обошлись, но власть, тем не менее, взяли.
Николай Иванович открыл, было, рот, чтобы оспорить данный сомнительный тезис, но благоразумно передумал. Решил зайти с другого конца.
— Товарищ Сталин, но ведь если разобраться, то большую часть грязной работы за большевиков сделали другие. Мающиеся от безделья в своих имениях литераторы, придурошные университетские профессора, газетные борзописцы, адвокатишки, прыщавые гимназисты и прочая богема. Ну и те же промышленники-староверы, которые всю эту богадельню профинансировали. В результате этой массированной идеологической кампании монархия в глазах народа утратила свою легитимность. Никто, когда до крайности дошло, ее не защитил: ни полиция, ни армия, ни даже церковь. Помнится, даже великие князья с красными бантами ходили? В итоге, получив власть, вся эта «демократическая» свора в рекордные сроки довела государство до ручки. Большевики же, перехватив власть в условиях полного развала, спасли страну от гибели.
И в какой еще стране мира мы найдем такое количество скорбной на голову интеллигенции и потенциальных предателей среди промышленников, финансистов и политической элиты? Это вообще только в странах периферийного капитализма возможно, а в цитаделях капитала нам таких тепличных условий никто не предоставит, там надо работать и работать: вдумчиво, упорно и изобретательно.
— Любопытная точка зрения на нашу революцию, — сообщил Сталин после паузы. — Вы случайно старому режиму не сочувствуете? Что-то такое у вас проглядывает.
— Нет, товарищ Сталин, не сочувствую. Прямо скажу, тогдашняя элита доброго слова не стоила. Поскольку к моменту революции утратила не только желание работать на благо страны, честь и совесть, но и остатки разума и здравого смысла. И получила по заслугам, лить по ней слезы просто глупо.
— И на основании чего вы сделали такие выводы? Касательно здравого смысла.
— Сами посудите, товарищ Сталин. Я могу понять промышленников и финансистов из староверов, уж очень им хотелось свести счеты с государством за все «хорошее». Хотя в итоге цена мести оказалась для них слишком велика. Можно понять прочих капиталистов, которым очень хотелось избавиться от государственного регулирования в экономике. Хотя по сути это было глупо. Любому здравомыслящему человеку ясно, что в условиях свободного рынка, после открытия границ, отмены заградительных пошлин и государственного протекционизма конкуренции с западным капиталом они бы не выдержали. Десяток другой лет и прости, прощай российский капитал. Останется только иностранный, который споро примется доить страну. А на что рассчитывали российские дворяне, с энтузиазмом цепляя красные банты? Я понимаю, дворянство было недовольно: имения успели спустить, выкупные за землю тоже. Жить стало трудно и тяжело, работать надо было. Но что они хотели-то? Думали, что вожделенная Республика им имения с крепостными вернет или миллионные дотации платить будет? Чиновники думали, что при «свободе» им не придется каждый день ходить на опостылевшую службу. Студенты и гимназисты, что избавят от необходимости грызть гранит науки. Или взять, например церковь. Она ведь тоже царизм в критический момент не поддержала. Ей хотелось «демократических реформ», выборов патриарха и главное избавиться от государственного контроля в лице Священного Синода. И чем эти игры для нее кончились? О великих князьях с красными бантами я уже говорил.
В общем, вся эта публика почему-то была твердо уверена, что с упразднением самодержавья вдруг автоматически настанет золотой век. Все вдруг сразу станут богатыми и свободными, причем работать при этом не придется.
То есть элита утратила не только здравый смысл, но и инстинкт самосохранения. За что заслуженно и заполучила.
Кстати, уже в Перестройку, ну, вы уже знаете, что это такое, опять наступили на эти грабли. Всем опять «свободы» захотелось, но уже от Советской Власти. И манны небесной соответственно. Интеллигенция, само собой, в первых рядах. Но я так думаю, что не свободы она на самом деле хотела, а Высочайшего Указа о Вольностях советской интеллигенции. Чтобы дали право указывать, как всем жить, но без ответственности за результаты оных указаний. Плюс жирные зарплаты, все в первую очередь и обязательно доступ к спецраспределителям. Ну и чтоб «гегемоны» шапки ломали. И под прикрытием интеллигентских воплей о свободе и демократии высшее партийное руководство с энтузиазмом растаскивало по карманам общенародную собственность. Итог получился, может не таким кровавым как в 1917 году, но тоже печальным. То есть страна в разрухе, население убывает по миллиону в год, а интеллигенция у разбитого корыта.
— Товарищ Прутов, а вы не боитесь мне такое говорить? — весело поинтересовался Сталин после паузы.
— Не боюсь, товарищ Сталин. Я, разумеется, сознаю, что по духу и букве успел наговорить на десять лет строгого расстрела, но в данной ситуации не могу поступить иначе. С самого начала решил говорить только правду. Ну, насколько я сам ее понимаю. Считаю, что по другому тут нельзя. Слишком велики ставки.
— Это хорошо, что вы понимаете. На сегодня наш разговор можно считать законченным, но встречаться нам, видимо придется часто. Быстрее выздоравливайте.
— Как говорится — всегда готов, товарищ Сталин.
Вождь кивнул, поднялся, направился, было к выходу. Но вдруг остановился и снова повернулся к кровати. — Так вы считаете, что Гитлер на самом деле гений стратегии?
— Ага, зацепило таки Иосифа Виссарионовича, — усмехнулся про себя Николай Иванович.
— С уверенностью сказать не могу. Свидетели, как говорится, противоречили друг другу. Но, по моему мнению, стратег он весьма не слабый. Хоть и любитель, но талантливый.
Пока с нами не связался, все ему удавалось. Да и мы избежали поражения, чуть ли не чудом и с огромным напряжением сил.
Да и вы, товарищ Сталин, по факту показали себя прекрасным военным стратегом. Другой вопрос, что до сих пор вы этим делом серьезно не занимались. Но в войну пришлось заняться и очень серьезно. А учиться на ходу. Опыт показал, что полагаться в этом вопросе на генералов нельзя. Гитлер это прекрасно понимает, сам вникает во все тонкости. Иначе они навоюют….
Сталин снова кивнул, попрощался и вышел.
Глава 12
Хорошенько подумать по поводу итогов разговора со Сталиным Николаю Ивановичу не дали. После очередных процедур и кормежки снова заявился неугомонный капитан госбезопасности. Николай Иванович хотел, было пожаловаться на изрядную головную боль, которая на самом деле имела место быть, но не стал. Не те времена на дворе стоят, чтобы такими пустяками прикрываться.