в деда и почему — меня интересовало мало. У меня была своя трагедия и боль, и свои виновные, которых я жаждал наказать.
Куда больше, чем убийство Даниэла Моргана и свихнувшаяся бабуля, меня потрясло знакомство со старшим братом по биологическому отцу и мачехой. Джош и Аннабель. Высокомерная жертва пластических хирургов Аннабель возненавидела меня точно так же, как я ненавидел их всех… за исключением Джоша. Старшего брата я ненавидеть не мог и на то была веская причина. Джош Морган родился с серьезными отклонениями и нарушением центральной нервной системы, вследствие чего он сильно отставал в развитии, и не мог самостоятельно ходить. Каждый вечер сиделка привозила Джоша к столу на инвалидном кресле, но ни разу никто из членов семьи не бросил ни одного взгляда в его сторону, не попытался заговорить. Даже мать. О нем заботились, кормили с ложечки, хотя он вполне мог есть самостоятельно, возили на прогулку, в больницу, но все это делали посторонние, постоянно меняющиеся люди. Джош не был идиотом. Он все понимал и мог говорить, но его развитие остановилось на уровне двенадцати-тринадцати лет, хотя на момент моего появления в доме Джошу уже исполнилось восемнадцать. Это немного странно, но он был старше меня всего на пять месяцев. По всей видимости, мой биологический папаша не терял времени даром, усилено пытаясь оставить свой генетический след в истории человечества. Когда Кертиса Моргана посадили, новорожденному Джошу было всего несколько недель. Больной слабый мальчик, которого отец так ни разу и не подержал на руках, потому что ребенок находился в реанимации первые три месяца своей жизни. Интересно, испытывал ли он чувство вины за то, что первенец родился с огромным количеством патологий? Или свалил всю ответственность на супругу, и поэтому она так ненавидит собственного сына? Когда за столом разворачивалась нешуточная дискуссия, Джош начинал мычать, пытаясь внести в свою лепту, за что частенько получал по губам от Аннабель и полное презрения «заткнись, дебил». В эти моменты мне хотелось встать и задушить ее собственными руками. Однако у меня прав было еще меньше, чем у Джоша. И чтобы я ни сделал и ни сказал — ничего бы не изменилось.
Я пытался, но никак не мог понять поведение Аннабель. Джош был ее сыном. Единственным. Не его вина, что он родился таким. Я неоднократно представлял, как однажды смогу встать и впечатать лицо этой холеной суки в стол, но сейчас… Сейчас я оставался сидеть на месте, с тяжелым сердцем наблюдая, как Джош по-детски обиженно хнычет. Сиделка, как правило, сразу увозила его, когда случались подобные эпизоды, а я приходил в его комнату позже, после ужина и проводил с ним какое-то время, читал книжки, разговаривал, рассказывал, как прошел мой день. Точно также я делал в далеком прошлом, в котором были Эби и Гек, мама и папа….
Так вышло, что именно Джош оказался якорем, в котором я нуждался, чтобы сохранить хотя бы часть себя неразрушенной. Он позволил мне остаться человеком….
В какой-то мере мы оба с ним были калеками. Как физически, так и духовно. Когда я жил со Спенсерами, никто и никогда не напоминал мне о моем физическом недостатке. И я забывал о нем, не обращал внимания. Но Аннабель… Эта неудовлетворённая злобная тварь каждый раз презрительно кривила губы, глядя на мои пальцы, когда я подносил стакан к губам.
— Твой отец был способен плодить исключительно уродов, Джером, — ехидно говорила она. Ее перетянутое пластическими хирургами, лишенное мимики лицо искажала глумливая улыбка. Аннабель была омерзительна, хотя многие мужчины, возможно, сочли бы ее внешние данные неплохими. Я же видел то, что у нее было внутри — смердящая клоака, полная червей. Обычно Логан ее затыкал, но на следующий раз она продолжала снова тыкать мне моим физическим недостатком. Я не пытался развеять ее заблуждения. Я родился с пятью пальцами на каждой руки и ноге. Изуродовала меня жизнь. Хотя я себя уродом, конечно, не считал. И Джош, я уверен, тоже. Когда мы с ним сошлись поближе, оказалось, что у него прекрасное чувство юмора, он отличное рисует, и очень любит классическую музыку, Байрона, Достоевского и Уайльда. Джош был эстетом и очень ценил все прекрасное. Аннабель ошибалась. Кертис не плодил уродов. Уродом был он сам, а Джош поплатился за грехи своего отца здоровьем. Я не сильно верил в карму и возмездие свыше, но в данном случае, сомневаться было очень сложно. Меня карма за его преступления тоже настигла. Дважды.
Но я знаю, что это еще не конец.
Моя жизнь перевернулась с ног на голову, и сейчас от меня почти ничего не зависело. Чтобы пытаться как-то барахтаться против течения, я должен стать сильным, обрести подобие свободы, до которой было еще очень и очень далеко.
За каждым моим шагом наблюдал немногословный сурового вида телохранитель. Каждое мое действие оценивалось Логаном с дотошным вниманием. Я даже одежду не мог сам себе выбирать. Меня коротко подстригли, облачили в брендовые шмотки, и совсем скоро я перестал узнавать свое отражение в зеркале. Единственное, чему не стал препятствовать Логан — занятиям спортом и восточными единоборствами. И это было, пожалуй, последнее, что связывало меня с прошлой жизнью. Во время тренировок я всегда думал об отце, вспоминал каждое слово, совет, напутствия, которые он давал мне когда-то. Я не мазохист, я просто боялся забыть… Боялся стать тем, кем хотели видеть меня Морганы.
В восемнадцать я окончил школу, и поступил, как и было запланировано, в университет Сент-Луиса. Логан купил мне пентхаус, недалеко от главного корпуса и темно-синий Майбах, выделил водителя, но обязанность жить и присутствовать на семейных ужинах в жутком неуютном доме никогда не делась. Квартира была своего рода поблажкой, которой я практически не имел возможности воспользоваться. Там я мог разве что устраивать непродолжительные свидания со своими многочисленными подружками. В университете их стало еще больше и роскошный двухуровневый пентхаус под самой крышей с выходом на вертолетную площадку и личным бассейном под открытым небом, оказался еще более мощным афродезиаком, чем зловещая репутация, которая тянулась за мной из старшей школы. Учился я под фамилией Морганов и часто слышал за своей спиной перешёптывания. Одна из одноразовых подружек рассказала мне, что по университету ходят сплетни, будто я протеже мафиозных авторитетов, а пальцы на правой руке мне отрезали во время пыток или похищения. Я решил не развеивать миф, и