Читать интересную книгу Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская - Борис Мансуров

В одной из наших бесед с Ольгой Ивинской я сказал, что восхищен стихотворением «Ева», поразительно нежно и страстно говорящем об очарованности поэта женщиной. И Ольга Всеволодовна стала рассказывать.

В «Еве» отразился фрагмент нашей летней измалковской жизни. Особо жаркие часы летом мы нередко проводили на берегу Самаринского пруда, в его правой части, где находились пляжи измалковских обитателей. Боря очень любил мои купанья в пруду, хотя я плохо плавала и даже дважды тонула — благо обилие пловцов обеспечивало и обилие спасателей.

Сидя вблизи воды на траве, Борис Леонидович с восхищением наблюдал за силуэтами женщин, выходящих из пруда. Он никогда не купался сам, а лишь снимал свои легкие туфли и иногда ходил по воде вдоль берега озера. Если я хватала его за руку и тянула вглубь, он всегда радостно сопротивлялся и говорил: «Как хорошо я понимаю сказочников, которые пишут о русалках, увлекающих влюбленных в омуты».

Отражения облаков, плывущих в зеркале озерной глади, живо ассоциировались у Бори с сетями местных мальчишек. Они ловили в пруду мелкую рыбешку, заводя свои самодельные сети под камышовые берега озера. «Ева» наполнена любовью к красоте жизни, в ней отразилось Борино восхищение картинами, которые он наблюдал на берегу Самаринского пруда в летние дни нашей счастливой жизни в Измалкове.

Затем Ивинская вспомнила:

— Как нам рассказала знакомая из редакции журнала, Анна Ахматова, услышав стихотворение «Ева», с досадой воскликнула: «Ну как так можно писать в таком возрасте?!» Узнав об этой реакции Ахматовой, Боря с юмором заметил: «Анна Андреевна так хорошо знает Пушкина, но забыла, что любви все возрасты покорны».

ЕВА

Стоят деревья у воды,И полдень с берега крутогоЗакинул облака в пруды,Как переметы рыболова.<…>И в это небо, точно в сети,Толпа купальщиков плывет —Мужчины, женщины и дети.

Пять-шесть купальщиц в лознякеВыходят на берег без шумаИ выжимают на пескеСвои купальные костюмы.

И наподобие ужейПолзут и вьются кольца пряжи,Как будто искуситель-змейСкрывался в мокром трикотаже.

О женщина, твой вид и взглядНичуть меня в тупик не ставят.Ты вся — как горла перехват,Когда его волненье сдавит.

Ты создана как бы вчерне,Как строчка из другого цикла.Как будто не шутя во снеИз моего ребра возникла.

И тотчас вырвалась из рукИ выскользнула из объятья,Сама — смятенье и испугИ сердца мужеского сжатье.

1956 «Я ЛЬНУЛ КОГДА-ТО К БЕДНЯКАМ»

В одной из наших бесед о стихах я спросил Ольгу Ивинскую:

— Почему стихотворение «Я льнул когда-то к беднякам» было написано в 1956 году? Тогда, казалось, все в жизни удачно складывалось: вы постоянно вместе, Пастернак закончил роман, вышел блистательный перевод «Фауста» Гете, родились волшебные стихи любовной лирики и Леня уже поступил в университет[121].

Ольга Всеволодовна стала мне разъяснять:

— Именно завершив роман, который уже несколько месяцев лежал в редакциях без какой либо реакции, Боря отчетливо понял, что его истинные мысли и воззрения на революцию и советский строй никогда в Стране Советов не напечатают. Он твердил: «Я не люблю нашу интеллигенцию за раболепие перед силой и половинчатость. Это какие-то полулюди».

В своей книге Ивинская написала:

Говоря об «Иване Грозном» Эйзенштейна, считавшемся одним из шедевров советской кинематографии, Борис Леонидович возмущался попыткой оправдать и возвеличить опричнину, что в то время импонировало Сталину, оправдывая его неслыханные жестокости и казни. «Какая подлость! Какие они свиньи — и Эйзенштейн, и Алексей Толстой!» — негодовал Борис Леонидович. Патриотизм Пастернака контрастировал с казенным патриотизмом советских писателей, которые утверждали, что «этот небожитель не был социальным поэтом». Однако еще Максим Горький в своем письме писателям говорил о Пастернаке[122]: «Это — голос настоящего поэта, и — социального поэта в лучшем и глубочайшем смысле понятия».

Пастернак своим романом решился на одно из самых волнующих и трагических в середине XX века сражений духа против насилия. И потому стихотворение «Я льнул когда-то к беднякам» вырвалось из его души, когда главный труд всей жизни — роман «Доктор Живаго» — лежал и ждал решения своей судьбы от тех, кому «с давних пор Пастернак был уже не верен».

Я льнул когда-то к беднякам —Не из возвышенного взгляда,А потому что только тамШла жизнь без помпы и парада.<…>И я старался дружбу свестьС людьми из трудового званья,За что и делали мне честь,Меня считая тоже рванью.<…>И я испортился с тех пор,Как времени коснулась порча.И горе возвели в позор,Мещан и оптимистов корча.Всем тем, кому я доверял,Я с давних пор уже не верен.Я человека потерялС тех пор, как всеми он потерян.

1956 «ПРОБЛЕСК СВЕТА»

Во время наших бесед Ольга Всеволодовна обратила мое внимание на стихотворение «Проблеск света». Оно оказалось связано с жизнью и «колымской мечтой» Варлама Шаламова. Об этом подробно и трогательно написала Ирина Емельянова[123]:

В начале 30-х годов, после первой отсидки в лагере, Шаламов был редактором журнала «За овладение техникой», где литературным сотрудником работала совсем молоденькая Ольга Ивинская. Ее очерки в журнале публиковались. Там они встретились в первый раз. От этого знакомства до первых писем из Туркмена — дистанция в 20 лет. <…> После возвращения из долгой колымской каторги Шаламов вынужден жить за 101-м километром от Москвы, устроившись агентом по снабжению на решетниковском торфопредприятии в поселке Туркмен Тверской области. Оттуда он пишет Ольге Ивинской робкое письмо:

«Дорогая Ольга Всеволодовна! Если Вы помните меня и сохранили интерес к стихам, то прошу Вас мне написать. Я мог бы показать Вам кое-что, заслуживающее внимания. В Вас я всегда видел человека, который чувствует правду поэзии. Более 20 лет мы не виделись. <…> Но — и без стихов и без рассказов — я хотел бы видеть Вас. 20 марта 1956 года».

Шаламов с нетерпением и тревогой ждет ответа от Ольги. Тогда им написаны волнующие строки:

Сотый раз иду на почту,За твоим письмом…Мне теперь не спится ночью,Не живется днем.

Все годы, проведенные в колымских лагерях, он помнил и любил Ольгу, ждал своего освобождения и встречи с ней. Удивительны превратности судьбы: на Колыме он носил с собою книжку стихов Пастернака, которая помогала ему спастись, давая веру и искру надежды на освобождение. Шаламов описал случай, когда он проехал зимой по северному бездорожью более 500 километров за каким-то письмом из Москвы. Наградой ему стало письмо от его любимого поэта Бориса Пастернака. Тогда Шаламов послал Пастернаку две рукописные книжечки своих стихов, написав в сопроводительном письме:

«Примите эти две книжки, которые никогда не будут изданы. Это лишь скромное свидетельство моего бесконечного уважения и любви к поэту, стихами которого я жил в течение 20 лет. 22.02.52 г.

В. Шаламов».

Пастернак пишет обстоятельное письмо с разбором его стихов, делая исключение для Шаламова первый раз в своей послевоенной жизни. В 1953 году Шаламов проездом посещает Пастернака в Переделкине. Разумеется, о любви и совместной жизни Пастернака и Ольги ему ничего известно не было.

Ольга отвечает на письмо Шаламова, приглашая в гости, и он приезжает на встречу с ней в Москву в Потаповский переулок. С весны 1956 года Шаламов бывает по субботам у Ольги в Измалкове, где встречается с Пастернаком. Поняв глубину их отношений, Шаламов ведет долгую беседу с Пастернаком и затем пишет удивительное письмо Ольге:

Пос. Туркмен, 101-й километр от Москвы, 23 апреля 1956 г.

Это — просто как кусочек дневника человека, которому второй раз в жизни судьба показывает его счастье в необычайном, фантастическом сплетении обстоятельств, которых никакому прославленному фабулисту не выдумать. <…> Дело в том (и это главное), что реально существует некий идеал, вяжущийся с душой, творчеством и жизнью поэта. <…> И этот идеал воплощается в реально существующей женщине, которая и делает из поэта — ПОЭТА! Эта живая женщина и есть свидетельство верности пути. <…>

Я по-новому прочел ряд стихов Пастернака и с новой силой почувствовал то, что он говорил мне когда-то о честности поэтического чувства. За этот фантастический узор, который вышила жизнь на моей судьбе 14 апреля 1956 года, я бесконечно ей благодарен. Она подняла на новую высоту человека, жизнь, идеи и творчество которого столь мне дороги.