Читать интересную книгу Одна минута и вся жизнь - Алла Полянская

— Здравствуй, Дана.

— Привет.

Лека, сидящий у Даны на руках, уронил игрушку, Вика подняла и протянула ему.

— Как его зовут?

— Алеша.

— Он похож на… — Вика не смогла произнести имя «Стас», горло перехватило.

— Да. Похож. А ты почему здесь?

— Моя дочь учится в параллельном классе с твоей.

Они обе молчат. Вике многое хочется сказать сопернице, но она натыкается на пустой взгляд Даны и молчит.

— А-а, так это наша Даночка! Явилась сюда! — Голос напоминает змеиное шипение. — Вика, не смей стоять рядом с этой…

Дана поворачивает голову. Ирина Степановна совсем постарела, и ее черты исказила злоба. Говорят, женщина в старости имеет то лицо, какое заслужила. Лицо Ирины Степановны потемнело, и она стала напоминать злую колдунью. Эта еще нестарая женщина возненавидела весь мир. Когда-то она была уважаемым человеком, а теперь кто? Книг везде навалом, магазины все битком, без дефицита она превратилась из королевы в прислугу. Никто не завоевывал ее расположения, никто не искал с ней знакомства.

Разрыв Вики и Стаса Ирина Степановна восприняла как личное оскорбление. Она сразу поняла, что Стас — редкая удача для любой женщины, тот самый принц, которого ждет каждая, но не каждая получает. И Ирина Степановна всячески поощряла роман дочери. И вдруг в одну секунду все рухнуло. Появилась эта потаскушка — и конец. Ирине Степановне и в голову не приходило, что если все вот так быстро разрушилось, то, возможно, ничего серьезного и не было. Нет. Она из тех людей, которые постоянно ищут виновного во всех своих бедах. И вот теперь — эта встреча.

Ирина Степановна сразу поняла, чья дочь эта девочка в розовом атласном платье, красивая, как принцесса из сказки. А ее внучка похожа на это нич-тожество, Юрку. Почему такая несправедливость? Одним — все, другим — шиш с маком?

— Что, угробила мужика? И много тебе досталось? Видать, не очень. Так тебе и надо, шлюха общежитская, и место тебе на помойке, ишь, вырядилась…

Увесистая оплеуха прервала излияния мегеры. Лидия Петровна, в белом костюме и шляпке, брезгливо стянула с руки белую ажурную перчатку, которую измазала в крови, хлынувшей из носа злобной бабы.

— Видишь, дорогая, как надо учить хамов? — Лидия Петровна высокомерно оглядывает Вику и Ирину Степановну. — Именно так я всю жизнь учила не в меру возомнивших о себе плебеев. Умой свою мамашу, девочка, и сделай ей прививку от бешенства. Идем, Дана, там уже строят деток, поглядим на нашу куколку.

Лидия Петровна взяла у Даны Леку и проплыла сквозь толпу расступающихся родителей. Дана шла за ней, а в голове звенело. Слова ранят больно, Дана никогда не прощала такое. Но сейчас у нее нет сил. Она идет вслед за свекровью и понимает, что Лидия Петровна сделала единственное, что стоило сделать.

— Дана! — Вика стоит за ее спиной.

— Что?

— Извини.

— Ничего, бывает.

— Можно, я приду к тебе? — Голос Вики дрожит от напряжения.

— Зачем?

— Я хочу поговорить.

— Не надо, Вика. Я не считаю себя виноватой перед тобой. О чем нам говорить? Я не могу. Я не хочу ни с кем говорить, понимаешь?

— Прошло уже два года.

— Больше.

Пока они ведут этот странный диалог, дети входят парами в школу. Аннушка смеется, машет маме рукой. Дана ей отвечает, и вдруг в ее груди словно сжимается что-то в предчувствии беды.

— Она у тебя очень красивая. — Вика все еще стоит рядом.

— Я знаю. Мои дети похожи на своего отца.

Лидия Петровна поворачивается к ним.

— Вика, пожалуйста. Не надо дергать Дану.

— Я не…

— Послушай, Вика, ничего уже не изменишь. Жизнь так сложилась. Я ничего не имею против тебя до тех пор, пока ты не трогаешь мою дочь. Пожалуйста, пойми меня правильно.

— Простите.

Вика поворачивается и уходит. Дана прижимает к себе Леку, тот почти спит, устав от толчеи.

— Дана, езжай с ним домой, а я подожду Аннушку. — Лидия Петровна встревоженно вглядывается в лицо невестки. Черт, где только берутся такие негодяйки, как эта отвратительная баба? — Возьми машину, мы вернемся на такси.

— Хорошо.

Лидия Петровна нежно целует теплый выпуклый лобик Леки. Как чудесно пахнет мальчик, немножко взмокший и сонный! Совсем так, как когда-то Стасик. И глазки точно такие, и волосы. Дана подарила ей это чудо, спасла ее от смерти, родив его. Их обоих. Тоска по Стасику теперь не бьет насмерть.

— Я позвоню, когда мы будем выезжать.

— Хорошо.

Они много раз так делали. Дана загнала машину в гараж, взяла Леку и отнесла его наверх в спальню. Она уложила сына в постель, сняв с него сандалики, а велюровый костюмчик мягкий, в нем можно поспать. Вот и пусть спит, набегается еще.

Дана спустилась вниз и пошла на кухню. Надо приготовить что-нибудь вкусное, Аннушка скоро вернется из школы. Дана достала посуду, продукты, но все валилось у нее из рук. Вот, просыпалась мука. Упала ложка. Разлилось масло.

— Да что же это такое?!

Дана выскакивает на улицу и смотрит на дорогу. Вроде бы рано еще. Тяжелая тоска заползла в ее душу. Она возвращается в дом, листает альбом. Вот Лидия Петровна с Аннушкой. Одинаковые голубые глаза, веселые улыбки. Дана так и не научилась смеяться с тех пор, как не стало Стаса.

Часы тикают очень громко. Вот наверху проснулся Лека и, деловито кряхтя, спускается по ступенькам. Он выломал несколько прутьев в своей кроватке, и теперь свободно перемещается по дому. Так птенец взламывает скорлупу яйца. Лека растет парнем свободолюбивым и теперь сам может вылезать из кроватки, когда ему этого хочется.

Дана вывела малыша в сад, он тут же влез в песочницу и принялся там ковыряться. Она снова вышла на дорогу. Такси не было видно. Стоял тихий день, совсем летний, и небо глядело на Дану синими глазами Стаса. Кошка, живущая в ней, встревоженно била хвостом.

«Может, они пошли в кафе? Аннушка любит бывать в разных забегаловках, ей там вкуснее».

Дана заводит Леку в дом, кормит обедом.

Сын возится на ковре, а Дана стоит у окна. По дорожке к дому идет человек. Пожилой мужчина в сером костюме-тройке. Что ему надо? Наверное, ошибся адресом. Вот, звонит в дверь.

— Госпожа Ярош? — Он не смотрит на Дану. — Мне очень жаль, но случилось несчастье. Я должен вам сказать…

Она не понимает, кто так кричит в ее доме. Кричит громко и отчаянно, чтобы не слышать того, что сейчас скажет этот человек.

10

Вадик с Даной молча сидят на кухне. Цыба думает о том, что надо бы позвонить Витальке, остановить Дану, которая, похоже, все-таки спятила, но его решимость разбивается вдребезги, когда он поднимает глаза и наталкивается на пустой взгляд подруги. И тогда он думает о том, что поступил бы на ее месте точно так же. Но только Дана — женщина. А это совсем другое дело.

— Ты мыслишь стереотипами. — Дана знает, о чем он сейчас думает. — Впрочем, как и большинство мужчин. И убийца Аннушки тоже мыслит стереотипами. Поэтому у меня все получится.

— Может быть. — Вадим обреченно вздыхает. Он никогда не умел спорить с ней. — Ладно, ложись спать, а завтра я приеду опять. Что привезти?

— Результаты переговоров. И спроси у Витальки, как он договорился с моими.

— Ты сумасшедшая.

— Это мы уже выяснили, и что? Все сумасшедшие. Норма — понятие расплывчатое.

— Я ни хрена не понимаю, о чем ты говоришь.

— Преимущества классического образования.

— Ясно. Ты вот скажи мне другое. Долго еще будешь мучить Витальку?

— Как получится.

— Тебя надо показать доктору.

— Показывали. Он сбежал, потому что не мог справиться со своим торчащим членом.

Вадик плюнул и ушел. Дана слышит, как отъехала его машина. Она осталась одна в пустой квартире. Эти комнаты когда-то казались ей огромными, а линолеумные плитки пола — верхом элегантности. Теперь она смотрит на все другими глазами.

«С возрастом здорово меняется восприятие. Наверное, отсюда и проблема непонимания между поколениями. Надо делать друг другу скидку на разницу восприятия».

Дана укладывается на свою старую кровать и засыпает. Утром ее будит сирена.

«Значит, уже девять часов».

Каждый понедельник на трубном заводе ровно в девять утра включают сирену — для проверки. Так было, когда они только переехали сюда, и Дане приятно слышать этот звук, пришедший из прошлого.

Она наскоро завтракает, глотает витамины и выходит из квартиры. Сейчас главное — не попасться на глаза соседям, хотя Дана помнит, что здесь никто не отличался любопытством, только ведь прошло столько лет! Но в понедельник подъезд пустует.

Дана идет на остановку мимо зловонных мусорных баков, мимо желтых одинаковых пятиэтажных коробок, в которых летом жарко, как в аду, а зимой — холодно, как на Северном полюсе. Мордатые коты равнодушно наблюдают за ней, сидя на горах отходов. Коты здесь всегда отличались особенной упитанностью. Дане приятно сознавать, что и это не изменилось.