Герард показался в дверном проеме как раз вовремя, чтобы увидеть, как кендер спрыгивает со стола, с которого, он, вероятно, произносил свою речь, и подбегает к Карамону. Лаура, тихо всхлипывая, промокала глаза кончиком фартука. Повар – овражный гном, не стесняясь, рыдал, а посетители таверны восторженно аплодировали, стучали кружками по столам и кричали: «Браво, браво!»
Карамон сидел на своей излюбленной деревянной с резной спинкой скамье. Он улыбался, и улыбка его была согрета лучом солнца, как будто специально скользнувшим в зал, чтобы попрощаться со стариком.
– Извините, что не сумел предотвратить этого беспорядка, – проговорил Герард, входя. – Надеюсь, этот тип не слишком обеспокоил вас. Сейчас я его уведу.
Карамон вытянул руку и погладил хохолок кендера, стоявший торчком, словно хвост у рассерженного кота.
– Нет, он совсем не помешал мне. Я был рад снова его увидеть. Ты говорил замечательно, Тассельхоф, особенно хорошо у тебя получилось о дружбе. Просто отлично. Спасибо. – Тут Карамон нахмурился и покачал головой. – Только я не понял всего остального. Тас, что это ты говорил насчет Объединенных Эльфийских Народов и Речного Ветра, будто бы он придет сюда? Он ведь умер много лет назад. В этом есть что-то странное. Надо будет мне поразмыслить над тем, что все это могло бы значить. – С этими словами Карамон тяжело поднялся на ноги и направился к двери. – Пора мне идти на вечернюю прогулку, Лаура.
– Обед будет готов к твоему возвращению, отец, – сказала Лаура. Она поправила передник и велела повару привести себя в порядок и отправляться на кухню.
– Только ты не очень-то долго думай над этим. Хорошо, Карамон? – окликнул старика кендер. – Потому что… Ну, в общем, ты сам знаешь.
Он поднял глаза на Герарда, который крепко ухватил его за плечо, стараясь в этот раз держать не только курточку.
– Я не стал ему говорить, что он скоро умрет, – громко, на всю комнату зашептал Тас. – Это было бы довольно невежливо, как ты считаешь?
– Я считаю, что ближайший годик тебе придется провести в тюрьме, – ответил Герард сурово.
Карамон стоял в дверях.
– Да, Тика, милая, я уже иду. – Едва успев выговорить эти слова, он пошатнулся, схватился рукой за сердце и рухнул головой вперед в сторону лестницы.
Кендер одним рывком высвободился из рук Герарда, упал ничком на пол и разрыдался.
Герард кинулся вперед, чтобы поддержать Карамона, но не успел, и тело старика покатилось по лестнице его любимой таверны. Лаура закричала, посетители в тревоге повскакивали со своих мест и бросились к ступеням. На улице к таверне с разных сторон стали сбегаться люди, привлеченные шумом.
Герард со всех ног кинулся вниз по лестнице и первым оказался рядом с упавшим телом Карамона. Он боялся, что увидит на лице старика страшную гримасу боли, ибо у того могли быть переломаны все кости, но Карамон выглядел так, словно совсем не пострадал. Должно быть, он уже утратил земные ощущения, и его дух жил только для того, чтобы попрощаться с близкими.
Лаура распростерлась рядом с отцом. Схватив его руку, она поднесла ее к губам.
– Не плачь, доченька, – едва слышно произнес он, улыбаясь, – твоя мать уже здесь, она рядом со мной и позаботится обо мне. Все будет хорошо.
– Ох, папа, папа! – рыдала Лаура. – Не оставляй меня!
Карамон обвел глазами столпившихся вокруг него людей, едва заметно кивнул головой и чуть улыбнулся. Но глаза его продолжали кого-то искать.
– Где же Рейстлин? – прошептал он.
Лаура недоуменно подняла голову и потерянным голосом произнесла:
– Папа, но ведь твой брат давно умер.
– Он обещал подождать меня. – Голос Карамона зазвучал громче, хоть сам он заметно слабел. – Он должен быть здесь. Тика здесь. Не понимаю. Что-то неправильно. Тас… Что там сказал Тас насчет… Другое будущее…
Его взгляд обратился к Герарду, и он подозвал рыцаря к себе.
– Я попрошу вас… кое-что сделать, – произнес он. Дыхание с хрипом вырывалось из его легких.
Герард опустился возле него на колени, несчастье, случившееся со стариком, тронуло его гораздо больше, чем он мог себе представить.
– Я все сделаю, господин Карамон, – сказал он, – только скажите что.
– Пообещайте мне… – шептал умиравший, – поклянитесь честью рыцаря…
– Клянусь, господин. – Ему пришло в голову, что старик, должно быть, пытается попросить его позаботиться о дочерях или о внуках, один из которых был членом Соламнийского Рыцарства. – Что мне следует сделать?
– Даламар должен знать… Отведите, пожалуйста, Тассельхофа к Даламару. – Голос умиравшего внезапно стал громким и отчетливым. Старик пристально смотрел на Герарда. – Обещаете? Вы можете поклясться, что выполните мою просьбу?
– Но, господин… – молодой человек растерялся, – вы говорите о невозможном. Уже много лет никто не видел Даламара. Почти все уверены, что он давно умер. А этот кендер, который называет себя Тассельхофом…
Карамон поднял руку, разбитую до крови во время падения, и крепко сжал пальцы рыцаря.
– Обещаю вам, господин Карамон, – произнес Герард. Карамон улыбнулся. Он сделал выдох и больше уже не вдохнул. Его остекленевший взгляд остановился на рыцаре, рука даже в смерти продолжала сжимать пальцы Герарда. Рыцарь с трудом высвободил их и уставился на испачканную кровью ладонь.
– Господин рыцарь, я буду счастлив пойти с тобой к Даламару, но завтра я не смогу, – послышался у его локтя всхлипывающий голос кендера, утиравшего слезы рукавом курточки. – Мне нужно произнести речь на похоронах Карамона.
4. Необычное пробуждение
Рука Сильвана горела в огне. Ему не удавалось задуть пламя, и вокруг не было никого, кто бы мог ему помочь. Он стал звать мать или Самара, но никто не отвечал. Он злился, злился, злился на них. Как обидно, что они не обращают на него внимания. Затем Сильван вдруг понял, что они на него сердятся. Он подвел их, оставил в беде, и они к нему больше не придут…
С громким рыданием Сильван проснулся. Открыв глаза, он увидел над собой серого цвета навес. Зрение отказывалось служить ему, и поначалу он принял навес за потолок могильного склепа. Снова почувствовав боль в руке, Сильван вспомнил про огонь и, превозмогая боль, принялся дуть, чтобы погасить его. Боль пронизывала руку и молотом стучала у него в голове. Не увидев вокруг языков пламени, он сообразил, что это ему приснилось. Но боль в левой руке не была сном, она была настоящей. Он попытался осмотреть руку, хотя каждое движение исторгало у него стон.
Сомнений не оставалось. Рука была сломана в запястье, распухла до чудовищных размеров и приобрела какой-то зелено-красный цвет. Он упал на спину и, чувствуя к себе невыразимую жалость, стал оглядываться, удивляясь, почему мать не приходит, когда ему так плохо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});